***
Саске ещё несколько минут будет лежать рядом с Наруто, прикрывшим их своим плащом Хокаге. Будет с внутренним воем слышать ровный громкий стук в его груди и размеренное дыхание. Узумаки же будет изображать спящего, позволяя ему самому сделать свой выбор – оставаться или нет. Будет изо всех сил бороться с собой, когда Учиха встанет, оставляя вместо себя холод и поднявшуюся пыль, вдыхать почти полной грудью его пропадающий запах, отдающий костром, который он запомнит на всю свою жизнь. А Саске будет знать, что он не спит. Нарочно медленно оденется в надежде, что его схватят за рукав рубашки в последний момент, останавливая и прижимая к себе, что ему хоть что-то скажут. Но ни единого слова. До сих пор. Шаги будут очень и очень тяжёлыми, а сердце в груди будет бешено громыхать, когда пальцы коснутся холодной ручки. Небо окрасится в кроваво-красный с золотыми прожилками цвет, тяня из-за горизонта поднимающийся яркий диск. На восходе солнца Саске уйдёт вновь. На этот раз навсегда.Часть 2
13 января 2016 г. в 16:07
Саске даже не спрашивал себя, почему подставлялся настойчивым рукам, расстёгивающим молнию на его штанах. Почему так громко дышал, позволяя чужим пальцам медленно оглаживать острый подбородок, изучая. Почему его сердце так предательски громко стучало, когда под натиском горячих губ, прихватывающих влажные от слюны соски, вся кожа покрывалась мурашками.
Может, он вообще не думал в такие моменты?
Наруто проводит кончиком носа от края губ до виска, шумно втягивая носом запах Учихи, отдающий костром, но отчего-то медлит, прежде чем накрыть своими сухими губами чужие. Легчайшее прикосновение – и губы опускаются ниже, к плавному изгибу между шеей и плечом. Невесомо касаясь тонкой кожи, они вновь поднимаются, и Узумаки иногда прихватывает её зубами, оставляя после себя еле заметные алеющие следы.
Саске рвано вдыхает плотнеющий воздух и изредка прикрывает глаза, стараясь согнать пелену возбуждения – он не хочет казаться слабым и падким на свои желания. Не хочет казаться зависимым от этого человека, который был его единственным близким, которому позволял иметь себя только чёрт знает, сколько раз. А тем временем жадные губы втягивают фарфоровую кожу внутрь горячего рта, оставляя свои метки, из-за чего Учиха нервно дёргается и гневно зыркает на Узумаки: он никогда не любил, когда на нём оставляли свои следы – он начинал чувствовать себя продажной девицей, готовой ради своего хахаля на всё, что угодно.
Наруто виновато улыбается и, обхватив руками плотную ткань жилета, стягивает его с плеч Саске вниз. Тот летит на пол, приподнимая маленькое облачко пыли, а сам Наруто опускается перед Учихой на колени, уверенно проводя ладонями по груди с торчащими сосками и твёрдому прессу. Пальцы чуть оттягивают край штанов, лаская зудящую от грубого материала кожу под ними, вновь тянутся к острым соскам, играя с чувствительным и откликающимся на все ласки телом. Наруто наклоняется к бледному животу с маленькой родинкой под левым ребром, проводит мягким влажным кончиком языка, чувствуя солоноватый вкус, и бросает взгляд на Саске.
Тот в ответ с вызовом смотрит на него. Саске нравится такой Узумаки. С одного взгляда понимающий, что ему нравится, что нужно сделать, чтобы доставить удовольствие. Тёмные ресницы иногда вздрагивают, а почти чёрные глаза лихорадочно блестят в темноте комнаты, выдавая своего обладателя с головой, но тот и не думает об этом, продолжая наблюдать за спускающим ему штаны Наруто.
Саске молчит. И Узумаки тоже молчит. Всё ясно без слов: они оба знают. Знают, что этот раз будет последним. И те годы расставания, что были в их жизни, покажутся им сущим пустяком по сравнению с той бездной, что их ждала в ближайшем будущем. Такое желанное, но теперь ни капли не нужное место Хокаге – высокое кресло, стоящее у самой стенки помещения, – многократно потеряло свою цену и сейчас служило лишь опорой для руки тяжело дышащего Саске.
Руки Наруто обхватывают его бёдра, а сам он наклоняется к вставшему члену, облизываясь. Губы с еле слышным причмокиванием целуют розовую головку, затем втягивают внутрь, заставляя такого безмятежного Учиху вздрогнуть. Узумаки нравится видеть Учиху таким, нравится его дразнить, слушая сбившееся дыхание, заставлять закатывать от удовольствия глаза и срывать с губ меркантильного засранца так старательно сдерживаемые стоны. Он улыбается.
Наруто оглаживает большим пальцем головку, нежно проводит остальными вдоль возбуждённого члена, почти невесомо касаясь подушечками пальцев напряжённой плоти, и вновь берёт в рот. Язык тут же выводит множество тонких узоров, скользит в дырочку на головке, заставляя Саске покачнуться и шумно выдохнуть сквозь зубы. Узумаки знает, что так он продержится ещё недолго и наградит его тихим молящим стоном.
А Учиха никогда не думал, что будет так вздрагивать под натиском его рук.
В чёрных глазах отражается множество огней – каждое окошко и фонарик в честь победы в войне горят очень ярко, отражаясь на тёмной радужке, но Наруто не замечает этого, расплывчатым взглядом изучая его черты. Он каждый день узнаёт Учиху по-новому. Годы назад это был жестокий и холодный мальчик с ледяным сердцем, два года назад – грубый юноша, загнанный в клетку своих обещаний. Вчера – свободный, но презираемый окружением молодой мужчина, однако в этот раз он кажется каким-то недоступным, недосягаемым даже для него. Другим.
Узумаки смаргивает слёзы, которые уже через секунду плывут по тёплым щекам, отражая всё то, что было во взгляде Учихи, а кольцо губ сжимается вокруг члена Саске, продвигаясь почти к самому основанию. Горечь во рту. Он закрывает глаза, обхватывая ствол рукой, и начинает водить восьмёрками по чувствительной коже взад-вперёд, мягко лаская языком крайнюю плоть.
Как же паршиво. Слёзы так и просятся выйти наружу, сдавливая грудную клетку цепями слабости и беспомощности. Наруто старается не смотреть на Учиху, чтобы тот не видел его лицо.
Или, чтобы самому не увидеть того, что творилось на душе у Саске?
Узумаки особенно глубоко заглатывает пульсирующий член, а Учиха затягивает нижнюю губу, прихватывая её зубами до боли и стараясь не застонать. Пальцы на спинке кресла Хокаге сжимаются сильнее, а сам он, тяжело сглотнув, еле слышно роняет лёгкий стон наслаждения.
Наруто выпускает член из горячего рта и приподнимает уголки губ в полуулыбке, победно глядя на Саске. На бледных щеках того проглядывается еле заметный румянец, а его сбившееся дыхание заставляет Узумаки подняться с колен, подталкивая Учиху к массивному столу.
Саске не любит быть обнажённым перед полностью одетым человеком – Наруто знает об этом – и холодно смотрит на Узумаки, стараясь скрыть своё явное желание, наигранно равнодушно игнорируя собственный стояк. Тот тяжело дышит, чувствуя, как плотная ткань болезненно сдавливает плоть, и нарочито медленно, наблюдая на жадным взглядом Учихи, освобождается от такой ненужной одежды, кидая её прямо на пол. Слёзы уже не текут по лицу – их следы высохли, немного стягивая кожу, но он уже не замечает этого, приближаясь к таким желанным губам и обжигая те горячим дыханием.
А Саске кажется, что его внутренности опаляет жар, плавя лёгкие. Что он литрами вдыхает не воздух, а самое настоящее пламя, которое втягивается в кровь и течёт по жилам. Учиха приближается к Узумаки и проводит языком по его губам, ощущая каждую трещинку, каждую неровность, и скользит во влажный рот, встречаясь с препятствующим языком. Наруто укладывает его на лопатки, не разрывая поцелуя, и зажимает соски, пропуская их между пальцев. А Учиха продолжает тихо постанывать, выгибаясь с поистине кошачьей грацией, открываясь ему совершенно иначе. Он томно вздыхает, глядя прямо в глаза Наруто из-под опущенных длинных ресниц, и тянет его руки к своему лицу.
Узумаки отстраняется и позволяет ему приблизить к себе свою руку. Тот даже слишком пошло улыбается, иронично приподнимая тонкую бровь, и засасывает его указательный палец по вторую фалангу. Ловкий язык мягко обводит подушечку, и уже через мгновение Саске начинает посасывать палец полностью, иногда выпуская его изо рта и делая по коже широкие плывущие мазки.
Наруто закрывает глаза. Сложно даже соображать, когда внутри тесной черепной коробки происходит маленькая копия дробной очереди. В ушах отдаётся шум, словно хлынувший по трубам поток бушующей воды: приходит ощущение, что каждая мысль взрывается тысячей последующих, что каждый ответ превращается в новый вопрос – и ты уже вынужден барахтаться в пучине своих же мыслей, неловко цепляясь за осколки разума, обманывая себя же. Звучит жалко.
Учиха, обхватив руками его кисть, старательно вылизывает пальцы, прикрывая глаза. Узумаки просто смотрит на него и не может отвернуться. Не может перестать думать, что с восходом солнца его здесь уже не будет. Не будет его запаха, его чёртовой мимики, заставляющей ощущать себя полным дерьмом, не будет его самого, такого бесстыдного и льнущего, готового со всей страстью отдаться лишь ему одному.
Узумаки задерживает дыхание, когда антрацитовые глаза открываются, а Саске кладёт его руку себе на грудь в области сердца. Он сглатывает, чувствуя под ладонью тяжёлые удары, чувствуя вину. Это он виноват в том, что Учиха стал таким. Таким открытым, таким восприимчивым, но закрытым к окружающему миру, ко всему на свете ещё больше, чем обычно. Кроме него одного. А Саске не раз повторяет про себя, что Узумаки – единственный идиот, которому удалось его приручить. Единственный, кто за него в ответе.
Грудная клетка то вздымается, то опускается под тёплыми руками, и Наруто ведёт ими ниже, к выпирающим подвздошным костям. Наклоняется, целует тонкую натянутую кожу, чуть втягивая в рот и кусая. Возвращается к тонким ключицам, пальцами вырисовывая узоры, приближается к губам.
Саске отключает соображалку, переходя в режим ожидания и лишь наблюдая за загорелыми руками, так контрастирующими с собственной кожей, за мышцами, что медленно перекатываются под ней, за светлыми волосами, ярко выделяющимися в темноте комнаты. Пальцы на его шее вновь очерчивают каждый её изгиб, и он подгибает ноги в коленях, заставляя Узумаки усмехнуться и опуститься ниже. Очень аккуратно, не задевая член, тот раздвигает упругие ягодицы, вслушиваясь в громкое дыхание, с обожанием наблюдая за реакцией Учихи.
Отросшие волосы разметались по жёсткой поверхности стола мягкими волнами, губа прикушена, на фарфоровой коже выделяется румянец. Наруто с трудом игнорирует своё возбуждение, опускаясь на колени. Его язык мягко касается входа Саске, заставляя того еле слышно вздохнуть, и Узумаки сносит крышу. Он начинает быстро двигать языком, входя и выходя из нежного колечка мышц, вслушиваясь в его каждый вдох и выдох, в каждый оброненный полустон.
Учиха погружает длинные пальцы в светлые волосы, с наслаждением перебирая их. Слишком много чувств, слишком много невысказанных слов, которые, казалось, говорить и не стоило. Между лопаток пробегает очередной табун мурашек, и Саске выгибает гибкую спину, начиная стонать в голос.
Наруто кажется, что он не успевает. Не успевает наслушаться любимого голоса вдоволь, не успевает пропустить через пальцы тёмные шелковистые волосы столько раз, сколько хочет, не успевает насмотреться во влекущие глаза цвета летнего ночного неба с россыпью звёзд. Он поднимает взгляд, ведя им от линии острых скул до таких родных искусанных губ. Внутри что-то опять болезненно сжимается, и он поднимается, целуя его в длинную шею. Всё то же самое. Ни единого слова.
Наруто не выдерживает. Он проводит по тонким бокам, заставляя Саске открыть глаза и прижаться плотнее, обхватив ногами, как он это делал уже множество раз. Учиха вздохнул глубже, сглатывая ком в горле, когда перед глазами всё будто бы поплыло. Словно бы ночь сменилась днём, не было никаких чёртовых Хинат и Сакур поблизости, а были только они вдвоём на очередном задании, как много лет назад. Чтобы кожа вновь ощущала мельчайшие камушки, впивающиеся в неё, а острое обоняние улавливало запах сырой земли и примятой сочной травы. Чтобы кроны деревьев прорезали яркие солнечные лучи, а прохлада лесной тени в очередной жаркий день позволяла хотя бы немного расслабиться, давая глотнуть свежего воздуха.
Узумаки до боли впивается пальцами в бока Учихи, заставляя того зашипеть, а в следующую же секунду вторгается в податливое тело одним слитным толчком, срывая с уст Саске протяжный стон. Он движется даже слишком ровно и не сбивается с темпа, отчаянно чувствуя, что внутри всё натягивается, словно струна, которая вот-вот оборвётся прямо здесь и сейчас.
Учиха запрокидывает голову, изламывает тонкие брови и выдыхает со свистом воздух через плотно стиснутые зубы, подаваясь навстречу. Голос уже давно не удаётся контролировать, и наружу вырывается лишь хрип, возбуждающий Наруто ещё больше. Все внутренности будто бы опаляет жар, а телом завладевает острое наслаждение, разливающееся по телу горячей негой, и всё вдруг становится таким неважным и глупым, что единственным реальным в этом остановившемся мире являются лишь звуки их ударяющихся друг о друга тел.
Сознания затапливались почти одновременно и неумолимо. Все чувства будто бы вышли из-под контроля, захватывая новый спектр ощущений, и голодный взгляд светлых глаз и безумный – чёрных, встретились, впитывая в себя каждое малейшее движение и эмоцию. Что-то происходило. Что-то неизбежное и до того горькое, что хотелось вырвать из себя то, что дарило это чувство, что убивало изнутри и оставляло осадок где-то на подкорках сознания.
Наруто излился с хриплым стоном, наваливаясь на тяжело дышащего Саске и ощущая кожей живота его сперму. Они слишком много потеряли, чтобы удостаивать себя ещё одного шанса. Они путались прежде всего в себе.