В истинной красоте всегда есть изъян

Когда они впервые встречаются, Фран честно сам себе признается, что Бельфегор кажется ему красивым. Какой-то своей, аристократической красотой. Совсем как Ниагарский водопад, родина или фарфоровая чашка – у него свой лоск и свое достоинство. Иллюзионист исподтишка любуется прямой осанкой, узкими плечами, точеным профилем, что виден, к сожалению, только от носа, светлыми, цвета соломы, солнца и осенней листвы волосами, и вплетенной в них короной. - Увидел что-то интересное? - заметив на себе чужой взгляд, интересуется принц, растягивая губы в широкой улыбке, и парень чувствует, что за ним следят: пристально и внимательно, как куница следит за своим, пока еще живым, обедом. Фран задумчиво оглядывает его: - Думаю о том, что вы красивы, семпай, – Принц в ответ как-то настороженно подбирается, а парень чуть заметно приподнимает уголки губ, – для хорька. И, получив пару ножей в шапку, спешно ретируется. Когда они впервые завтракают вне территории Варии, Фран замечает, что у Бельфегора, несмотря на чудовищный голод, прекрасные манеры: он даже за столом сидит, будто аршин проглотил, и аккуратно разрезает отбивную ножом и вилкой на мелкие кусочки, ест свою порцию молча и не спеша. Иллюзионист думает о том, что в этой скромной придорожной забегаловке принц смотрится так же нелепо, как Мона Лиза на стене борделя, и потому не сразу чувствует пристального взгляда из-под челки: - На мне что-то написано? - Да, но я бы не рискнул зачитывать вслух этот бред, – равнодушно парирует Фран и, едва успев спасти колени от ножей, впившихся в диван чуть ниже паха, продолжает трапезу. Даже когда Фран впервые видит Бельфегора раненным, он думает о том, что рана, алой кувшинкой распустившаяся на животе принца, просто придает его Высочеству особый, доселе невиданный шарм. Бельфегор как будто бы расцветает, как будто-то бы становится чем-то новым. Он есть красота и он рождает красоту. Это Грация смерти, преображение, raptus*, больной эстетизм, - в голове Франа сотни аллегорий. Он ошарашено смотрит на это, не в силах отвести взгляд, и лишь тяжелая рука командира, отвесившая ему подзатыльник, возвращает парня на землю. - Чего встал? Давай помогай перевязывать, пока он в сознание не пришел, – недовольно ворчит Скуало, и в его руках трещит бинт. Фран молча кивает, и они начинают перевязку. Фран идет по темному коридору с черно-бардовыми обоями в стиле барокко, в которые въелся запах никотина и пота от дешевой любви. Под ногами шуршит потертый от времени ковролин. Он идет медленно, не спеша, обходя прислоненную к стенкам мебель и трупы. Он их даже не рассматривает, только перешагивает, слыша где-то в отдалении чей-то веселый, с нотками истеричности, смех. Иллюзионист лишь печально скользит взглядом по искромсанным телам, иногда довольно комично перепрыгивая через них сразу двумя ногами, поднимается по лестнице, думая о том, что по зданию как будто бы прошелся настоящий ураган. Ураган смерти. Под ногами скрипят ступеньки, когда он поднимается, но запущенный в его сторону нож с камаитачи лишь слегка задевает щеку – совершенно не больно, и, потеряв к нему всякий интерес, принц снова начинает терзать измученные тела, выгрызая ножами-клыками куски мяса из плоти и вспарывая кожу. Вместо осанки – сгорбленная, вздымающаяся под приливами хохота, спина, вместо манер – кровавый вихрь, вместо спокойного точеного профиля – пожар безумной, всепоглощающей страсти. На стену брызжет кровь, и Фран, брезгливо морщась, отворачивается, думая, что в любой истинной красоте, безусловно, есть изъян. ____ raptus –(римск.) – вознесение человека над самим собой, сверхчеловек.