Свобода от жизни

Страх. Липкий, едкий,… тёмный, но не бархатной глубокой ночной тьмой, не глухой, в которой нет ни лучика света, нет. Тёмный той самой тьмой, которая движется, живёт, играет, прячет, которая заставляет воображение биться в дикой агонии кошмара, то отпуская, то догоняя вновь и с каждым разом все сильнее терзая зашедшееся в рваном, пульсирующем болью крике сердце. Сиэлю был хорошо известен этот страх, и он ненавидел себя из-за него. Несмотря на титул, ум, способности, несмотря на всесильную прислугу, он ничего не мог поделать именно со своим собственным разумом. И именно поэтому он никогда не показывал, насколько на самом деле ему страшно; никогда не давал понять, насколько глубоко он по ночам погружался в неизведанную бездну удушающего ужаса. Скрывать это было тяжело. Раньше у него всегда были родители, к которым он мог прийти, проснувшись от страшного сна - хотя он и старался никогда не вспоминать о тех временах. Теперь же признать свою беспомощность перед кошмаром значило доказать свою полную несостоятельность, бесполезность и ребячество. Он и так смирялся и терпел многое, порой ему казалось, что ещё и такого рода мыслей со стороны подчиняющихся ему людей он просто не вынесет. И это всегда виделось самым страшным - не удержать, не выстоять под давлением своей собственной судьбы. Он не имеет право на подобное, с тех пор как… Впрочем, об этом тоже лучше не думать. Кошмары Сиэля были самыми разными: ему снились жуткие дни в секте, пожар, тела родных, могильный холод и все та же тьма. Он просыпался в испуге посреди ночи, не сразу мог понять, где находится, иногда крича… Но спустя несколько минут разум все же начинал осознавать реальность, и тогда он успокаивал себя тем, что это прошлое, что теперь он в безопасности. С возрастом, от подобных снов он перестал пробуждаться собственным воплем: время, подобно наждачной бумаге, затирало пятна воспоминаний, оставляя общий горько-желчный привкус и мерзкий запах уже когда-то испытанного ужаса. Однако самым страшным ночным кошмаром оказалось совсем иное - живые и здоровые «покойники», приходившие во снах, стоящие прямо напротив и улыбающиеся ему. В такие моменты Сиэль понимал, что он боится до одури, до невозможности сделать вдох. Именно эти сны заставляли его вырывать себя из созданного им самим мира собственным же отчаянным криком. Именно эти сны приводили к нему в комнату Себастьяна, а порой и другую прислугу, которая, в отличие от демона, рисковала получить пулю в лоб – эти сны отпускали из себя всегда дольше всех иных. Радужные и наполненные светом, дорогими людьми и счастьем - они оказывались самыми ужасающими совсем не из-за того, что юный граф «ступил во тьму», как с пафосом любил повторять Себастьян. Нет, совсем не поэтому. Он чудовищно боялся потерять себя – то единственное, что у него осталось. В подобные ночи кошмара Сиэлю казалось, что он вот-вот лишится рассудка, и, наконец, окончательно исчезнет из этого мира некто «Сиэль Фантомхайв». Не то чтобы он боялся умирать, но отчего-то раствориться в собственном безумии было в разы страшнее. Уже не единожды пережив кошмары прошлого, смирившись с потерями и болью, столкнуться, пусть даже во сне, с настолько подсознательно желанной, но утерянной безвозвратно "реальностью" – это заставляло сознание стараться остановить в смятении рвущуюся навстречу мечте душу. И Сиэль, как мантру повторял, что он один, «нет никого… больше нет, их никого нет…». Он отчаянно желал определённости и старался изо всех сил удержать свой измученный разум, что заходился в безумном танце над пропастью страха. Проведя множество часов в поиске "лекарства" от своего ужаса (тайком от дворецкого таскал книги по толкованию снов и самовнушению из библиотеки, а один раз даже почти решился на гипноз, но быстро передумал, ибо не хотел отдавать своё "я" на растерзание кому-то стороннему), Сиэль понял, что он ничего не сможет сделать с этим, а его эгоистичный страх со временем не изменился совершенно. Так было до тех пор, пока однажды ночью, в который уже раз проснувшись от собственного душераздирающего вопля, Сиэль, укутавшись с головой в одеяло, сотрясаясь крупной дрожью, судорожно пытался вытереть непослушными руками капли пота и слёз, катившиеся по лицу, и одновременно старался убедить лёгкие дать ему хотя бы глоток воздуха. Организм не слушался и упорно пытался убить хозяина, видимо, чтобы покончить, наконец, с этой пыткой. В какой-то момент Сиэль почувствовал, что кажется, не против закончить все сейчас: сонный туман перед глазами искрился разноцветными точками, тело уже совершенно не чувствовалось, глаза закрывались… Мешало только лёгкое чувство сожаления от не исполненного долга, от незавершённого дела. Мысли путались, веки уже почти сомкнулись, но вдруг пелену прорвал знакомый голос: - Милорд, не переживайте, расслабьтесь, - рука Себастьяна нежно погладила по голове, на грудь легло что-то горячее и приятное, травяной запах окутывал, заставляя медленно пробуждаться. Первый удавшийся вдох оказался хриплым и тяжёлым, сразу за ним последовал приступ кашля. Себастьян тут же приподнял графа, помогая тому занять сидячее положение. Спустя пару минут, осознав, где находится и оглядев комнату, Сиэль заметил, что на его груди рукой дворецкого удерживается нагретый мешочек с травами, второй рукой Себастьян поглаживал его спину, а где-то в ногах под одеялом чувствовалась тёплая грелка. - Дышите ровно и спокойно. Постарайтесь пока не разговаривать, - дворецкий, осторожно опустив травяной мешочек в руку графа, подал ему стакан тёплой воды. Сделав несколько судорожных глотков, прочистив горло и окончательно придя в себя, Сиэль вопросительно глянул на Себастьяна. - У Вас был сонный паралич, милорд. Обычно он безопасен и быстро отступает, но видимо, спазм подхватили Ваши ослабленные лёгкие. Не переживайте. Сейчас все хорошо. Граф медленно, будто пробуя, дышал и думал о недавнем кошмаре, понимая, что он в разы чудовищнее только что закончившегося приступа. От раздумий и тяжёлых воспоминаний отвлекла теплая рука – на этот раз без перчатки - вновь ласково погладившая по голове, мягко перебирая прядки. Удивлённый взгляд графа встретил сияющий улыбчиво-спокойным огнём взгляд демона. - Милорд, пока Вы лишены возможности говорить, во избежание грядущих кошмаров, мне бы хотелось сообщить, что Ваши опасения, касательно потери себя и, как следствие, сумасшествия - смехотворны. Смею вам напомнить, что нет смысла опасаться потери того, что Вам не принадлежит, - мягкая улыбка демона и немного насмешливый тон заставили Сиэля поражённо замереть. Померкшие, уставшие и ещё не сбросившие отпечатка пережитого во сне ужаса глаза словно вновь наполнялись живительной синевой. Демон, заметив это, удовлетворённо кивнул. - Именно так, мой лорд. Опасаться потерять Вас надлежит мне, поэтому… - Себастьян склонился к графу и тихонько зашептал, касаясь дыханием макушки Сиэля. – Ничего не бойся. У тебя нет больше ничего, что надо бояться потерять. Все уже давно принадлежит мне, не забывай об этом. Ты свободен… Когда Сиэль поднял голову, в его взгляде на стоящего рядом демона мерцала затаённая радость осознания и принятия, от предвкушения чего-то нового захватывало дух, а нежность, невесомой искрой промелькнувшая в ответном взгляде демона, давала безмолвную клятву - куда более важную, чем все предыдущие, высказанные вслух. И только сейчас граф Сиэль Фантомхайв понял, что нашел свой истинный живой покой благословения, приняв из демонических рук ценнейший дар - свою свободу.