Полутона черного

— Я помню, когда увидела тебя в первый раз, — тихо произносит Клэри, будто боится, что их разговор может кто-то подслушать. В этом мраке, полной темноте находиться кажется вполне естественным. Быть сумеречным охотником значит всегда находиться в темноте, становиться тенью, самой чернотой — для того, чтобы сохранить мир чистым и позволить ему снова увидеть свет. Поэтому глухая ночь приносит спокойствие и холодную уверенность в происходящем. Поэтому Клэри и Изабель находятся в полной темноте. Лишь ветер едва-едва ощутимо дует из раскрытого нараспашку окна, а где-то в другом конце комнаты тикают часы. Негромко, но услышать в полной тишине их можно. Так же хорошо, как и дыхание Изабель. Она лежит на кровати в своей полной кожаной экипировке, голову положила на колени Клэри и смотрит куда-то в потолок, периодически переводя взгляд на девушку. На свою девушку. Изабель нравится произносить эти слова вслух, смаковать их, растягивать гласные и наблюдать за тем, как реагирует Клэри. А ведь реакция всегда разная, но никогда безразличная или спокойная. Клэри — яркий контраст на фоне Изабель. В пижаме, с немного растрепанными волосами и совершенно не накрашенная. В три часа ночи при полном параде только Изабель может быть. С этими своими идеально уложенными волосами, которых хочется касаться. С алыми губами, которые притягивают внимание, как ничто другое. А еще сапоги. Эти кожаные сапоги на толстом устойчивом каблуке. Не так обычные люди выглядят в три часа ночи, не так. Изабель выглядит шикарной всегда. Даже несмотря на шрамы, которыми покрыта ее кожа. Кажется, они ей почти идут. Подчеркивают яркую красоту. — И что же ты помнишь? — произносит Изабель и улыбается. Ее глаза кажутся еще более черными в этой темноте, Клэри нравится. Ей нравится смотреть, выискивать какие-то полутона в этом цвете. Она сделала уже больше десятка набросков лица Изабель и каждый раз с особой тщательностью прорабатывала именно глаза. И все равно на бумаге они не получаются такими, какими должны быть. Угольными. Но не мрачными и жестокими, вовсе нет. Угольными — с уверенностью в себе, дерзостью, тщеславием. А еще с разбитой и растоптанной битвами душой, с потерями и предательством, которые пришлось пережить, с недоверием к другим. Со всей той многогранностью и неоднозначностью, которую являет собой Изабель Лайтвуд. А такое карандашами не выразить. Ручками не получается. Клэри и краски пробовала. Самые разные: от акварели до масла. Не выходит. Никак. Она убирает в сторону прядь волос Изабель, откидывает. Снова и снова проводит тыльной стороной ладони по ее волосам, потом подушечками пальцев. Все же не удержалась. Слишком красивые, притягательные. И тоже черные. Идеального черного цвета. — Я помню, как ты танцевала. В клубе. Пауза. Прохладный ветер и тишина. — Тогда я подумала, что никогда бы и рядом не смогла встать с такой девушкой. Изабель давит тихий смешок. Смотрит недоверчиво, будто ее кто-то обманывает, водит за нос. Клэри кладет руки поверх рук Изабель. Одну на грудь, вторую — на живот. И слегка прижимает к себе. Эдакая попытка обнять, подбодрить. Не самая удачная, возможно, но и не самая худшая. — Правда-правда, — уверяет Клэри. — Эти движения, вся грация, пластичность, женственность… А через пару минут ты убила демона и бровью не повела. Можешь представить мои мысли? И снова пауза. Изабель прижимается щекой к руке Клэри. Почти к сгибу локтя. Она всхлипывает тихо. Так, словно просто из носа потекло из-за холодной погоды на улице. Или ее кто-то окатил водой. Она все еще переживает. Спустя столько лет не может простить себе смерть Макса. Винит себя, мысленно повторяет, что должна была быть рядом с ним, должна была не допустить, должна была, должна была, должна… И всю свою боль, свою слабость доверить она может только одной Клэри. При родителях всегда избегает этой темы, как и они сами. При Алеке предпочитает делать вид, что все просто прекрасно. Лучше некуда. Он щурится недоверчиво, бровь выгибает, но в душу к ней не лезет. Захочет поговорить, поделиться — расскажет. А она и не хочет. — Ты сильная, — говорит Клэри. — Я не знаю ни одного, кто мог бы быть сильнее тебя. И это говорит она! Прошедшая через такой кромешный ад, который в самых страшных кошмарах не привидится. Разрубавшая демонов пополам, теряющая своих близких, едва обретая их вновь. Та, чья жизнь круто перевернулась за один день. Тогда, когда они первый раз и увидели друг друга. На той вечеринке в клубе. На той операции по устранению демонов. Их обеих жизнь побила достаточно. По-разному, но так похоже. Но не из-за этого Изабель тянется к Клэри. Не из-за этого смачно целует ее в губы, оставляя яркий след помады. Та целует ее в ответ. Но более спокойно, сдержанно. Не с такой горячностью и жаром. А ведь это Клэри рыжая. Яркая такая, огненная. Ей бы быть сладострастной и соблазнительной. Но любой огонь меркнет на фоне притягательной тьмы Изабель. Ее решительности, хватке. Она берет то, что хочет. Так всегда было и будет. Они целуются всегда как бы случайно. И Изабель след от своей помады пальцами стирает. Он остается, выедается. Не таким четким и явным, как был изначально, однако это нисколько не меняет того факта, что он есть. Так и любовь Изабель. Она давно уже не старается всем и вся поведать о собственной интрижке, не выставляет все на показ и не говорит о том, что ее девушка дважды спасла мир. Нет, это в прошлом. Теперь она просто рядом. Всегда, когда бы ни понадобилась. И о любовных делах не кричит, не рассуждает с хитрой улыбкой о сексе с тем или иным в шутку, как делала раньше, чем крайне смущала окружающих людей. Ей ведь нравится иногда поражать и реакцию впитывать. Многогранный характер. Не поддающаяся описанию натура. И всей жизни Клэри не хватит, чтобы до конца понять, кто такая Изабель Лайтвуд. Вот с Клэри Фрэй все намного-намного проще. Потому Изабель и выбрала ее. Потому что с ней проще. Не надо что-то изображать, придумывать и намекать как бы прозрачно, а по факту абсолютно нет. С ней можно быть самой собой — той, какую видят совсем немногие. Пожалуй, только Алек и видит ее такой. Теперь еще и Клэри. Много лет уже, как еще и Клэри. С ней спокойно, с ней хорошо. И ей никогда не нужно будет доказывать, что одно то, что Изабель женщина, не делает ее хуже других сумеречных охотников. Она лучшая, может наравне с мужчинами сражаться. И никто из них и намекнуть на ее слабость не посмеет. Клэри ведь сама воин. Знает, что все дело в навыках и тренировках. Изабель для нее все. Она такая, какую себе представить трудно. Такая, какой просто не бывает. И при всем этом — у нее есть сердце. Она не каменная, не стальная. Особенная — вот слово, которым она может назвать ее. Самая особенная из всех. Особенная потому, что принадлежит ей. Хотя, скорее наоборот. Клэри не хочет думать, что она лишь очередная прихоть Изабель. Игрушка, которая притягательна исключительная тем, что в ней есть что-то запретное. Но если бы она хоть раз спросила, если бы просто задала вопрос, то увидела бы ответ во взгляде черных глаз. — Останешься сегодня на ночь со мной? — спрашивает Изабель. И Клэри кивает. Конечно, останется. Если так нужно, так проще и спокойнее для Изабель, она сделает это. И этот вроде бы незначительный поступок — он крайне важен. Да дело даже и не в том, что в три часа ночи Клэри вряд ли поедет домой, учитывая ее внешний вид. В метро в пижаме не пустят. Да оно и закрыто давно. На такси денег вряд ли хватит. Нет, это все пустяки. Она остается потому, что ее девочка в ней нуждается. Потому, что хочет остаться. Они ложатся на подушки рядом друг с другом. Изабель даже сапоги не скидывает. Ей все равно, не в первый раз она подобным образом лежит на кровати. А покрывало… Его все равно уже придется стирать, можно и не заморачиваться особенно. — Знаешь, что? — произносит тихо Изабель, почти шепотом. — Что? — спрашивает Клэри. — Я никогда в своей жизни не видела настолько безрассудного и самоотверженного человека, чем ты. Ее слова вызывают улыбку на губах Клэри. Первое впечатление — это не обдуманное мнение о человеке. Это мимолетные секунды, буквально пара фраз, проносящихся в голове еще до того, как получается собрать мысли в кучу и проанализировать ситуацию. Именно это первое впечатление и зародило их чувства. Не сразу, постепенно. В реальной жизни ничего сразу не происходит. Изабель так и остается лежать поверх покрывала, а Клэри кутается в одеяла, подушку обнимает. Клэри засыпает быстро, уносится в мир фантазий, из которых рождается ее творчество. Ее невообразимые рисунки. Изабель засыпает с трудом, долго пытается расслабиться и отключиться. У нее в мыслях одни схватки с демонами и оружие. Наверное, счастье воина и мрак — одно и то же. Им не снятся окровавленные трупы родителей или друзей с длинными багряными линиями вдоль тел. Не снятся пытки или нескончаемый бег от преследователей. Не снятся освежеванные трупы, и гниль, и вонь, и мерзость. Ничего подобного нет. Их боль притупилась со временем, ушла на второй, третий, пятый, десятый план. Настолько далеко, что может показаться, будто бы никакой боли и нет. Ровно до того момента, пока ее не задеть.