Кукер

Поначалу, конечно, лес может показаться одним из самых тихих и спокойных мест на земле, где царит умиротворение и безмятежность. Но так только на первый взгляд. Всего несколько шагов в сторону чащи и до ушей начинает доноситься наиразнообразнейшая палитра звуков, которую нельзя почувствовать находясь в городе. Шорохи и шум леса постепенно будто окутывают широким куполом. Клекот птиц, поначалу сбивающийся для человеческого уха в кашу, с течением времени начинает приобретать все новые и новые оттенки и звучания. Кукушка наполняет чащу своим коротким кукованием, глухой стук дятла доносится из глубины, а сверху слышатся звонкие крики певчего дрозда. Быстрое, неразборчивое пение трясогузки, бодрое и звонкое чириканье синицы, покинувшей город в летний период, тонкой кистью звуковых волн вырисовывают неповторимый образ леса. Где-то вдалеке слышен тихий скрип стволов деревьев, качаемых легким ветерком, гуляющим по лесу. Жужжание назойливых мух и комаров также ни на секунду не прекращается. Чуть слышный, практически беззвучный шелест листвы, примятой крохотными лапками пробежавшей по ней ящерицы или спешно проскакавшей лесной лягушки. Скрежет коготков белки, взбирающейся по стволу дерева, вернувшейся в родное дупло с очередной порцией припасов для себя и выродка. Торопливый бег, срывающийся на скачки, зайца-русака, улепетывающего от более крупного зверя… Но вдруг откуда-то из чащи по лесу глухим эхом разнесся душераздирающий вопль, постепенно переходящий на вой и плач. Тут же издалека послышались тяжелые шаги, наперерез с металлическим звоном, которые неслись прямо по направлению к источнику громкого звука. Без оглядки сминая траву и кустарники, крепкая фигура в камуфляже быстро прорывалась по шумовым следам. Широкими шагами перескакивая через пни и поваленные деревья, охотник, одной рукой придерживающий закинутое за плечо ружье, изо всех сил стремился на крики своей жертвы. Отчаянный вой все громче доносился до ушей преследователя, и, рассчитав, он понял, что от жертвы его отделяют считанные метры. Перед глазами уже плясала картинка крупного зверя, бьющегося в медвежьем капкане, а нос будто чуял опьяняющий запах добычи. Охота была настоящей страстью Линдеманна, которой он готов отдаваться полностью, без остатка, преодолевая любые преграды. На данном же этапе основной его целью была поимка бурого медведя — недостающего трофея. Уже на протяжении месяца Тилль, подобно маньяку, выслеживал свою жертву, раскладывая различные приманки, капканы и изучая повадки зверя. Хоть эта тварь за все то время ни разу не попадалась ему на глаза, он определенно точно знал, что она где-то рядом, ходит совсем близко. Охотник буквально чувствовал это, с присущим азартом с каждым днем все больше урезая территорию обитания зверя. Конечно, он не надеялся на то, что медведь так легко попадется в капкан, рассчитывая пристрелить его самолично, возможно, не без помощи собаки. Но, видать, удача повернулась к нему лицом, толкнув зверя лапой в ловушку. Вдруг рев резко прекратился и послышались шорохи листвы и треск веток, приминаемых тяжелыми, неуклюжими шагами. — Вырвалась, тварь! — прошипел Линдеманн, на ходу вскидывая ружье и снимая его с предохранителя. Подоспев к месту, он с остервенением обнаружил отсутствие зверя. Бегло пробежав вокруг взглядом, Тилль заметил и сам капкан, обрамленный каплями крови вперемешку с волосками, и клочки шерсти неподалеку. — Вот зараза! Ушел! — нервно сжимая торчащую из кармана рукоять ножа, рявкнул Линдеманн и со злости пнул трухлявый пень, который легко раскрошился. Вдруг где-то неподалеку скрипнул ствол дерева и оттуда же послышались тяжелые шорохи, которые просто не могло не уловить ухо профессионального охотника. Вновь вскинув ружье на плечо и с силой сжав шейку приклада, Линдеманн ринулся на звуки, сминая на своем пути все, кроме деревьев. Наконец в просвете между соснами мелькнуло что-то бурое и мохнатое. Не поддаваясь восторгу, Тилль тихими шагами стал подкрадываться к заветному зверю, с легким хрустом ступая по папоротникам. Вновь щелкнув предохранителем, охотник поудобнее устроил цевье на локте и, прицеливаясь, навел дуло на зверя. Тут же лес оглушил громкий выстрел, эхом разносящийся по всей округе. — Черт, сорвалась! — стараясь оставаться хладнокровным, Линдеманн с досады ударил себя по колену. В этот же момент лес как будто проснулся ото сна и все в радиусе нескольких десятков метров зашевелилось, готовясь бежать. Птицы сразу слетели с насиженных веток. Зверь тоже ринулся с места, скрываясь из поля зрения мужчины. Но не тут-то было, теперь ему вряд ли удастся вырваться из хватки охотника с огромным стажем, к тому же если учесть покалеченную капканом лапу. Не теряя ни секунды, Тилль продолжил преследовать зверя, который оказался на удивление прытким. Лес стал постепенно сгущаться, затруднялась видимость, ото всюду торчали ветки, так и норовящие рассечь кожу лица. Но Линдеманн, закаленный в таких местах, уже привык к этому, и когда луч его зрения совместился с мушкой и серединой прицельной планки, раздался второй выстрел, окончательно нарушивший идиллию тихой лесной жизни. За ним послышался тяжелый рев, и на губах охотника мелькнула торжествующая улыбка. Но радоваться было еще рано, ведь, несмотря на ранение, животное продолжало бороться за жизнь, по-прежнему стремясь скрыться. Ослабленное, измученное и загнанное, оно в изнеможении пыталось углубиться в чащу леса и затаится, пережидая опасность. Перед глазами неотстающего охотника вновь мелькнул клочок шерсти, в который он и выстрелил чисто на автоматизме. Послышался глухой звук упавшей на лесной настил туши. Держа перед собой ружье, опасаясь нападения разбушевавшегося зверя, Тилль поступью, почти бесшумно приближался к подстреленному животному. Когда источник тихого кряхтения и шебуршания стал находиться буквально в паре шагов от Линдеманна, он чуток помедлил и на всякий случай приготовил нож, немного вытащив его из ножен. — Что за черт?! — подойдя почти вплотную к месту, в недоумении прошептал охотник, когда наконец увидел тушу поваленного зверя. Нет, определенно это был не медведь. Массивные лапы без ярко выраженных когтей; длинная шея, постепенно переходящая в голову, будто обрубленную на конце, без всяких намеков на морду; отсутствие хоть какого-нибудь хвоста и в довершение ко всему при более близком рассмотрении это существо оказывалось вовсе не бурым, а каким-то черно-коричневым с белыми проседями, да и, к слову, шерсть у него была в разы длиннее нежели медвежья настолько, что издалека можно подумать, будто это небольшой стог гниющего сена — одним словом, даже заядлый охотник не знал, что за загадочного зверя он только что подстрелил. Постепенно восторг начал выветриваться из сознания, поначалу опьяненного добычей, сменяясь скорым пониманием действительности и медленно переходя в ужас. Выругавшись, Линдеманн стер со лба испарину и в недоумении стянул с макушки головной убор, лучше присматриваясь к своей неизвестной добыче. Хоть он и не был ни суеверным, ни верующим, но увиденное все-таки заставляло задуматься, вызывая двойственное чувство. Ведь не могло же это существо появиться из ниоткуда — может, мутировавший вид или еще что, а вдруг здесь замешана мистика, так называемые «нечистые силы»? А если эта неведанная тварь еще и агрессивна и опасна? Тут вдруг этот доселе неизвестный комок шерсти зашевелился, проскулил и начал поднимать нечто наподобие головы. Поддавшись собственному инстинкту самосохранения, охотник быстро среагировал и по велению разума тут же ударил зверя прикладом как раз по этому поднявшемуся подобию черепа. Животное коротко взвыло и, повернувшись, вновь рухнул на сухую листву.