***
Пока длится бесконечно долгий час, Оби-Ван находится в странном состоянии забвения: то проваливается в сон, то выныривает из него, открывая глаза. Все остатки сил уходят на то, чтобы подняться и сесть, прислонившись спиной к такой же холодной и грязной, как пол, стенке. Иногда ему слышится металлический лязг за дверью: каждый раз он просыпается и каждый раз по его спине пробегают мурашки, но дверь никогда не открывается. Иногда перед глазами мелькают картинки — рваные, болезненные сны: как его плащ загорается холодным голубым пламенем и на корабле начинается пожар; или как в его кармане вдруг обнаруживается нож, который может перерезать проволоку легко, будто нить, но вместо этого режет только пальцы; или ему кажется, как кто-то начинает шуметь и греметь за дверью, и вдруг дверь открывается, и в каюту врывается человек — широкоплечий, высокий, мускулистый; «Эх, Оби, — говорит ему Оуэн, — ничего не можешь сделать правильно без помощи старшего брата», — и улыбается — широко, весело, так, как во всей галактике только один Оуэн и умеет… Но фигура брата исчезает, едва Оби-Ван открывает глаза. Ему кажется, что за дверью он слышит шум. Волна мурашек, пробегающая по пояснице, вдруг превращается в сладостно-тягучее чувство надежды. Интуиция никогда не подводила его. Иногда Оби-Вану снилось ближайшее будущее — очень редко, раза четыре-пять за всю жизнь — и каждый раз эти провидения сбывались. Интуиция никогда не подводила его — а значит, не должна подвести и сейчас. Ведь так?.. А вдруг его разум играет с ним, и ему только кажется, будто он что-то слышит? А вдруг — очередной сон? Но с каждой секундой шум становится громче, и Оби-Ван понимает: это просто не шаги, там что-то грохочет, ударяется о стены корабля, падает на железный пол. Неужели Оуэн, неужели Оуэн, неужели… Дверь открывается. В пике надежды сердце отстукивает последних два удара и замирает. Пожалуйста, пусть будет Оуэн, пожалуйста, пусть будет Оуэн… — Не двигаться! — кричит полицейский, направляя на Оби-Вана дуло автомата. Его голос искажён респиратором шлема, а сам он одет в боевой броне-костюм, который Оби-Ван раньше видел только на картинках. В комнату врываются ещё двое с оружием в руках. Всё-таки не Оуэн.***
Когда Оби-Ван аккуратно спускается с трапа корабля, он замечает свою железную трубу: лежит там же, где он её уронил. Оби-Ван подходит к ней, кое-как поднимает с земли и ловит вопросительный взгляд начальника отряда — капитана Теймана. Сжав трубу покрепче, Оби-Ван накидывает на голову капюшон плаща. — Для антуража, — объясняет он капитану. — Теперь — ведите! — Поражаюсь вашему оптимизму, мистер Кеноби, — вежливо говорит капитан Тейман, но в его голосе сквозит неодобрение. — После того, что вам сейчас пришлось пережить… — Да, не самый приятной день в моей жизни. — Вы уверены, что отказываетесь от медицинской помощи? Вы могли бы дать показания после того, как вернётесь из больницы. На секунду Оби-Ван задумывается, но потом решительно качает головой. Если забыть про многочисленные синяки, ноющие запястья и пару сломанных рёбер, он чувствует себя прекрасно. — К моему счастью, — отвечает он, — и благодаря вашим стараниям, ничего серьёзного со мной не успело случиться. — Тогда пройдёмте к выходу, — говорит капитан Тейман. Он удивительно сдержан и спокоен для сложившейся ситуации: из четырёх преступников пойманы только двое, оцепление всё ещё замыкает район, ему приходится оставлять двоих своих сотрудников охранять корабль без подкрепления и поддержки, а ещё его раздражает Кеноби: его выпендрёж и детские попытки казаться кем угодно, но только не пострадавшим. Да ему вообще повезло, размышляет капитан Тейман, что мы так быстро идентифицировали его личность, а могли бы скрутить и повезти как тех двоих в участок… эх, отобрать бы сейчас у него эту палку и как дать по затылку! Но капитан Тейман, конечно, не может себе этого позволить. А Оби-Ван идет по космопорту в сопровождении капитана и ещё одного полицейского — с чернеющим синяком на скуле, разбитой губой, в коричневом плаще с капюшоном, опираясь на кусок железный трубы, как на костыль. И ему совершенно нет дела до того, кто и что о нём думает.***
— Ну и напоследок ещё раз напоминаю, что вам запрещается покидать город, — говорит капитан Тейман, провожая Оби-Вана к выходу из полицейского участка. — На этом мы закончим на сегодня. Вам вызвать такси? — Да, было бы здорово, спасибо, — отвечает Оби-Ван. Капитан Тейман показывает какой-то жест молоденькой девочке-курсантке, сидящей за столом неподалёку. — Такси будет ждать у подъезда. До свидания, мистер Кеноби. Оби-Ван собирается тоже попрощаться, но вдруг вспоминает. — Капитан, подождите! Я так и спросил у вас кое-о-чем. — Да? — оборачивается капитан Тейман. — Как вы вообще оказались там? Вы были… очень вовремя. Капитан Тейман бросает на Оби-Вана внимательный взгляд, затем пожимает плечами. — Анонимный звонок из отеля «Королевский день». Сообщение о готовящемся террористическом акте. — А-а, — Оби-Ван не находит, что сказать. — Террористический акт. Ясно. — Да, именно так. Теперь вы понимаете, как вам повезло, мистер Кеноби… крайне повезло. Всего доброго, — капитан Тейман уходит. — Ага… да, и вам всего доброго. Вот значит как, думает Оби-Ван, проходя по коридору. По крайней мере это объясняет, почему капитан иногда смотрел на него с таким подозрением… да Оби-Ван и сам бы начал себя подозревать. Что же это получается? Начнём с самого начала. Он, Оби-Ван, сталкивается с контрабандистом-родианцем в баре. Вместе с синей рожей они угрожают ему и Оуэну за то, что они случайно видят какой-то маленький кристалл. На следующий день Оби-Ван совершенно по-глупому влипает в криминальную историю — как они выяснили вместе с капитаном Тейманом, случается это примерно в четыре часа дня. Затем, в районе шести вечера, две голограммы-подделки отправляются по разным адресам из комлинка Оби-Вана; на одной голограмме Оби-Ван утверждает, что попал в больницу — это сообщение, отправленное начальству, — на другой — уезжает в командировку. Капитан говорит, что подделки очень качественные, и даже сам Оби-Ван ужасается, когда видит одну из них; с этого момента он совершенно обоснованно исчезает для окружающего мира, и никто его больше не ищет и не будет искать. Но примерно через тридцать-сорок минут после отправки голограмм в отделение полиции поступает анонимный звонок о том, что в некотором вполне определённом (!) корабле готовится террористический (!!) акт; отряд быстрого реагирования немедленно выезжает для проверки звонка. Когда они приезжают, они застают там вооружённого родианца, вооружённую синюю рожу и связанного и побитого сотрудника мэрии; ни мужика, который допрашивал Оби-Вана, ни четвёртого контрабандиста (серого ушастика, которого Оби-Ван видел только один раз), на корабле уже не нет. За следующие четыре или пять часов, пока Оби-Ван даёт показания в полиции, никаких новых сообщений о сбежавших преступниках не поступает. И вот теперь из этой истории вытекает главный вопрос: кто мог знать, что Оби-Ван находится в космопорту? И главное — в каком именно корабле его искать? Вывод напрашивается сам собой: этот некто следил за ним так же, как Оби-Ван следил за контрабандистами. Но тогда вопросов становится ещё больше: зачем кому-то вообще следить за ним? И зачем спасать его, Оби-Вана, от неминуемой гибели? А если предположить, что дело было вовсе не в Оби-Ване, то возникает логичный вопрос: что за третья сила стоит за этим анонимным звонком? Другие контрабандисты избавляются от конкурентов? Разборки кристальных мафий чёрного рынка? Такие вообще бывают? Оби-Вану кажется, что от огромного количества информации у него сейчас взорвётся голова. Неприлично медленный лифт внезапно начинает его раздражать. Наконец он выходит из здания полиции, и прохладный воздух окутывает его вместе с выхлопами проезжающего мимо неисправного спидера. На обочине уже стоит флаер такси — вызывающе красный, с рекламной табличкой на крыше. Прежде чем залезть во флаер, Оби-Ван привычным движением накидывает капюшон и берёт в руки железную трубу, аккуратно прислонённую к стене возле дверей. Почему-то ему очень не хочется бросать её на полпути от дома; привёз же он её зачем-то от космопорта… Таксист нервничает всю дорогу.