Команда, помнишь?
11 января 2016 г. в 18:39
Ночь. Вокзал дистрикта Двенадцать. Капитолийский экспресс должен был прибыть сюда порядка четырех часов назад, но, вероятно, что-то пошло не так.
Дама в пышном платье отчаянно пытается сдвинуть с места огромный блестящий чемодан, колесо которого застряло в одной из многочисленных ям на вымощенной камнем платформе.
— Ненавижу. Эту. Дыру, — она в последний раз дергает за металлическую ручку и глубоко вздыхает, переводя дыхание. — Я спокойна.
Вокруг нет ни одного человека, кто мог бы ей помочь. Здесь и в дневное-то время не встретишь больше пары-тройки жителей, а что говорить про ночь. Единственный фонарь на станции и то прерывисто мигает, словно намекая на всю неизбежность ситуации.
Гостья из столицы осторожно обходит чемодан и размышляет о том, какая непредвиденная случайность могла заставить её — Эффи Тринкет, стоять в полночь на вокзале дистрикта Двенадцать в полном одиночестве. Здесь нет ни мэра, который должен был встретить её ещё в восемь часов вечера, ни миротворцев, обязуемых её сопровождать, ни жителей. Здесь даже нет Хеймитча!
Эффи делает ещё несколько шагов, но спотыкается и еле удерживается на своих высоких каблуках.
— Проклятье, — шипит она, но тут же прикрывает рот рукой, вспоминая о манерах. Даже в такой глуши, как Двенадцатый дистрикт, она безоговорочно обязана следовать прописанным с детства истинам — держать подбородок выше, улыбаться шире и ни при каких обстоятельствах не проявлять недовольство. Будь то съехавший набок парик, угольный дистрикт или неотесанный ментор-пьяница. Впрочем, к последнему она, хотела этого или нет, уже успела привыкнуть, и если бы Хеймитч следовал её советам чаще, чем он это делал, то у них был бы уже хотя бы один постоянный спонсор. И трибуты имели бы спасительную соломинку, за которую, хоть и не надолго, один из них мог бы ухватиться. Но ментор слушает только себя и полагается, стоит заметить, тоже только на себя. Он невыносим большую часть времени, и Эффи бы уже пренебрегла манерами и разбила о его нетрезвую голову одну из бутылок элитного капитолийского алкоголя, если бы не те короткие промежутки, когда они всё-таки находили общий язык.
Эффи останавливается и, придерживая парик, встряхивает головой. Сейчас её мысли должны занимать размышления о дальнейших действиях, об ошибках в расписании или, на крайний случай, о церемонии Жатвы, но никак не о менторе Двенадцатого дистрикта. Чтобы морально подготовиться к его завтрашней браваде, у неё ещё будет целая ночь.
Она оглядывается по сторонам: тусклый свет фонаря освещает платформу в радиусе не больше двадцати метров, но и это кажется подарком свыше. Не было и дня, чтобы в угольном дистрикте не экономили на электроэнергии, и Эффи рада даже одному-единственному фонарю, который, должно быть, светит сегодня ночью за весь Двенадцатый.
Она была здесь уже сотню раз, и обычно поезд прибывал на станцию строго по расписанию, а на платформе её всегда ждал мэр или группа миротворцев, поэтому о дороге в отель можно было не беспокоиться. Конечно, в её личном расписании всегда есть строка под названием «дополнение к исходному плану», под которой Эффи по пунктам записывает небольшие изменения и соотносит их с поставленными ранее задачами, чтобы в конечном итоге не потерять ни одной секунды. Она подозревала, что поезд мог задержаться в пути, поэтому предусмотрительно выехала за день до церемонии Жатвы, но предвидеть опоздание капитолийского экспресса на целых четыре часа была не в состоянии даже Эффи. Более того, она настолько привыкла к четкой организации официальных мероприятий, что не сомневалась в ответственности мэра. Даже если поезд задерживался, диспетчера обязаны были предупредить об этом мистера Андерси и сообщить новое время прибытия. Но кто-то из них, вероятно, очень сильно ошибся, и всё расписание эскорта полетело к чертям. Теперь вносить в него изменения нет смысла — всё равно потеряно уже слишком много времени.
Эффи обречённо вздыхает и поджимает накрашенные губы. Она бы уже давно связалась с мэром через свой планшет, однако поймать связь в Двенадцатом дистрикте куда сложнее, чем кажется. Это место — дыра во всех смыслах.
— И пусть удача всегда будет на моей стороне, — Эффи закатывает глаза, и в этот момент в тишине раздается хриплый звук, отдалённо напоминающий кашель. Она довольно быстро отмечает, что с каждой секундой звук становится всё громче, и теперь к нему добавляются ещё и тихие шаги — кто-то приближается к ней со спины. Эффи вздрагивает. В бедных дистриктах часто происходят покушения на эскорт со стороны жителей. Мятежников всегда пресекают раньше, чем они успевают нанести удар ножом или каким-нибудь другим подручным средством, но для капитолийцев сама агрессия, направленная на них, — уже предвестник нервного срыва. Большинство из них так и не могут прийти в себя и сходят с ума в больницах Капитолия, и только единицы вновь возвращаются к работе.
Эффи делает два медленных шага вперед. За прошедшие семьдесят три года в Двенадцатом дистрикте не было ни одного человека, который пожертвовал бы своей жизнью, пытаясь разрушить систему. Безусловно, они ненавидят Капитолий не меньше, чем остальные, но на чужом опыте люди научились скрывать свои настоящие чувства под маской безразличия и молчать. Прежде всего, чтобы сохранить своих родных. Семьи каждого, кто когда-либо покушался на эскорт, прилюдно расстреливали на площади. Миротворцы не щадили даже детей, и их крошечные тела падали наземь вместе с телами взрослых женщин и стариков. Очередной расстрел всегда показывают в прямом эфире, чтобы люди во всем Панеме поняли, чем может обернуться восстание. Одна смерть влечет за собой десятки других, но отчаявшийся человек способен на всё.
С каждым новым шагом, которые раздаются за спиной, Эффи чувствует, как секунды её жизни медленно утекают. Словно песок, просачивающийся сквозь пальцы. Ещё несколько минут назад она чувствовала себя в безопасности и с уверенностью могла сказать, что в Двенадцатом дистрикте никто и пальцем её не тронет, потому что это повлекло бы за собой слишком много последствий. Но сейчас, когда она впервые осталась с местным жителем один на один, уверенность испарилась за одно мгновение.
Эффи старается идти быстрее, но удары каблуков и трясущийся на кочках чемодан создают слишком много шума. В этот момент она проклинает все: начиная от слишком тугого корсета и заканчивая Хеймитчем, который даже не позаботился о том, как она доберется до отеля. Разумеется, она знает, что в перечень его обязанностей не входит сопровождать её вместе с миротворцами и мэром до главной площади, но сейчас это не важно, потому что рядом с ней нет никого из них.
«Чертова неорганизованность!» — Эффи хмурится и семенит по неровной поверхности, таща за собой огромный чемодан. Дорога, соединяющая станцию и въезд в дистрикт, за десятки лет работы довольно чётко отпечаталась в её памяти, и сейчас она без сомнения может утверждать, что направляется совершенно в другую от неё сторону.
— Здесь кто-нибудь есть? — внезапно раздавшийся за спиной голос заставляет Эффи остановиться. Она слышит, что шаги её преследователя тоже стихают. — Я ищу внучку.
Голос принадлежит мужчине, и когда она все-таки решает обернуться, то замечает в нескольких шагах от себя вполне безобидного на вид старика. В его почерневших от угля руках зажат красивый желтый цветок. Должно быть, такие растут только в лесу, потому что Эффи никогда не видела подобных цветов в Капитолии.
— Я ищу внучку, — повторят мужчина и как-то странно щурит глаза, от чего морщины на его лице становятся ещё более заметными. — Вы не видели мою внучку?
Старик выглядит действительно странно, но он не похож на человека, который собирается бросить вызов Капитолию, совершив убийство.
— Она должна приехать на поезде, — мужчина опускает рассеянный взгляд вниз. — Вы знаете, я совсем ничего не вижу. Может быть, я сорвал не тот цветок? — он хмурится, но затем легкая улыбка трогает его пересохшие губы. — Волосы у неё — светлые-светлые, как рожь, а глаза голубые, как небо. Я обещал, что когда она приедет, я подарю ей незабудку, и на небе не будет ни одного облака. Сейчас небо чистое, правда? И цвет у него такой же, как у цветка в моих руках?
Эффи замирает, и в этот момент позади раздаётся скрежет тормозов.
— Мисс Тринкет? — из-за спины доносится взволнованный голос. Она разворачивается и видит мэра, который с раскрасневшимся лицом быстрыми шагами направляется к ней. — Мисс Тринкет! Я очень сожалению, что вам пришлось ждать. Сообщение о изменении в расписании поезда пришло меньше часа назад. Я выехал сразу, как только смог, — по его сбитому дыханию ясно — он действительно спешил.
— Моя внученька! — лицо старика внезапно озаряет широкая улыбка. — Она приехала! Приехала! — кажется, он забывает сейчас обо всем и несется к самому краю платформы.
Мэр качает головой, глядя на мужчину, который теперь машет руками, приветствуя невидимый поезд.
— Я очень надеюсь, что мистер Филдс не доставил вам слишком много хлопот, мисс Тринкет.
Эффи ещё несколько секунд отрешённо смотрит на старика, но заметив обеспокоенность на лице мистера Андерси, мгновенно приходит в себя и вежливо улыбается, коря себя за рассеянность.
— Нет-нет, что вы, — если не считать, что мужчина сначала напугал её до полусмерти, а все его дальнейшие действия и реплики свидетельствовали о его неустойчивом психическом состоянии, то он нисколько её не обеспокоил. — Мистер Филдс, — они подходят к стоящему возле дороге автомобилю, когда Эффи неуверенно произносит имя старика. — Что с ним случилось?
Любознательность никогда не была признаком хорошего тона, но сейчас ей действительно интересно узнать немного больше о странном незнакомце. Впрочем, мэр явно не считает данный вопрос проявлением бестактности. Вероятно, у них с Эффи разные представления этого слова.
— А-а, — мистер Андерси машет рукой на оставшуюся позади платформу. — Несколько лет назад погибла его единственная внучка. Кейси, кажется. После этого у него совсем никого не осталось, — мэр придерживает автомобильную дверцу, приглашая Эффи сесть в салон, а затем сам довольно неуклюже плюхается на водительское место. — Мистер Филдс тяжело пережил потерю, в результате чего лишился рассудка. Но, знаете, на самом деле он не представляет даже малейшей опасности. Он не помнит о смерти внучки. Думает, что она жива и скоро вернётся домой, — мистер Андерси зажигает двигатель и несколько секунд молча глядит вперед, но затем уголки его губ слегка приподнимаются. — Лучше расскажите, как там погода в Капитолии? В этом году хоть дождей нет, и то радует. И, кстати говоря, как вы добрались? — мэр тяжело вздыхает и потирает затылок. — Ох, ещё раз прошу извинить меня за мою рассеянность. Сами понимаете, на носу важнейшая церемония!
Эффи учтиво кивает, корректно отвечает на заданные вопросы и мило улыбается, но на протяжении всей дороги думает о мистере Филдсе и его погибшей внучке. В своём рассказе мэр опустил момент, каким образом она умерла, но Эффи знает, что девочка погибла на арене. Это произошло больше двух десятков лет назад, когда у дистрикта Двенадцать был другой сопроводитель. Но это не имеет значения. Время летит, эскорт меняется, а дети по-прежнему погибают на Играх.
Автомобиль останавливается рядом с массивным каменным ограждением, за которым возвышаются двенадцать домов. В одном из них горит свет, но он выглядит так же одиноко, как и остальные.
Мэр достает из багажника блестящий чемодан и осторожно ставит его на вымощенную камнем дорожку.
— Я должен был предупредить вас раньше, мисс Тринкет, — он отводит смущённый взгляд и поправляет чёрную шляпу. — Новость о случившемся в отеле пожаре совсем вылетела у меня из головы.
— Все в порядке, мистер Андерси, — Эффи улыбается, и мэр тоже натягивает вежливую улыбку.
— Вы можете позвонить мне в любое время, — он кивает в подтверждении своих слов и, придерживаясь за дверцу, добавляет: — Доброй ночи.
Эффи прощается с мэром сдержанным кивком и дождавшись, когда он сядет в машину, направляется к освещённому дому. Звук двигателя за спиной постепенно стихает, и небольшой пролесок перед ограждением, освещаемый светом фар, погружается в темноту.
Она поднимается на крыльцо и оглядывается по сторонам. Из-за непредвиденного в отеле пожара для неё специально подготовили один из пустующих домов в Деревне Победителей. Даже освещённый, он всё равно выглядит заброшенным, и Эффи отмечает, что дом Хеймитча и вовсе не отличить от остальных.
Она осторожно открывает дверь и заходит внутрь. В гостиной горит тусклый свет, в камине тлеют угли, а на небольшом деревянном столике на подносе стоят несколько тарелок с различными видами блюд, изящный позолоченный кофейник и чайная пара. Эффи делает несколько шагов и поочередно разглядывает каждый предмет в комнате: светлая ажурная скатерть, обтянутая бархатной тканью банкетка, дизайнерские подушки, огромный ковер с длинным ворсом. Должно быть, все это приготовили люди, которые обслуживают мэра и его семью. Люди, ненавидящие Капитолий, под руководством миротворцев обязаны были за несколько часов превратить необжитый пустынный дом в уютное временное пристанище для жительницы столицы. Вероятно, это худшее, что им могли приказать сделать, но у них просто не было выбора.
От этой мысли Эффи мрачнеет. Если на станции она мечтала как можно скорее оказаться в четырех стенах, то сейчас ей, наоборот, хочется только одного — хотя бы на несколько минут покинуть этот дом.
Её рука медленно тянется к дверной ручке, когда из кухни доносится едва различимое шуршание. Она останавливается, вглядываясь в темноту, и в этот момент из комнаты выбегает огромная серая мышь.
Глаза Эффи расширяются от ужаса. Она, как ошпаренная, с громкими криками вылетает из дома, семенит по узкой неровной дорожке, уже в который раз проклиная свои чертовы каблуки, и, спотыкаясь и коротко взвизгивая, падает на землю возле крыльца стоящего напротив дома.
— Развлекаешься, принцесса? — в тишине слышится насмешливый голос.
Эффи даже не нужно поднимать голову, чтобы увидеть перед собой Хеймитча и по усмешке на его лице понять, что он уже никогда не забудет про этот нелепый случай. Более того, он будет напоминать ей о нём последующие несколько лет.
— Спасибо, что очень любезно протянул мне руку и помог встать, — Эффи, как ни в чем не бывало, поднимается с земли и бросает на ментора короткий презрительный взгляд, между тем осматривая своё платье на наличие затяжек.
— Всегда пожалуйста, — он отпивает алкоголь из бутылки и приваливается к дверному косяку. — Ты у нас сама грация, милая.
Эффи пристально смотрит на него в течение нескольких секунд, но в итоге пропускает его насмешку мимо ушей:
— Сегодня я остаюсь у тебя, — серьёзно произносит она и делает несколько шагов вперёд.
— С чего бы это? — Хеймитч в изумлении приподнимает левую бровь. Её внезапная настойчивость его забавляет.
— С того, что я лучше проведу эту ночь с тобой, чем с мышами, — Эффи осекается, когда замечает, что на лице ментора начинает играть самодовольная ухмылка. — В доме с тобой, — поправляет она и вдумчиво добавляет: — Но если ты найдешь способ, как отравить всех мышей, то остаток ночи я проведу там, не обременяя тебя своим присутствием.
— «Лучше я проведу эту ночь с тобой», — он медленно протягивает фразу, словно пробуя её на вкус. — Мне нравится ход твоих мыслей, милая.
— Пожалуйста, Хеймитч, оставь свои тривиальные мысли при себе. Ты понял, что я имела в виду, — невозмутимо произносит она и оглядывает неосвещенные окна на первом этаже. — В твоём доме всегда так темно?
— Да, — коротко отвечает он.
Эффи осторожно поднимается по лестнице, крепко держась за деревянный поручень. Тяжёлый запах алкоголя, доносящийся из дома, с каждым шагом становится всё ощутимее. Она морщится, но, в очередной раз заметив улыбку на лице ментора, не раздумывая заходит в дом.
— Уверена, что не хочешь вернуться назад? — он кладет руку на её талию и слегка притягивает к себе. — У меня здесь нож рядом.
— Я в этом не сомневаюсь, — Эффи разворачивается и смеряет его взглядом. Их холодные партнерские отношения уже давно вышли за обозначенные ими же рамки, но и хорошо ладящими между собой людьми их можно назвать с большой натяжкой. Ясно одно — они знают друг друга достаточно, чтобы он успел привыкнуть к её извечным замечаниям, нелепым нарядам и одержимости расписанием, а она — к его чрезмерному пристрастию к алкоголю, полному отсутствию манер и колким грубым шуткам в её адрес.
Эффи проходит в гостиную и включает свет. Первая мысль, которая приходит ей в голову, когда она замечает полнейшее отсутствие порядка, — вернуться в отведённый для неё дом. Если бы не паническая боязнь мышей, она бы так и сделала, но сейчас она вынуждена довольствоваться тем, что есть.
— Ты знаком со словом «приборка», Хеймитч? — Эффи брезгливо отодвигает ногой разбросанные по полу стеклянные бутылки. Конечно, она не ожидала, что комнаты в его доме будут блестеть от чистоты, но он мог бы хотя бы выбрасывать мусор, который, должно быть, хранится здесь в течение уже нескольких лет. — Я вижу, что нет.
— Я совсем забыл, что принцессы живут в замках, — Хеймитч заходит в комнату следом, закатывая глаза. — Если ты и правда собираешься остаться здесь, то тебе лучше сразу подняться наверх, — он опустошает бутылку и бросает её на диван.
— А сколько здесь комнат? — бодро осведомляется она, следуя за ментором.
— Достаточно, чтобы хоть одна смогла тебе угодить, — бросает он и останавливается возле одной из пяти дверей, приоткрывая её. — Прошу.
Эффи улыбается. В её запасе — десятки разных улыбок: вежливые, услужливые, натянутые, торжественные, но так она улыбается, только когда они остаются вдвоем.
— А где же «спасибо»? Или капитолийские принцессы не утруждают себя обязанностью поблагодарить простого ментора за его чрезмерную заботу?
Эффи закатывает глаза, но не может сдержать улыбки.
— Спасибо, Хеймитч, — она протягивает ему руку. — Команда, помнишь?
Он обхватывает её ладонь, сжимая её крепче, чем следовало бы это сделать, а свободная рука тем временем медленно пробирается к шнуровке на её туго затянутом корсете.
— Об этом сложно забыть, милая, — он усмехается и притягивает её к себе.
Она знает его достаточно, чтобы понять, что он имел в виду. Эффи останавливает его руку, которая теперь медленно блуждает по её уже оголенной спине, и впивается в неё длинными ногтями:
— Бьюсь об заклад.