— Так, давай, теперь апперкот*, — грубый, с отчетливыми стальными нотками, мужской голос смешивался с глухими стуками раз в несколько секунд. — Точнее, точнее! — властный металлический тембр силился раздробить барабанные перепонки красноволосого мальчишки, снова и снова оттачивающего боевой прием.
Огромный зеленый квадрат ринга, окрученный эластичными белоснежными канатами, заполнял собой значительную часть небольшого школьного зала, который впитывал в себя всю бушующую энергетику боксерского клуба вот уже на протяжении десяти лет. Носить его титул было не столько почетно, хотя победы спортсменов заметно повышали рейтинг учебного заведения, сколько ответственно и отчасти обременительно: местные бойцы славились взрывным характером, а потому заведомо, словно прокаженные, вызывали у окружающих только пугливые взгляды и робкие перешептывания. Но худощавый юноша, битый час пружинящий в правосторонней стойке, вероятно, был небольшим исключением из правил — за медным блеском его глаз всегда скрывалась искорка сомнения.
— Отлично! — наконец удовлетворенно воскликнул мужчина. — Еще пару раз и закончим на сегодня.
— Тренер Пак, — немного хрипя, парень перевел свой взгляд на желтоватое лицо, находившееся чуть выше вытянутых боксерских лап**. — Я хотел поговорить с вами насчет соревнований.
— Что? Все-таки решил меня послушаться и поехать на чемпионат? — послышался самодовольный смешок: видимо, обладатель столь мощного баса нисколько не сомневался в своей правоте, как и любой другой тренер, закаленный долгой работой над собой.
— Не совсем, — юноша неловко опустил в пол свои выразительные глаза, — Я точно решил, что не поеду на чемпионат, — произнесенные слова звучали как угодно, — виновато, отчаянно, удрученно — но явно не решительно, отчего мужчина напротив нахмурился, бросая в сторону парня скептический взгляд.
— И почему же? — прямой вопрос прозвучал особенно грозно, наверное, потому что в нем чувствовалось неприкрытое недовольство, которое юноша ощутил в тот же момент, когда немного ослабил завязку на перчатках.
— Я не могу вам этого объяснить, тренер Пак.
— Какого черта, Бен Бекхен? — мужчина резко повысил и без того громогласный голос, почти переходя на крик, — Я рассчитывал на тебя в первую очередь.
— Извините, тренер, я…
— Иди отсюда! — перебил его последний и, с силой стянув плотные перчатки, злобно бросил их к ногам собеседника, пресекая все дальнейшие нелепые оправдания своего ученика. — Мальчишка… — презрительно бросил напоследок тренер, разворачиваясь и раздраженно покидая пределы ринга, не забывая при этом гневно чертыхаться.
Растерянно глядя ему вслед, Бекхен удрученно вздохнул: он вполне ожидал увидеть раздражение наставника, в конце концов, Тренер Пак не привык сталкиваться с подобным прекословием, ведь большая часть его, как он сам называл их, «дубовых отпрысков» покорно выполняла все указания, даже если те больше походили на приказы и сопровождались «нежными» подзатыльниками. И тут самый тихий из бойцов отказывается от привлекательного шанса показать себя в ежегодном чемпионате, куда, как правило, отправляют либо невиданных по размеру атлетов, напоминающих высокий и плечистый шкаф, либо ловких спортсменов с предельно развитой мускулатурой ног — Бен принадлежал к последней категории, демонстрируя отличную реакцию и завидную скорость удара аутфайтера***. Хотя предсказывать судьбу его дальнейшей спортивной карьеры было бы опрометчиво — блестящий ярлык боксера, из-за которого ему пророчили занятное будущее, нисколько не привлекал юношу. Скорее, с точностью до наоборот — осаждал его самыми мрачными мыслями, не считая постоянного душевного беспокойства.
Еще с самого детства, когда родители отдали маленького Бекхена в эту школьную секцию, он искренне не понимал, зачем его привязывают к такому спорту. Конечно, повзрослев, юноша начал осознавать, что основной причиной была его неудержимая энергия, с легкой подачи направленная в самое мирное русло, и даже относительно смирился с заданным укладом своей жизни, но только отчасти. Традиционные правила бокса основательно повлияли на его характер — целеустремленность и недюжинная концентрация неплохо пригодились Бекхену, особенно, накануне первых экзаменов перед старшей школой — и вместе с тем отняли ощущение какого-то душевного комфорта, будто неизменные отполированные перчатки, дрожащий ринг и громогласные возгласы ликующей толпы были ему однозначно чужды. Хотелось в одночасье не просто отказаться от поединков, а бросить этот бессмысленный кровавый спорт, невзирая на возражения родителей — отец, повредивший колено во время решающего раунда, будет жутко раздосадован или уже более тепло не взглянет на сына — и глупые вопросы друзей, маленький круг из того же боксерского клуба.
Он желал этого безумно. Только превратить свою задумку в жизнь — непосильно для Бекхена. Слишком сильно потеют ладони едва он подумает о переменах. Можно назвать его как угодно — малодушным, безвольным, это не имеет значение, но осознание собственной сущности обрывается где-то между цепким страхом и раскачивающейся боксерской грушей. Потребность в чем-то ином засела в голове так же глубоко, как и боязнь неизведанного пути. Другого пути, где беспочвенное увлечение не терзает беспокойный разум.
Неподвижно стоя под прохладными струями душа, Бекхен, кажется, пытался смыть с себя очередной блеклый день, который завершится беспокойным черно-белым сном. Однако в тот день на горизонте нарисовался новый заманчивый поворот. Иначе, как объяснить, что именно тогда за Беном увязался Кику — вероятно, его приятель, отчетливо походящий на маленького щенка и замолкающий разве что только во время трапезы.
И даже сейчас, едва поравнявшись с Бекхеном, он растянулся в широкой улыбке.
— Салют, Бекхен-и! — крохотные родинки-капельки сверкали и мило прятались в игривой складке возле рта.
— Привет, — слегка равнодушно отозвался Бекхен, приветствуя друга вялым рукопожатием.
— Не хочешь перекусить? Я угощаю, — Бен бросил в его сторону недоуменный взгляд.
— Что это с тобой?
— А? Нет, просто, я сегодня выиграл еще один матч у того бугая, я как-то о нем рассказывал, помнишь? — но похоже, этот фрагмент не отпечатался в памяти собеседника. — Ой, да какая разница. Пойдем уже! — быстро проговорил парень и потянул еще не накинувшего на себя куртку Бекхена за пределы боксерского клуба.
Кику отчего-то безустанно тянулся к нему, вываливая на Бена весь необъятный поток информации, которая не несла в себе никакого смысла, но, как правило, являлась очень занятной для легкомысленного парня. И, что довольно странно, Бекхен всегда спокойно выслушивал его приукрашенные истории: это стало неотъемлемой традицией и чем-то вроде незримого звукоизолятора, заглушающего рой вечно жужжащих мыслей.
Уже сидя за небольшим столиком в местной забегаловке и наблюдая, как Кику с немалым аппетитом уплетает яичную лапшу, Бен добродушно улыбался уголками губ и даже, проникаясь мимолетными шуточками приятеля, издавал сдавленные смешки, выкладывая на тарелку сочные поджаренные куски мяса.
Когда бессчетное число блюд было съедено, ребята наконец решили выбраться из изрядно заполнившегося посетителями заведения и глотнуть немного свежего воздуха. Вечерний Сеул, обыкновенно разукрашенный яркими билбордами и переливающимися вывесками магазинов, после легкого полумрака, непривычно слепил глаза, каждый раз приятно удивляя своей красотой таких юнцов. Неспешная прогулка прямиком домой была, пожалуй, самым удобным вариантом для Бекхена, который, порядком устав от большого скопления людей, хотел поскорее пересечь знакомую улочку, чтобы долгожданно утонуть в недрах своего темно-синего одеяла.
Почти сразу попрощавшись с Кику, юноша чуть ускоренным шагом двинулся вдоль оживленной улицы, аккуратно поправляя лямку на своей спортивной сумке. Умело развязывая бесконечные узлы на запутанных наушниках, Бекхен постепенно обдумывал планы на грядущий день, как вдруг монотонный шум обтекающей его толпы был нарушен раскатистым смехом, доносившемся спереди через дорогу. Юноша уверенно зашагал к пешеходному переходу.
Плюшевый дракон — очевидно, переодетый промоутер — с подчеркнутой красной надписью на груди часто махал зелеными листовками в руках и боязливо отходил назад от двух надвигающихся на него парней, определенно задумавших что-то дурное.
— Эй, Дракончик, не подскажешь который час? — злобно ухмыляясь спросил один из них.
— Да он не слышит, наверное. Надо ему уши прочистить — отозвался шатен и сразу резко замахнулся кулаком на основание костюма, от чего дракон слегка покачнулся и, не успев что-либо сообразить, рухнул на асфальт после ощутимого удара ногой, принадлежащего юноше в бежевом пиджаке. Нагло швырнув потрепанные листовки на обездвиженное тело, довольная парочка не спеша удалилась, громко и заливисто смеясь на весь светящийся перекресток. В ушах человека, закованного в этот несчастный игрушечный костюм, раздавался непонятный шум, сквозь который просачивался чей-то бархатный голос.
— Извините, с вами все в порядке? — юноша осторожно потрепал поникшего дракона за обвисшие лапы. — Давайте, я помогу вам встать — парень начал осматривать громоздкий костюм, судорожно пытаясь сообразить, как лучше приподнять увесистую плюшевую конструкцию, но медленно зашевелившийся дракон слегка приподнял когтистую «руку» и еле заметно указал на потрепанный участок спины, где располагалась застежка. Аккуратно расстегнув длинную серебристую молнию, Бекхен наблюдал, как несуразное существо, скинув с себя тяжелую экипировку, предстало в образе миловидной девушки. Немножко удрученной в уголках невероятно глубоких при желтом свете фонарей глаз, и от этого не менее очаровательной.
Наша первая встреча. Помнишь, как забавно дрожащим голосом ты благодарила меня за помощь? Честно, я тогда был так удивлен, что под костюмом оказалась девушка.
И не просто девушка, а именно ты: стеснительная, немного неуклюжая — уронила голову дракона в тот же миг — и такая непостоянная. Жаль, что последнее я понял слишком поздно.
