***
Их мечи встречались со стуком, лязгом и звоном хорошо прокованной стали. Был ранний вечер, и свет закатного солнца горел ярким огнем на клинках, переливался в волосах, отражался в глазах. Ручей на лугу, где они рубились, превратился в сверкающую золотом ленту под медным небом. Они были далеко от дома, в степях Рохана, и сейчас просто забавлялись. Когда Боромир улыбался, морщинки разбегались лучиками от его глаз, а улыбался он часто. Когда улыбался Арагорн, на его щеках появлялись ямочки — и это тоже не было редкостью. Они знали, что это только игра и неважно, кто победит. Разгоряченные тела напрягались в привычных усилиях, вложенных в удары тяжелых мечей. Бой продолжался до тех пор, пока оба не начали уставать, и тогда Боромир с кровожадной ухмылкой кинулся вперед, обхватил Арагорна за пояс и, смеясь, повалился вместе с ним на землю. — Сдаешься?! — воскликнул он, сдавив коленями бедра Арагорна и слегка сжимая руками его шею. Отброшенные мечи валялись в стороне. — Сдаюсь, — ответил Арагорн, и глаза его потемнели. В Рохан они вернулись меньше недели назад, одержав победу в войне — Короли и Наместник, верные клятве Эорла, сражались бок о бок. Эомер разместил их в покоях рядом с собой, недалеко от Золотого Зала. И сказал, что если они захотят потренироваться, то его командиры и он сам почтут за честь принять участие. Но они предпочитали уединение этого тихого луга за пределами города. Эомер не обиделся; он понимал, что там их никто не потревожит. Их никто и не тревожил, разве что птицы, распевающие высоко в ветвях деревьев. Некому было видеть, как Боромир дернул ворот рубахи Арагорна, обрывая застежки. И как Арагорн сам стянул ее и, голый по пояс, опустился обратно на траву под старой яблоней. Боромир улыбнулся и склонился над ним, прикусывая и вылизывая кожу на груди, постепенно поднимаясь вверх, добрался до чувствительного места возле уха, провел языком и прихватил зубами. Арагорн потянул его за волосы, заставив поднять голову, и попросил: — Умоляю, сними ты эту рубашку. Боромир широко усмехнулся. Эту дивной красоты вещь ему вручила Лотириэль, жена Эомера. Рубашка была ужасной, красно-зеленой, с чересчур длинными рукавами. Арагорн утверждал, что она в точности как шатер Теодена — тот, который был в Дунхарге, — только надевается через голову. Боромир скинул ее, и Арагорн провел ладонями по его груди. Погладил затвердевшие соски, коснулся дорожки волос, исчезающей за пряжкой пояса. Глядя Боромиру в глаза, подцепил пряжку, нарочито медленно расстегнул ее и потянул шнуровку штанов. Боромир был уже возбужден не меньше Арагорна и сам быстро распустил завязки. Все еще сидя на бедрах Арагорна и прижимая его к земле всем весом, обхватил ладонью свой член. Двинул кулаком раз, другой, обвел большим пальцем головку, размазывая выступившие капли. Просунул вторую руку себе между ног, дотянулся до яиц, сжал их в горсти. Арагорн следил за ним голодным взглядом, шалея от вожделения, и одного вида ему становилось мало. Он приподнялся, опираясь на руки, так что головка члена Боромира уперлась ему в живот. — Давай уже! — велел он. Боромир нахмурился. — Хотя нет, погоди. Снимай все. И Боромир снял это самое «все», вернее, сорвал — несколькими резкими движениями, — а потом навалился на Арагорна, который прижал его к себе, поцеловал, и этот поцелуй словно вобрал в себя весь жар закатного солнца. Он шире развел бедра и принялся одной рукой ласкать спину Боромира, а другую запустил ему в волосы. Дыхание у обоих сбивалось, и Арагорн чувствовал бешеный стук его сердца — такой же, как у него самого. В какой-то миг Боромир отстранился, произнес охрипшим от желания голосом: — Хочу тебя. Арагорн молча кивнул. Боромир стащил с него штаны и сапоги, не глядя отшвырнул их в сторону, вынул из брошенной под яблоней сумки маленький флакон. Арагорн дотянулся до одежды, подсунул ее себе под бедра, и Боромир снова лег на него сверху. С прерывистым вздохом потерся членом о член, сполз ниже, устроился между его раздвинутыми коленями. Арагорн забрал у него флакон, поерзал немного, поудобнее укладываясь голой спиной на мягкой траве. — Подержи мне ноги, — сказал он, разведя их еще шире. Боромир подчинился и смотрел, не отрываясь, как Арагорн тянется рукой к своему паху. Он смазал густым прозрачным маслом свой напряженный член, этой же рукой погладил мошонку. У самого Боромира от такого зрелища поджались яйца, а в легких закончился весь воздух, и он еще крепче ухватил Арагорна за лодыжки. Тот сдвинул руку ниже, обвел тугое отверстие скользкими пальцами, прежде чем вставить их. Стиснув свободной рукой запястье Боромира, он растягивал себя сначала одним пальцем, затем добавил второй. Охнув, Арагорн вздрогнул всем телом, вытащил пальцы и выдохнул: — Я готов. Давай. Теперь уже он нетерпеливо следил, как Боромир щедро размазывает по себе масло. Долго ждать ему не пришлось. Боромир навис над ним, толкнулся внутрь, медленно вошел до упора, не отводя взгляда от его глаз. Арагорн сжал его плечи, приподнялся навстречу, и он ускорил темп. Они хватались друг за друга, ногтями царапая скользкую от пота кожу, и непрерывно целовались — жадно, насколько хватало дыхания. Арагорн подмахивал, а потом просунул руку между их телами, чтобы добраться до своего стояка. Пальцами второй руки он с силой вцепился Боромиру в спину, и тот вбивался в него все быстрее, резче, глубже, до громких стонов, которые вырывались у обоих, до дрожи в предвкушении близкой разрядки. Арагорн кончил первым, излившись так бурно, что не сдержал вскрик. Боромир быстро догнал его, и с приглушенным всхлипом уткнулся ему в шею.***
После они какое-то время лежали рядом на траве, тяжело дыша, и молчали. Яблоневый цвет осыпал их взмокшие тела, золотые в лучах закатного солнца. Но день подходил к концу, холодало, так что вскоре пришлось встать и одеться. Они то и дело сталкивались руками, взглядами, путались в рубахах, штанах и застежках, пока, наконец, не сели рядом, завернувшись в плащи и соприкасаясь плечами. Арагорн заправил за уши длинные темные волосы и устремил взгляд на флаги, развевающиеся над Эдорасом. В густых волосах Боромира, на макушке, уже пробивалась седина; сейчас оба они выглядели ровесниками, несмотря на разницу в возрасте. Боромир отбросил горькие мысли о том, что Арагорн его переживет. Не стоило об этом размышлять. Здесь, вне Гондора, их это не заботило. — Помнишь Амон Хен? — спросил Боромир, подумав совсем о другом. Загрубевшая ладонь Арагорна скользнула по его плечу, где под одеждой был шрам — один из многих, покрывавших тело. Арагорн знал их все. Но именно этот, от стрелы урук-хая, до сих пор вызывал у него озноб. — Да, помню, — ответил он. — Ты мог умереть тогда. — Точно, мог. Боромир медленно провел рукой по заросшему подбородку Арагорна, по плечу, по затылку. Поцеловал легко, потом отстранился. — Ты сказал мне тогда, что я должен жить. — Сказал. Боромир улыбнулся и притянул его к себе. — Вот поэтому я и живу.