Дьявол

      Я морщусь, осознавая, что уже продолжительное время в дверь в мою лабораторию беспрерывно, настырно стучат, пытаясь вырвать меня из лап сна, но, видимо, в первое время получалось не очень. Это я могу судить по тому, что вскоре все стихает и я могу услышать усталый продолжительный… вой или крик, это я сказать не могу, но он определенно был какой-то усталый, будто его обладатель ожидал, что я проснусь с первого же удара в дверь и выскочу из моей самодельной постели в виде клавиатуры и кресла, и побегу распевать на все лады, перекатанную вдоль и поперек моим младшим братом тему «Какое сегодня чудесное утро!». Майки и сейчас бы так же говорил, если бы Лео не послал будить меня от моего жалкого подобия пятиминутного сна. Да, и именно он сейчас, издавая вновь и вновь эти замученные… звуки, начал биться головой о дверь. Вот бы он оставил меня в покое и дал бы поспать еще лет эдак пять. Но это не исполнимое желание и поэтому я лишь переношу свои мысли на его несчастную голову и на не менее несчастную дверь, которую он, с такими темпами пробьет насквозь.       Мне приходиться заставить себя открыть один глаз, чтобы посмотреть на мониторе компьютера время и высчитать, сколько примерно Микки так вот стоит, мучая не только мой (ладно, не буду говорить, что мой сон здоровый, но тем не менее)  сон, но и свою руку, да и голову тоже. О, да, я так и думал, именно десять минут назад он пришел ко мне со светлыми надеждами, что я быстро проснусь и он сможет быть свободен. Ну, может, он все же не так наивен? Хоть иногда?       От этого абсурдного замечания уголки губ просто сами по себе дрогнули в слабой улыбке. Это так же вероятно, как и то, что Альберт Эйнштейн все еще жив и находиться здесь и сейчас в этом самом логове, спокойно попивая чаек на кухне, который предложил тому наш весельчак. М-да, Дон, тебе срочно надо прекратить нести всякую чушь и для этого тебе потребуется проснуться и, следовательно, шесть кружек крепкого кофе для этой благородной цели не повредит. Интересно, а можно ли выпросить у Лео больше кофе в течении дня, если убедить того, что мне мерещиться, что на нашей кухне сидит давно погибший Физик-теоретик? Хм, думаю, это отличный способ отбить у ошеломленного лидера мою утрешнею дозу кофеина.       Я зеваю в кулак и поднимаю голову с клавиатуры. Кажется, все мое лицо теперь украшено отпечатками кнопок и это больно. Может, следует приносить сюда подушку? Да, я определенно не совсем уж и умная черепаха в этом логове, если даже этого все еще не сделал. И как же, интересно, меня могут называть Гением, если я даже до этого только сейчас додумался? Хотя, нет, все же, я и раньше подумывал об этом, просто времени не хватало… Ну, или я забывал о своей усидчивости и устремленности доделать все до конца и мне приходилось вновь спать урывками на клавиатуре. Но я уже не то чтобы жалуюсь на это. Такой сон даже удобней теперь для меня. Если чисто гипотетически.       Я открываю наконец второй глаз и, когда картинка перед глазами проясняется, я могу рассмотреть, что же я успел сделать за вчерашнюю ночь. Так, видимо, не так уж и много. Тостер был сломан, как уверял меня Майки, но под магнит, на контактную площадку просто попали крошки и мне ничего не стоило то чтобы вычистить их оттуда. Что же касается пульта от телевизора — то в нем мне только следовало восстановить проводимость и установить для этого новый «пятачок» вместо старого. Скейтборд Майки, который начал покачиваться и опасно поскрипывать, после того, как он прокатился на ней по лестнице, а потом и кувырком начал дальше катиться, в последствии чего удобно приземлился на ту, я сумел починить. Точнее, подкрутить покрепче расшатавшиеся шурупы. Чудо, что его любимый скейт еще не сломался на двое, с такой-то силой удара и высоты падения. Как я могу справедливо посудить, у весельчака вчера был разгрузочный день… Вот бы всегда так…       О, Дон, Дон, Дон, притормози чуток. Тебе действительно пора прекращать свои глупости и наконец окончательно проснуться, а то начинаешь бредить. Нет, ну кто же будет ожидать от Микки того, что он прекратить что-либо ломать? Конечно, так можно предположить, но только тому, кто действительно не знает нашего младшего или тому, кто просто на просто спит на ходу и может принять Шредера за вешалку в коридоре твоего дома. В данном случае, со мной происходит именно второе. Я, конечно, могу сказать, что в некоторые моменты Микеланджело, вопреки здравому смыслу, ведет себя более серьезно и собранно, но так он ведет себя крайне редко. Да и что ожидать от того, кого даже Мастер Сплинтер не вымучает бесконечными тренировками, кто в любое время готов сделать то, что никто не ожидает или же наоборот, что-то явно предсказуемое.       Микки у нас очень любопытный, его никак и ни при каких отговорках не оттащишь от большой красной кнопки, которая находиться на пульте управления прямо в центре логова врага. Он ведь хочет узнать «что же будет, если нажать вот эту вот штучку»? И он никогда не задумывается о том, что раз в другие моменты случалось нечто, не входящее в наши с братьями планы (в плохом смысле слова), то будет справедливо предположить, что и этот тысячно первый раз будет не исключением. И каждый раз весельчак обходиться лишь неловким «Упс» или «Это не я» и подзатыльником от Рафаэля, нашего темпераментного брата. И это действительно происходило множество раз, а он все не угомониться, но, в общем-то, это же он и никто и не хочет, даже не задумывается о том, чтобы он стал другим, мы уже привыкли. Но, вообще, не об этом сейчас.       Я, вышедши из своих затянувшихся размышлений, протягиваю руку в сторону компьютера и снимаю фиолетовую маску с монитора. Поднося ее к глазам, я замечаю заляпанные машинным маслом концы, и завязываю на затылке узел. Надевая налокотники, которые я вместе с маской успел снять во время работы, так как они могли запачкаться и вообще помешать, я вновь слышу звук, что производит очередной стук в дверь в лабораторию и не то чтобы стандартным образом. Я усмехаюсь и не могу удержаться от того, чтобы закатить глаза. Вообще, если подумать, я мирная черепаха, которая понимает страдания младшего братишки, но в данный момент я вспоминаю, как тот же самый братишка мешал мне множество раз спокойно работать в моей лаборатории, в которую я запрещал ему входить множество раз. А так же я отлично помню, сколько он мне экспериментов портил, когда заходил ко мне в комнату, в которой я строго на строго запретил тому и носа совать.       И именно поэтому я сейчас победно улыбаюсь, даже не пытаясь скрыть своего ликования. Да, иногда я могу быть, как маленький ребенок, который смотрит на то, как мама ругает братишку за его проделку, которая и была адресована в адрес пострадавшего ребенка. В такие моменты у меня возникает желание просто взять и, со всем детским азартом, что остался во мне, показать кому ни будь язык и уйти, оставляя кого-то, в полном недоумении. В ответ на эти мысли я лишь шире заулыбался, представляя на месте «кого-то» моих старших братьев — Леонардо или Рафаэля. А лучше — вообще сразу двоих. Я как будто сплю и вижу, как показываю им язык, как маленький ребенок, довольный собой, а Лео вопросительно приподнимает одну бровь, смотря на Рафа, а тот в ответ лишь крутит пальцем у виска в знакомом всем жесте. Надо-бы проверить их реакцию на данный феномен «Впадения в детство», отличный психологический тест.       Я нервно хихикаю, ловя себя на мысли, что я вновь брежу и мне срочно нужно на кухню, за шестью… Э-э-э… Нет, за дюжиной кружек кофе. А иначе я и впрямь начну разглашать свои мысли на право и на лево. Ага, и чтоб на меня потом косо поглядывали братья, ну уж нет, спасибо. Обойдусь и тем, что я и так хожу каждый день, как клоун. В смысле, я же…       Стоп. Я опять слишком глубоко задумался, мне уже нужно идти, так как уже без пятнадцати семь и тренировки скоро начнутся. А Майки скоро поставит себе здоровенную шишку и это в лучшем случае. В худшем же, у него будет сотрясение мозга, чего мне уж точно не хочется. Блин, эти Майкины закидоны, каждый раз одно и то же. Да, да, и это еще не в первый раз. «Да и не в последний, с прискорбием сообщаю тебе, Донателло» — сам себе говорю я. О, прекрасно, а мой же закидон отныне будет разговор самим с собой, поздравляю тебя, гений ты наш. Блин, вот опять.       Мне остается только потянуться за своим шестом и, провертев несколько раз в руках палку, опустить ее в крепление за спиной или же панцирем. Когда Бо закрепляется с характерным щелчком, я направляюсь к выходу, не забыв прихватить скейт нунчаконосца. Конечно, было бы лучше научить его уму разуму и запретить ненадолго кататься на скейте, по крайней мере, на дня два, чтобы он усвоил, как лучше обращаться с доской, а уж тем более, с собой. Но, мне кажется, это был бы не очень хороший вариант не только для Микки, но и для всего убежища и его жителей. Его неиссякаемая энергия, без игрушки весельчака, может вылиться нам в большие неприятности колоссального масштаба, чего я отнюдь не желаю не кому и ни чему. Мне же все, в итоге, чинить. — Предполагается, что стучать в дверь нужно руками, а не головой. — протягиваю я слова, с усмешкой глядя на младшего брата, который, кажется, вне себя от счастья. Ну, да, то, что я проснулся — для него уже событие. - Вот. И постарайся больше не падать на него.       Когда Майки видит перед собой свой скейт, протянутый ему мной, я почти сразу слышу его восторженный писк и чувствую, как он меня обнимает, чуть ли не душа. Я, в принципе, знал, что именно так оно и будет. Но, не смотря на то, что я мог увернуться, я остаюсь на месте, и жду, пока Микки не на обнимается. Когда он отходит от меня в его глазах так и светиться счастье. Да, да, это его любимая доска, я уже в курсе. Я лишь в ответ молчаливо ему улыбаюсь, когда он говорит: — Бро, ты лучшая черепаха в мире!       Да, и это я слышу уже пятьдесят восьмой раз в течении этого месяца. Но это все так же приятно. Младший бросает перед собой скейт и сам прыгает на него, чтобы его испытать. Я же его даже не пытаюсь остановить — бесполезно. Я лишь с участием смотрю на то, как Майки прыгает через диван и ступеньки, делает петли и трюки. И я вижу, что Микеланджело просто отлично катается, а скейт отлично функционирует. Что ж, думаю, сегодня мне следует ждать что-то более посерьезней, чем расшатавшийся скейтборд у себя в мастерской. Может, выбор падет на телевизор или… Нет, выбора этой доски и Майки просто не предугадать, даже с моим интеллектом. Расчеты тут никак не помогут, с этой-то несносной черепахой.       Я едва покачиваю головой и поворачиваюсь, медленно направляясь к кухне, стараясь не заснуть по дороге. Мне кажется, будто я все еще не доспал и сон только выкачал из меня все силы. Хотя, о чем я говорю? Сна-то я вот именно что и не знал уже много времени. И это уже как-то начинает меня раздражать и беспокоить. Да, я и раньше не спал ночью, но в это время я работал над своими изобретениями и это было мне в радость, это мне придавало сил, а сейчас…       Я слышу, как Микки останавливается и, наступив на край скейтборда, подбрасывает его вверх, а потом одним движением ловит в воздухе. Нунчаконосец подбегает ко мне и улыбается во все тридцать три зуба, он весь прямо светиться. От него как будто и вправду исходит свет, да такой яркий. Я легко улыбаюсь младшему в ответ. Его повязка оранжевого цвета так ему подходит. Этот цвет значит жизнерадостность, смотря на него, можно ассоциировать этот цвет с солнечным, таким теплым и ярким цветом. А задумывался ли когда-либо Майки над тем, что значат для нас наши повязки и почему именно такие цвета были даны нам? Не думаю, конечно, что это так, но все же…       Мне кажется, все же мой недосып ничего не должен значить для меня, когда рядом есть такой младший братишка, который готов всегда развеять все твои печали и горести, да так, что ты забудешь о них в один миг. И это действительно ничего не значит, ничего, совершенно ноль. Со мной братья, со мной семья — вот чему я должен радоваться и я не позволю кому-либо вставать на нашем пути, просто не позволю!       Брат машет мне в подзывающем жесте и бежит на кухню. Ему надо бы поубавить скорость, а то он… М-да, об этом я и говорил. А то он врежется в панцирь Рафаэля, который так же собирался идти на кухню. Но, как мне кажется, у того сейчас совсем иные планы, если судить по разъяренному рыку и взгляду, который он бросил на младшего. Тот лишь виновато улыбнулся и отступил на шаг. Когда же саеносец с хрустом размял кулаки, весельчак уже не стал тратить время на извинения и кинулся бежать, что было даже мудро с его стороны. И как он может брать такие высокие ноты, когда кричит?       И вновь в убежище утренний балаган, как по расписанию.       Все же, кажется, ничего не сможет переменить старых «традиций».