Пока он все еще здесь

С того дня, когда Сайтама достигает желаемого уровня силы, он перестает вести отсчет времени. Теперь до победы ему всего лишь один удар, а до неба – один прыжок. За всем этим ничего нет, Сайтама понимает это с ужасом. А потом ужас гаснет. И все. Теперь действительно ничего не остается. Поначалу Сайтама еще замечает за собой гнев, разочарование и снова гнев – чувства фоновые, но и они уходят, оставляют после себя безучастие ко всему. Сайтама даже не ощущает обиды: он искал силы, чтобы побеждать, но пока он бегал и приседал, темный мир – злодеи и монстры, видимо, лежали на диване. Эта разница между ним и всеми – пропасть. Сайтама на другой ее стороне. Он в принципе за гранью человеческого понимания, и поэтому, объясняет он себе сам, все, что он делает так малозначительно и незримо. Он слишком увлекся в погоне за силой (которую, без сомнения, догнал), что не заметил, как остался совсем один. В доме, где теперь уйма опустевших квартир, в районе, где остается уйма безлюдных многоэтажек, и на целой планете, где вроде бы много людей, Сайтаму никто не ждет и не любит. Какое-то время Сайтама смеется – он как тибетский монах, избравший путь одиночества во имя чего-то – не обремененность людскими притязаниями делает его практически неуязвимым. А потом он забывает, что такое смех (по вечерам во время просмотра сериалов и телешоу – не в счет). Люди, с которыми ему доводится пересекаться в супермаркетах и во время подработок, за которые Сайтама берется, чтобы себя прокормить, кажутся ему совершенно чужими: он стал настолько изолирован, настолько обособлен от всех них, что ему совсем не о чем с ними поговорить. Сайтама скучает. Страдает – хобби, которое должно было быть ему в кайф, не приносит ему удовольствия, а другого у него нет. Он просто существует, как и прежде, до появления силы (с той лишь разницей, что сила у него теперь есть) все так же чуть сводит концы с концами. А дни идут, однотонные и однотипные, они вонзаются в жизнь Сайтамы созвездиями демисезонной хандры. Сайтама – паук каракурт, слишком ленивый для охоты, он облюбовал мышиную нору и теперь ждет, что монстры напорются на его кулак сами. Смысла к движению нет, смысла к поиску смысла Сайтама не видит. С того момента, как оказалась достигнута конечная цель, время замерло. И жизнь замерла. То, что осталось на вечном бегу – дрейфующий цикл побед в пустоте его к ним безразличия. Сайтаме даже кажется временами, что если этот мир когда-нибудь лопнет, а планета развалится на куски, ему будет все равно. Он уверен, так будет долго-долго – годы, десятилетия, пока он, в конце концов, не умрет. И то, скорее всего, зачахнув от скуки, нежели от разворошившей натренированный организм старости. Скука – единственный минус, а с большего, Сайтаму даже устраивает жить так, самому по себе. А потом этот парень, Генос, приходит в его дом. Он просачивается робкими улыбками, непосредственностью и искренностью ребенка, заискивающим взглядом сверкающих восхищением глаз. А потом незаметно наглеет и вонзается в стену равнодушия Сайтамы, как гвоздь – тут вроде раньше висела картина, которую зачем-то потом сняли, а гвоздь вдруг оказался настолько привычен, что... Генос почему-то привычен тоже, он уверенно завоевывает территорию. Заполняет обезличенные комнаты квартиры Сайтамы собой: шквалом нелепых вопросов и дурацких предложений, скрипом скованных в железо пальцев, скребущим звуком шариковой ручки, теряющей чернила-кровь на лист блокнота, в который Генос старательно записывает о Сайтаме все. Генос топчет его пол железными ступнями и спит на футоне рядом. Сайтама позволяет ему присматривать за домом и готовить еду. Изменения в жизни Сайтамы слишком стремительны, чтобы препятствовать им, мальчишка внедряется в его жизнь так естественно, будто бы изначально был создан для того, чтобы быть рядом. Он сверкающее пятно стали посреди совершенно бесцветных будней. Иногда он – розовый передник (кстати, купленный не по акции – Сайтама ворчал по этому поводу всю дорогу домой) – в любом случае, это достаточно ярко. Его дом: квартира, подъезд, миром забытый район – оживают. Дышат – сопением Геноса по ночам (черт, этот киборг сопит!), говорят его голосом «с возвращением» или «я дома». Генос собирает за сенсеем разбросанную одежду, составляет томики манги в один ровный ряд. Снимает с потолка паутину (лазить за которой Сайтаме попросту было лень), регулярно моет полы и вытирает пыль. И вся квартира будто говорит Сайтаме каждым своим отдраенным до блеска углом: «Смотри, это жизнь. Она происходит здесь и сейчас». Это настолько нереально – эта новая суета, этот новый мир, где по ступенькам в подъезде их поднимается двое. Где Сайтама дарит Геносу на Рождество клетчатый шарф, (он киборгу вряд ли нужен, но Рождество, распродажа – такие дела). И Генос его носит. Это настолько фантастично, что временами Сайтама, чувствуя этот густой кисель жизни, что заполняет всю его пустоту, думает, что если Геноса нет? Возможно, он так одурел здесь, замаринованный в этой квартире, запертый в самом себе – запертый со всей своей силы, на которую способен, что выдумал Геноса в своей голове? Сайтама не помнит, в какой момент в нем просыпается иррациональный страх – не чувство, скорее отголосок эмоции. Но навязчивый, до мурашек по рукам, простирающихся от запястий до самых локтей. Он – мысль, которая бьется, как таракан, накрытый трехлитровой банкой: что будет делать Сайтама, если вдруг Генос уйдет? В самом деле уйдет, ведь он не сможет удерживать мальчишку рядом с собой вечно? Сайтаме будет сложно вернуться туда, где его больше никто не ждет. Физически это выполнимо, конечно, Сайтама засунет эмоции в ящик, как делает это всегда. Но все же. Сайтаме не хочется возвращаться в то время, когда он говорил сам с собой, а ему на полном серьезе не отвечал голос. Он представляет себе жуткие вещи: вот Генос исчезает, тает, как снеговик в феврале, когда белые шелка зимы уже превращаются в воду. Вот снова холодная комната, щели в балконной двери и плесень в ванной над полкой (Генос вычистил ее, но это такая зараза, она возвращается вновь). У Сайтамы на лице – ноль, оно потеряло способность выражать бури в душе мимикой немногом позже, чем его голова окончательно потеряла волосы. Но, когда город спит, и свет их в комнате – единственный свет, горящий в этом районе, гаснет, а заснувший Генос сворачивается на футоне в клубок, как приблудившийся пес, Сайтама приподнимается на локте и на него смотрит. Если чему его и научила жизнь, так это тому, что мгновением нужно наслаждаться, пока оно не прошло. И пока Генос все еще здесь…