Утопия

Гермиона с детства как-то по-особому сильно любила зиму, больше, чем все остальные времена года. Её всегда завораживал падающий большими белыми хлопьями снег, который можно ловить ртом, не заботясь, что горло потом будет болеть. И даже относительно выросшая Гермиона Грейнджер не перестаёт любить эту волшебную пору. Она до сих пор, как маленькая, ждёт рождественского чуда. Сириусу тридцать шесть, он уже давно не ребёнок, но всё так же, как и гриффиндорка, с замиранием сердца ждёт того момента, когда можно будет вновь носиться по территории Хогвартса, беззаботно смеяться, с размаху прыгая в холодный, искрящийся снег. Он — не ребёнок, она — не ребёнок, но вместе они ведут себя как дети, скрываясь ото всех под покровом сумерек. Их роман — строжайшая тайна, но, несмотря на это, Сириус в очередной раз пробирается на территорию Хогвартса. Как он остается не замеченным никем все время, не знает даже сама Гермиона. Но он не был бы собой, если бы сразу раскрывал свои секреты. — Жизнь скучна без риска, — усмехается Блэк в своей привычной манере. Девушка опять пытается сказать мужчине о всей глупости его поступка, действительно считая это всё полнейшей безрассудностью. Однако сама она жить без неё уже не может. Обнявшись, они пытаются отойти подальше от школы, но внезапно Гермиона вырывается вперёд: — Догони меня! — слышит Блэк звонкий голос убегающей от него Грейнджер. Снег скрипит под её ногами, волнистые волосы цвета каштана развеваются на ветру, она бежит всё быстрее и быстрее, не обращая внимания на холодный воздух, попадающий в лёгкие. Сириус смеётся, бросаясь вдогонку за девушкой. Их ноги проваливаются в рыхлый и, благодаря неустанному сиянию звёзд, переливающийся снег. Сириус бесстрашно падает на спину, утягивая смеющуюся Гермиону за собой. Снег тут же попадает под воротник, но Блэку наплевать. Он ловит прищуренный, хитрый взгляд карих глаз, угадывая, что задумала девушка. Однако среагировать уже не успевает, и ему в лицо прилетает горстка снега, а тишину вновь нарушает веселый, чуть виноватый смех. Не собираясь оставлять преступницу безнаказанной, Сириус тут же наносит ответный удар, щедро осыпая Гермиону. Вот так, отчаянно барахтаясь в снегу посреди территории Хогвартса, они закидывают друг друга снежными хлопьями. Сириус и Гермиона смеются, не боясь быть услышанными, ибо даже школьному завхозу Филчу вряд ли захочется гулять в такой холод на улице, тем более ночью. А его любимая и драгоценная миссис Норрис с радостью променивает прогулки по морозу на теплые и уютные вечера в замке. Сейчас оба нарушителя школьных правил совсем не похожи на тех людей, которыми их привыкли видеть. Сириус беззаботно хохочет, чуть ли не впервые за последние пятнадцать лет своей жизни. — Так приятно почувствовать себя свободным человеком, хотя бы ненадолго, — произносит он с блаженством. Однако Гермионе всё равно удаётся уловить грусть и сожаление, так тщательно скрываемые за широкой улыбкой Блэка. Она хочет сказать что-то подобное, но вместо этого с её губ вдруг срывается: — Сириус, ты и есть свободный человек. Они поймут это, всё обойдётся. — Надеюсь, — едко и горько усмехается Блэк. Сириус не верит её словам, слишком многое он потерял, полагаясь на закон и на вышестоящие органы. Горький опыт и ненависть к Визенгамоту, всей системе поимки преступников — это то, что никогда не сможет исправить даже Гермиона Грейнджер. Она понимает это и не обижается, ведь Сириус Блэк — это всё-таки Сириус Блэк. — Смотри, Сириус! — вдруг как-то уж совсем по-детски радостно вскрикивает гриффиндорка, указывая рукой на небо, сплошь покрытое миллиардами горящих звёзд. — Это твоя звезда! Твоя собственная! — Гермиона почти выкрикивает эти слова с неподдельным восторгом, радуясь неожиданной для самой себя находке. Астрология не такая уж и бесполезная наука, какой её раньше считала девушка. Гермиона безумно довольна собой, ведь она долго не могла найти эту звезду, его звезду. Это, наверное, было единственным, в чём Гарри и Рон сумели её обойти. Несмотря на все подсказки, тыканья пальцами в небо, найти эту звезду у Грейнджер всё равно никак не получалось. Этот досадный факт выводил её из себя, порой даже бесил. Однако стоило ей забыть об этом, как созвездие Большого Пса само попалось ей на глаза. Оно выделялось среди своих друзей, и не заметить его было практически невозможно, однако Гермиона с успехом делала это всю свою жизнь, пока не познакомилась с человеком со звездным именем. У самого Сириуса на губах играет широкая улыбка, и совершенно не ясно, куда именно он смотрит: на небо или на гриффиндорку. Глаза Блэка выражают счастье, схожее с тем, когда он нянчился с Гарри. Тогда Джеймс и Лили были ещё живы. Его лучший друг был жив. Но с уходом Поттера Блэк понял, что он разучился веселиться и искренне радоваться жизни. Долгие годы единственной целью была месть и ничего больше. Мысли о ложном обвинении и жажда расплаты — всё это было тросом, удерживающим Сириуса от шага в бездну безумства. В попытке убрать воспоминания куда подальше, он поворачивает голову, обращая внимание на Гермиону: лицо её полностью покраснело от мороза, не спасает даже огромный красный шарф с эмблемой их любимого факультета. Сам Сириус холода уже не чувствует, наверное, потому, что замёрз окончательно. — Не надо облизывать губы, Гермиона, ещё хуже будет, — предостерегает он, желая поправить сбившийся шарф, но замечает, что это бесполезно. Ведь сейчас сильный снегопад, а это значит, что смысла в придании ему первоначального положения нет. — Пойдём в замок, — в её глазах, искрящихся огнём, мгновенно возникает немой вопрос, Блэк отвечает коротко и вместе с тем настойчиво, давая понять, что спорить с ним бесполезно. — Ты замёрзла. Приятное осознание, что о ней заботятся, греет изнутри, не давая окончательно замёрзнуть, спорить совершенно не хочется, поэтому они поднимаются без слов. Гермиона улыбается, нахально смотрит Сириусу в глаза и проводит языком по почти посиневшим губам, делая их ярче. Он усмехается, а во взгляде можно без особого труда разглядеть лёгкий укор, но всё же ей невозможно не любоваться. Даже не пытаясь отряхнуться, Сириус и Гермиона поворачивают обратно к замку. Первые несколько метров они идут спокойно, любуясь ночной территорией школы, однако уже через секунду на Гермиону с лаем набрасывается чёрный пёс, уваливая её в снег. Сначала она пугается, а потом смеётся весёлым и радостным смехом, когда понимает, кто это сделал. — Сириус, — Грейнджер растянуто произносит его имя, почти задыхаясь от смеха и ледяного воздуха, не дающего нормально дышать, — прекрати. Собака нависает над ней, облизывая своим мокрым и шершавым языком лицо гриффиндорки. Гермиона обнимает её, зажимая пальцами жесткую шерсть. Сириус в ответ заливается громким лаем. Волосы Гермионы окончательно выбиваются из-под шапки, а чёрная шерсть анимага становится частично белой. Сириус, наконец, спрыгивает с неё, давая возможность встать. Едва переступив порог замка, они чувствуют, как онемевшие конечности начинает покалывать, вызывая у волшебников бессознательное желание прогнать это раздражающее, но в то же время приятное ощущение. Снежинки в тёмных волосах, красные носы и широкие улыбки — всё это делает Сириуса и Гермиону безусловно похожими друг на друга. Коридоры Хогвартса встречают их гробовой тишиной, им кажется, что они слышат, как по этажам разгуливает школьный завхоз в компании своей любимицы, которому на глаза попадаться, мягко говоря, не очень-то хочется. Они осторожно крадутся по коридорам, стараясь как можно тише себя вести. Сириус берёт гриффиндорку за руку, давая понять, что он не уйдёт, если они вдруг кому-нибудь всё-таки попадутся. Гермиона не может убрать с лица улыбку, слишком она счастлива. Да, это счастье Сириус и Гермиона сумели обрести посреди войны. Люди умирают каждый день, и кажется, что быть счастливыми при таком раскладе нельзя, что это запрещено. Только вот никто не знает о том, что будет завтра. Надо ловить момент, быть счастливыми здесь и сейчас, невзирая на обстоятельства. Это простая истина, которую зачастую очень трудно понять людям в мирное время. — Вы с Роном помирились? — спрашивает Блэк, когда они практически доходят до родной гостиной. Грейнджер молчит, размышляя над тем, что же стоит рассказать Сириусу. Говорить ему о том, что Уизли чуть было не назвал её представительницей древней профессии, но был остановлен Поттером, вовремя сумевшим его заткнуть, Гермиона просто не имеет права. Несмотря на то, что она сильно обижена и зла на Рона, участи под названием «Быть стёртым с лица Земли на веки вечные» девушка ему не желает. А значит, придётся держать язык за зубами, по крайней мере, пока. — Нет, он всё ещё не пришёл в себя после этой новости, — уклончиво отвечает Гермиона, но Сириус знает, что именно скрывает это простая, на первый взгляд, фраза. Он еле сдерживает себя, чтобы не успокоить этого ревнивого мальчишку одним из эффективнейших мужских способов — кулаком, дабы он не распускал свой длинный язык. Перед входом в гостиную Сириус даже не принимает свою анимагическую форму, аргументируя это тем, что Полная Дама уже не раз его видела. И совершенно не важно, что у неё каждый раз шок от этих встреч. Он-то тут при чём? Гермиона на это лишь вздыхает, меньше всего на свете в данный момент ей хочется читать кому-нибудь лекции, а особенно Блэку. — Красный шарф, — озвучивает пароль Грейнджер, останавливаясь вслед за Сириусом. На лице Полной Дамы вновь отражаются предсказанные несколько секунд назад им эмоции. Изо всех сил сдерживаясь, чтобы не улыбнуться и тем более не засмеяться, Блэк снимает с Гермионы шапку под цвет пароля. Несмотря на то, что каждый раз, когда женщина на портрете видит первого человека, сумевшего сбежать из Азкабана, она готова закричать от ужаса, но не делает этого. По предположению Сириуса из-за боязни, что он опять нападёт, издай она хоть один громкий звук или позови на помощь кого-либо. Уже пройдя сквозь проём и оказавшись в одном из уютнейших мест Хогвартса, Блэк наконец озвучивает свои мысли, вертевшиеся у него на языке с самого первого, не санкционированного сюда проникновения: — Пока она меня опасается, мы сможем встречаться здесь, — не без самодовольства произносит он, опять превращаясь в одного из самых завидных парней в школе на протяжении нескольких десятков лет. — А потом что? — спрашивает Гермиона с нескрываемым беспокойством, разматывая свой насквозь мокрый шарф. — Ничего, а что? — беспечно отвечает Сириус, пожимая плечами. — Ты перестанешь приходить? — не в силах больше стоять к нему спиной, Гермиона поворачивается, натыкаясь на взгляд от души смеющихся серых глаз. — Почему это ты так решила, а, Гермиона? — Блэк ослепительно улыбается, щёлкая её по носу, тем самым вызывая полнейшее недоумение у Грейнджер. — Ну, они же усилят охрану и… — сбитая с толку таким его поведением, она не хочет говорить дальше, чувствуя себя неуверенно перед Сириусом, собственные догадки кажутся абсолютной чепухой, которую теперь даже стыдно озвучить. Смущённые глаза останавливаются на рубашке Блэка. — Даже не надейся на это, детка, — усмехается он, привлекая её к себе горячими от мороза руками, — от меня так просто не отделаешься. Его ослепительная улыбка заставляет ноги Гермионы подкоситься, а саму девушку наконец обвить руками его шею, вдыхая аромат парфюма и, разумеется, огневиски, которые, кажется, уже стали неотъемлемой его частью. Она кивает в знак согласия, всё ещё не переставая краснеть. — Передавай привет Гарри, ладно? — он специально говорит это сейчас, зная, что потом кто-то из них об этом просто-напросто может забыть. Одно мгновение, и одежда Гермионы превращается из уличной в пижамную: — Хорошо, — шепчет она и тянется к нему, надеясь получить такой долгожданный поцелуй. Сириус заглядывает в её глаза и не может сдержать улыбки: такая обычно правильная Гермиона мечтает о поцелуе с человеком, за чью голову назначена нехилая награда. Блэк не может лишить их обоих запретного и от этого ещё более сладостного удовольствия. Его губы накрывают её: медленно, очень медленно он целует Гермиону, желая растянуть момент как можно дольше. Каждое прикосновения губ, каждое движение — это одна отдельная секунда их жизни. Когда поцелуй, наконец, прекращается, она, смотря ему в глаза, довольно спрашивает: — Это Гарри тоже передать, да? — голос полон лукавства, а во взгляде прыгают смеющиеся чёртики. — Думаю, что он не так это поймёт, — Сириус тоже улыбается, борясь с желанием зацеловать её до смерти. Единственное, что его останавливает — мысли о злой Молли, которая стопроцентно запустит в него самой большой сковородкой при любой возможности. — Я принесу чай, — говорит он, мгновенно отпуская Гермиону, и выходит из гостиной, вполголоса насвистывая какую-то жизнерадостную песню. Грейнджер разочарованно вздыхает, садясь на диван. В ожидании Сириуса время тянется невыносимо долго. Но стоит ей взять в руки книгу, как яркий и красочный мир затягивает гриффиндорку с головой. Увлечённая чтением она даже не замечает, как портрет буквально распахивается и на пороге появляется Блэк, он ставит чашки на стол и, смеясь, плюхается в кресло, которое отъезжает назад от обрушившегося на него веса: — Видела бы ты лица домовиков, когда они увидели меня, — его глаза сияют, Гермиона отрывается от книги, любуясь Сириусом. — Это было что-то. Сперва они хотели заорать, потом решили связать, а под конец истории вообще захотели скинуть меня с Астрономической башни. Если бы не Добби, то летел бы я сейчас в сугроб. Надо будет купить ему носков, Гарри как-то упоминал о том, что домовик их обожает, — он не может больше сдерживаться и хохочет во весь голос, а она вместе с ним. Лающий, немного грубоватый смех Сириуса и мелодичный, звонкий смех Гермионы наполняют гостиную. Остаётся лишь удивляться тому, как кто-нибудь из гриффиндорцев не решился спуститься и проверить, что творится здесь в такой поздний час. Когда смех стихает, Гермиона непроизвольно ловит себя на мысли, что Сириус сейчас похож на того Мародёра-заводилу, каким она себе его представляла. Само понимание того, что его затяжная депрессия, наконец, осталась позади, заставляет её чувствовать радость. — Это точно. На втором курсе Гарри удалось освободить Добби, подсунув носок в дневник Тома Реддла, который Люциус Малфой по глупости отдал своему слуге, даже не открыв. Сириус, — зовёт Гермиона, отпивая из чашки горячий чай, — а что ты помнишь о своём детстве? Во взгляде Блэка мелькает изумление, он сдвигает брови, отставляя напиток в сторону. Помнит он всё, вопрос лишь в том, что можно ей рассказать, а что не стоит. Грейнджер внимательно наблюдает за тем, как он хмурится, старательно раздумывая над её вопросом, а на лице становятся еле заметны крошечные морщинки. — Что именно тебя интересует? — он надеется, что она будет задавать какие-нибудь обыденные вопросы, отвечать на которые гораздо приятнее. — Ты много хулиганил? — первый её вопрос оказывается безумно банальным, и это не может не радовать. — А как ты думаешь? — Блэк готов расхохотаться, Гермиона тоже, потому что понимает всю глупость своего вопроса — это же Сириус. — Да, я думаю, что ты был не очень послушным сыном, — осторожно предполагает она, пытаясь найти ответ на вопрос в его глазах, мимике, жестах. — Это ещё мягко сказано, — Сириус погружается в воспоминания. — Чистокровное общество — это такая дыра, в которой нет ничего, кроме огромного количества предрассудков, — его лицо искривляется презрением, Блэк едва сдерживается, чтобы не сплюнуть на пол от отвращения. — Я это всё терпеть не мог: своих высокомерных лицемерных родственничков, похожих друг на друга, как змеи, которые только и делали, что целовали ноги Волан-де-Морту, — он ядовито усмехается, продолжая рассказ. — У всех всё должно быть одинаковое… — специально не договаривает, свято веря в то, что Гермиона не станет уточнять, хотя знает, что это не так: — Всё — это что? — Грейнджер снова отпивает зелёный чай, пристально наблюдая за Сириусом. Не на шутку заинтересованная подробностями истории, она не собирается сдаваться, не узнав всех интересующих её вещей. Сириус лишь криво ухмыляется и мягко произносит: — Не надо знать тебе это, Гермиона, — внезапно его глаза темнеют, становясь почти чёрными. Умом Грейнджер понимает, что Блэк хочет уберечь её от чего-то, что, по его мнению, ей ещё рано знать, однако охваченная неким азартом, она в кой-то веки не прислушивается к здравой логике. Упрямый взгляд карих глаз, кажется, сейчас пробуравит Сириуса насквозь. Он только вздыхает, ведь знает же, что эта девушка невероятно настойчива. — Мнение о собственном превосходстве над другими волшебниками, людьми. Издевательства над теми, кто, как они считали, не достоин жить в волшебном мире, — сдаётся под её напором, точнее под напором её взгляда. Сириус прекрасно понимает, что Гермиона знает всё, о чем он ей рассказывает. Однако тяжело осознавать, что твоя семья, пусть и бывшая, но причастна к мелькнувшим боли и злости в глазах девушки. — Грязнокровок? — её глаза не выражают ничего, Блэк непроизвольно дёргается, словно от удара. Сириус знает, что это всего лишь защитная реакция. Гермиона всегда болезненно воспринимает своё происхождение и неравное отношение к нему. Боль стремительно заполняет его душу. Как может это самое замечательное на планете существо называть себя столь омерзительным словом?! — Маглорождённых, — поправляет её Блэк. — Гермиона, — с грустной улыбкой касается её руки. — Ты — маглорождённая. Прекрати, прекрати так себя называть! — он почти выкрикивает эти слова, она замирает. Каждой клеточкой тела Гермиона чувствует переполняющие Сириуса эмоции и чувства, а также желание, желание выбить всю эту дурь из её головы. — Хорошо, — слишком покорно соглашается она, до глубины души обескураженная его реакцией. — Происхождение никогда не было для меня поводом для гордости, именно поэтому я — предатель крови. Потому что для меня абсолютно все равны, чёрт подери! — эти слова как мимолётная, яркая вспышка эмоций в спокойной до этого атмосфере: в них столько пылкости и уверенности, что Гермиона в очередной раз удивляется тому, как ему удаётся так быстро меняться. — Согрелась? — заботливо осведомляется Сириус, намереваясь укрыть её пледом. Несмотря на то, что в гостиной вовсю горит камин, после полуторачасовой прогулки согреться не так уж просто. — Почти, — на лице Гермионы наконец проступает что-то похожее на улыбку. — Спасибо тебе, — с теплотой благодарит Грейнджер, тронутая заботой. — За что? — Блэк изумлённо смотрит на неё, подыскивая вещь, которую можно было бы трансфигурировать. — За честность, — ей хочется его обнять, но Гермиона понимает, что это будет как-то слишком сопливо, поэтому сдерживает порыв. Он лишь ослепительно улыбается, укрывая Грейнджер пледом, от которого мгновенно становится немного теплее. — Предлагаю применить кое-что более действенное, чем чай, — говорит Сириус, намереваясь поднять ковёр с помощью волшебной палочки. — Это интересно что? — подыгрывая, осведомляется Гермиона, зная ответ. Блэк без слов открывает дверцу в полу, уже успев поднять ковёр. С задорной улыбкой и блеском в глазах он достаёт бутылку огневиски, подбрасывает её несколько раз вверх и только потом приводит пол в изначальный вид. Грейнджер, с отвалившейся челюстью наблюдая за его действиями, тихо шепчет: «Кто бы сомневался». Сириус садится в кресло, видя её реакцию по поводу внешнего вида бутылки, он коротко, но не без грусти отвечает: — Старые мародёрские запасы, — такая простая фраза, а сколько боли и воспоминаний, не сосчитать. Блэк скучает по друзьям, чертовски сильно скучает, даже по Лунатику, который сейчас находится на Гриммо 12. Воспоминания вот-вот накроют Сириуса с головой, однако он избегает этого: — Будешь? — он делает первый глоток, прикрывая глаза. Гермиона отрицательно мотает головой. Нет, она не будет это пить, тем более на территории школы, где она — мисс правильность, мисс зубрилка и мисс всезнайка. Сириус разочарованно вздыхает, делая из бутылки ещё глоток. Пить ему не хочется, единственная причина, по которой Блэк решил достать бутылку, — Гермиона, а точнее её напряжённость и скованность после такого не лёгкого для них обоих разговора. Блэк только хочет помочь ей справиться с этим, пьёт он сейчас, в общем-то, по привычке, потому что на самом деле заливать почти все эмоции и чувства алкоголем порядком надоело. — Тебя ещё не тошнит от чая? — он насмешливо смотрит на неё, отпивая из бутылки ещё немного. — Нет, а должно? — она демонстративно делает очередной глоток зелёной жидкости, допивая её до конца. Каждый раз, когда Сириус приходит к Гермионе, они пьют зелёный чай. Ещё ни разу они не пили чего-либо иного, даже алкоголь Блэк до этого не употреблял, приходя к ней. — Тебе надо расслабиться, — Сириус настойчиво протягивает ей бутылку. Грейнджер приподнимает брови, с сомнением разглядывая её, она раздумывает, как же поступить. С одной стороны, выпить — потерять статус вечно правильной окончательно, пусть только в собственных глазах. А с другой, сейчас так хочется расслабиться, забыть о своём магловском происхождении, доставляющем столько неприятностей, комплексах, снять напряжение. Даже если способ не соответствует принятым правилам и в первую очередь её личным. Гермиона колеблется ещё несколько секунд, а потом, послав всё к чёрту, одним махом берёт бутылку. Их пальцы на мгновение соприкасаются, маленький мимолётный разряд тока, прошедший между ними, заставляет Блэка и Грейнджер улыбнуться, уже, наверное, в сотый раз за сегодня. Видя, что Гермиона всё ещё колеблется, Сириус наблюдает за ней, смеясь, какая же она всё-таки непривычная в этот момент: — Не опьянеешь ты, Гермиона, от одного глотка. Обещаю. Последний самоуверенный взгляд на Блэка в стиле «И что в этом такого», на который он лишь улыбается уголками губ, всем своим видом показывая, что ей его провести точно не удастся, и, мысленно зажмурившись, Грейнджер делает первый в своей жизни глоток спиртного, запрокидывая голову назад, так же, как Сириус. Крепкий, горьковатый напиток прошибает так, что на глазах моментально выступают слёзы, ей очень хочется кашлять, Гермиона не может себя сдержать. Она кашляет, закрывая рот рукой и проклиная всё на свете. — Осторожнее, детка. Ты в порядке? — он наклоняется ближе, смотря на то, как она отчаянно пытается привести себя в нормальное состояние. Гермиона кивает и с совершенно не типичной для неё усмешкой на губах произносит: — А знаешь, мне понравилось, — глаза блестят, в них жажда нарушать правила и ловить от этого всего кайф. Жить так, как до этого не жила, изо всех сил запрещая себе сделать то, что действительно хотелось. Редкие, почти незаметные, пусть и серьёзные нарушения не в счёт. Гермионе нужен реальный адреналин, риск, чтобы почувствовать настоящий вкус жизни, почувствовать себя живой, и Сириус прекрасно её понимает. Блэк то ли фыркает, то ли, как Грейнджер, усмехается, довольно наблюдая за такой разительной переменой. Он, конечно, знал, что в душе она бунтарка, что это должно было рано или поздно вылезти наружу, но и предположить не мог, что это произойдёт так скоро. Наконец-то Сириусу удалось увидеть то, чего Гермиона очень хочет, и то, что больше не боится открыто демонстрировать. Прогулки на улице, посиделки в гостиной после отбоя — это, конечно, нарушения, но Блэк ещё ни разу не слышал того, что Грейнджер это понравилось. — Хочешь сказать, что тебя так разнесло от одного глотка спиртного? Ни за что не поверю, — Сириус громко смеётся лающим смехом. — Нет, конечно! — Гермиона делает милое лицо «мисс невинность». — Просто я вдруг поняла, что больше не хочу постоянно делать всё правильно. Мне это, чёрт подери, надоело. — It`s fun to lose and to pretend. Sheʼs over bored and self-assured*, — внезапно начинает петь Блэк, а Грейнджер, как зачарованная, смотрит на него. От хриплого сексуального голоса по телу пробегают мурашки, ей хочется, чтобы Сириус не прекращал петь, но, к сожалению, две строчки заканчиваются неимоверно быстро. — Что это за песня? — этот вопрос единственное, на что у неё сейчас хватает слов. — «Smells like teen spirit» группы «Nirvana». — Ты ведь умеешь играть на гитаре? — Блэк вопросительно приподнимает бровь. — Я слышала гитару ночью из твоей комнаты, когда шла спать, — торопливо оправдывается Гермиона, краснея от стыда. Ей вдруг кажется, что она увидела что-то запретное, часть личного мира мужчины, стала свидетелем того, что видеть гриффиндорке нельзя, и от этого становится немного неловко. — Умею, хочешь, сыграю? — весело подмигивает девушке, давая понять, что он совсем на неё не злится. Гермиона только кивает, всё ещё пытаясь убрать краску со своего лица. Несколько движений волшебной палочкой, и в руках Сириуса появляется тёмная классическая гитара, с вырезанной на ней, по-видимому ножом, непонятной надписью. — Что ты хочешь услышать? — спрашивает Блэк, перебирая пальцами струны. — То, что ты только что начал петь. Первые аккорды песни не заставляют себя долго ждать, и вот уже гриффиндорская гостиная наполняется поистине прекрасной мелодией: в основном спокойная, однако в припеве слышится настоящий драйв. Гермиона наслаждается его превосходным умением играть на гитаре, впадая чуть ли не в эйфорию от песни в исполнении Сириуса. Его пальцы так ловко зажимают нужные струны, кажется, что идеально, хотя, наверное, так и есть. Весь мир отходит на второй план: есть только он, она, музыка и завораживающий своим звучанием голос человека, на которого сейчас хочется смотреть вечно, как, впрочем, и всегда. Девушка видит, как меняется его лицо в особо эмоциональные моменты песни; волосы, изредка подрагивающие, постепенно будто начинают жить своей жизнью, словно танцуя в бешеном, неизвестном никому, кроме них самих, ритме. Музыка завладевает ими полностью, проникая в душу, Гермиона сама не замечает, как начинает тихо подпевать Сириусу. Спустя несколько минут, которые пролетают как одно мгновенье, песня заканчивается, однако за ней следует ещё одна, на этот раз уже «Pennyroyal Tea». — Тоже «Nirvana»? — уточняет гриффиндорка, когда песня заканчивается. Сириус кивает, продолжая наигрывать какую-то проникновенную мелодию, но уже без слов: — Нравится? — она кивает, смотря на него рассеянным взглядом, стараясь не закрыть глаза полностью. — Устала? Сознание девушки стремительно путается, перед глазами всё расплывается, словно кто-то забыл настроить чёткость изображения: сказываются усталость и выпитый ранее алкоголь. Голова начинает кружиться, мыслей нет. Всё, чего Гермиона сейчас хочет, — это лечь и заснуть. Видя состояние Гермионы, Сириус поднимается с кресла, успев убрать гитару с помощью магии, подходит к ней, нагибается и, аккуратно, почти невесомо касаясь, поправляет выбившиеся пряди мягких каштановых волос: — Давай спать? Гриффиндорка не отвечает, медленно уплывая в царство Морфея. Взгляд Блэка случайно падает на настенные часы в деревянной рамке, и он ухмыляется. Часы показывают ровно три часа ночи. Неудивительно, что девушка засыпает во время их разговора, ведь последняя неделя выдалась для неё довольно-таки напряжённой: волнение из-за опасений, что ОД могут раскрыть, переживание за Гарри, постоянное презрение Рона, которого Гермиона всегда считала своим лучшим другом. Вопреки всему здравому смыслу она всё-таки надеялась на более-менее адекватную реакцию Уизли на свой роман с Сириусом, хоть и понимала, что это невозможно. Грейнджер догадывалась о том, какие чувства испытывает к ней Рон, но ответить ему взаимностью не могла. Он ей действительно нравится, как хороший друг. Это всё, что Гермиона может предложить Уизли, но ему этого мало. Сделав взмах палочкой, Сириус увеличивает тёмно-красный диван, делая его достаточно широким, чтобы они оба смогли улечься. Блэк осторожно кладёт туда Грейнджер, она поворачивается на бок, сгибает ноги, одетые в бело-серые шерстяные носки, смешно посапывая. Уголки рта Сириуса сами собой разъезжаются в разные стороны. «Какая же ты всё-таки наивная, ma cherie**», — мелькает у него в голове. Блэк обходит диван, как можно тише перелезает через спинку и ложится рядом с Грейнджер, почти в ту же позу, что и гриффиндорка, укрывает их обоих пледом, половина которого до этого была успешна сброшена на пол за ненадобностью. Стоит ему вытянуть руку по направлению к её голове, как Гермиона тут же ложится на неё, используя в качестве подушки. Лицо девушки приобретает блаженное выражение, сквозь сон она чувствует тепло тела мужчины. Тепло, заполняющее ее сознание, подобно Империусу. Именно от его запаха и одного присутствия она чувствует себя защищённой, Блэк оберегает Гермиону от всего мира с его политикой, кознями и войной. Им уютно просто лежать в объятьях друг друга, наслаждаясь этими волшебными мгновениями душевного единства и гармонии. Сириус, не успев изумиться её странной реакции, моментально проваливается в забытье. Просыпается Блэк, когда встают первые лучи солнца. Они застенчиво пробиваются сквозь тёмно-голубое с остатками звезд, небо. Лучи медленно, словно сонные, скользят по гостиной, постепенно добираясь вначале до Сириуса, а потом до всё ещё мирно спящей в его объятьях Гермионы. Он мягко высвобождает свою успевшую затечь за ночь руку, только на мгновение глаза цвета морской глубины задерживаются на ней, отражая долю сожаление и печали. А потом он решительно спрыгивает с дивана на пол, не давая себе ни секунды на грустные мысли. Блэк и так пробыл здесь очень долго, дольше, чем можно. Хотя, если учесть то, что Сириуса в Хогвартсе да и вообще на свободе не должно быть, то несколько таких чудесных часов рядом с Гермионой — это сказочный подарок. Она не просыпается, чтобы попрощаться с ним. Уходит Сириус невероятно тихо, не оборачиваясь. Как только за ним закрывается дверь, на лице Гермионы проступает слабая улыбка, а она сама тихо, едва различимо шепчет «Спасибо», сильнее закутываясь в плед, жадно вдыхая запах Блэка, который всё ещё так любезно хранит трансфигурированная им штора. Гермиона знает, что Сириус придёт ещё…