Приятный способ бросить курить

Уютная комната, сплошь усеянная плюшевыми мишками и больше похожая на игрушечный рай, была окутана бледным едким дымом. И вошедший было туда Мисаки Такахаси, студент первого курса университета Мицухаси, закашлялся и поспешил ретироваться. Великий и божественный Усами Акихико даже не заметил секундного вторжения своего юного любовника и, как ни в чем не бывало, продолжал печатать очередной БЛ роман. — Нет, это уже ни в какие ворота не лезет, — пробормотал недовольный Мисаки. – Пыхтит как паровоз. И ладно о других, но даже о себе не думает! В комнате дышать невозможно, хоть бы окно открыл! Мисаки, торопливо приготовив ужин, стал дожидаться великого и божественного с решительными намерениями заставить его отказаться от дурной привычки. Самый молодой обладатель премии «Наомори» появился спустя десять минут с крайне утомленным выражением лица. И снова этот удушающий запах табачного дыма. Мисаки невольно поморщился. Нет, не то, чтобы ему это не нравилось, совсем наоборот, но только когда табачный дым оставлял едва уловимый аромат, слегка перемешиваясь с запахом сладковатого одеколона, а не забивался в ноздри, заставляя чихать, и не отдавался горечью в горле. Но хватит предаваться воспоминаниям, пора действовать. — Усаги-сан, мне надо с тобой поговорить. – Писатель замер по другую сторону стола, так и не донеся палочек до аппетитно пахнущей еды. — Внимательно слушаю тебя, Мисаки. – Опять этот взгляд, от которого сразу становилось жарко, сердце начинало бешено стучать, а щёки предательски пунцовели. Но некогда пасовать перед его уловками. И Мисаки, хоть и изрядно покрасневший, решительно продолжил наступление. — Ты должен бросить курить! — Ну, если только кое-кто найдет для меня другой способ расслабиться… — Ещё один похотливый взгляд. Нет, он не поддастся! Вместо этого Мисаки торопливо дожевывает ужин и ретируется к себе в комнату, сверкая пылающими ушками. *** Всю ночь переворачиваясь с одного бока на другой и перебирая всевозможные варианты решения этой проблемы, Мисаки с удовлетворением вспомнил, что завтра у него выходной, и выспаться он ещё успеет, а вот решать что-то надо сейчас. Глухо ударив кулаком в подушку, измученный Такахаси невнятно пробормотал: — Чёрт с тобой… *** Днём невыспавшийся Мисаки мрачно смотрел, как Усаги-сан просматривает какие-то бумаги, вот его рука привычно потянулась к пачке… — Усаги-сан, я же просил тебя! — Тогда, хочешь, моей вредной привычкой можешь стать ты. – Знаменитый новеллист даже не оторвал глаз от своих бумажек. Мисаки тяжело вздохнул. Ладно, сам напросился. Он решительно обогнул диван, вытащил пачку из плена длинных тонких пальцев и, дождавшись пока удивленный взгляд направится в его сторону, неловко, но решительно поцеловал тонкие губы… Те самые, что столько раз заставляли его стонать, вздрагивать и краснеть почти каждую ночь… Сиреневые глаза, непривычно широко распахнутые, тут же лукаво сузились. Акихико уже сам потянулся к Мисаки за более глубоким и страстным поцелуем и, к своему радостному изумлению, не получил отказа. Напротив, Мисаки обвил его шею руками и, споткнувшись, упал в заботливо подставленные объятия. — Ну, раз так, я понимаю, чего ты хочешь чётко и ясно. – С этими словами великий и божественный подхватил Мисаки и как принцессу понес по ступенькам, с трудом не падая от резвых барахтаний юного любовника. — Усаги-сан, подожди, пусти меня! – Писателю, с трудом дошедшему до второго этажа, пришлось подчиниться. — Хорошо. Тогда пойду, покурю. Мисаки едва не зарычал, упрямо схватил любимого за руку и потащил по направлению к спальне бормоча: — Дурак! Я же за тебя волнуюсь, а ты ещё и… — Договорить ему не дали сильные руки, мягко обнявшие его сзади, и едва ощутимый поцелуй в макушку. — Спасибо, Мисаки, мне так приятно… — Ничего особенного! – и уже гораздо тише, — Я же люблю тебя… — Что-что? — Ничего, — буркнул Мисаки, отчаянно краснея. — Я постараюсь курить поменьше. Только если ты мне поможешь. – Мягкий, свистящий шепот. Отчаянно краснеющие щеки и уши, бешено бьющееся сердце и невыносимое тепло в солнечном сплетении, разливающееся вниз живота. В голове всё было будто в тумане, с легкой примесью сладковатого одеколона. И ещё кое-что непонятное, мягкое нежное ласковое, бархатное, шелковое… Но в тоже время и горячее, страстное, с силой захлестывающее тело и душу, заставляющее бездумно подаваться навстречу такому же горячему и нежному… Кстати, как там оно называется? Ах, да – счастье!