Мои глаза видели боль

      Вот и пришла зима.       Еще вчера в городе был обычный осенний вечер. По карнизу домов стучал дождь, на дорогах блестели лужи в отблесках уличных фонарей, а деревья казались такими одинокими без листьев — мокрые и уставшие. За окном все еще была осень.       И ничего не предвещало скорой смены погоды, времени года. Но город ждал. Жители надеялись и верили, что с двенадцатым ударом курантов чудо произойдет. И оно пришло к ним.       Пришло атмосферой сказки, легким морозцем, причудливыми узорами на окнах, красным носом и румяными щеками. Пришло хлопьями снега, в белом воздушном танце кружащими над миром.       Вмиг все обрело новую жизнь и новое дыхание.       Город преобразился в сказочную страну, где дома под снегом, приобретают очертания волшебных домиков из какой-нибудь сказки. Белые ковровые дорожки образовались на тротуарах и транспортных дорогах. На крышах, ступеньках появились забавные шапочки, такого же кристально-белого цвета. Деревья преобразовались в своей новой красе: вместо листьев пушистый снег, который шубкой бережно укрыл от предстоящих холодов ветви.       Даже время приостановило свой бег, чтобы полюбоваться столь прекрасным пейзажем, сошедшим с праздничной открытки нарисованной талантливым художником.       Но особенную, чарующую красоту и мистичность всему этому диву придает падающий от фонарей свет, который рисует на снегу желтые полоски. Снег такой холодный, а в свете электричества — теплый и необычный. Приобретая оранжевый оттенок, он все вокруг изменяет, играя бликами разноцветья. Унося в страну грез и мечтаний… в страну принцев и принцесс… магов и волшебников… страну благородных рыцарей и мощных крылатых драконов… коварных злодеев и храбрых героев.       Опираясь на перила моста своей хрупкой спинкой, девушка поднимает голову вверху навстречу падающему снегопаду, позволяя мягким снежинкам медленно ложиться на длинных ресницах, миниатюрном кончике носа, уже порозовевших щеках и обветренных губах, которые время от времени раскрываются, выпуская из легких вдыхаемый воздух, тут же обретающий очертания, превращаясь в пар.       Левая рука, перекинутая через ограждение, как и длинные черные волосы, обдуваемые слабым ветерком, свисает вниз. Правая же безвольно прижата к телу. Из одежды на ней только синее платье с длинными рукавами, издалека напоминающее школьную форму и тонкие черные колготки.       Обутая в домашние тапочки, она убежала из дома. Убежала от ненавистной праздничной атмосферы, витающей в квартире, от нелюбимых родственных гостей, которых уже через пять минут хотелось выгнать, от нервирующего многоголосого шума, бьющего по перепонкам, создавая опасность срыва. Сказав, что ушла на кухню выпить воды, она просто вышла в тишину и одиночество ночных улиц, направляясь к любимому месту — мосту на набережной.       У нее есть час, пока ее отсутствие заметят, и еще полчаса, пока ее начнут искать. Всего каких-то полтора часа спокойствия, наедине с пустотой внутри. Так мало и так много. И неважно, что температура на улице минусовая, что ноги и тапочки давно промокли, проваливаясь в пушистый снег. Неважно, что пальцы на руках так замерзли, что она перестала их чувствовать. Неважно, что за такое своеволие ей потом придется расплачиваться долгой простудой, жаром и нравоучениями от матери. Все неважно. Она это как-нибудь потерпит. Значение имеет лишь тишина и одиночество, в котором она сейчас пребывает.       Зеленые глаза смотрят на небо, куда-то далеко, сквозь время и пространство. Они безжизненны и серы. В них отражается лишь безразличие, со слабым отголоском боли от давно умершей надежды и разочарования. Она все еще может видеть изменчивость мира вокруг, его красоту, его сказку, но уже не в состоянии чувствовать того детского восторга, что раньше наполнял ее сердце.       Девушка на секунду позволяет векам закрыться. На ресницах, словно белыми перьями застыли снежинки. Она делает глубокий вдох. А на выдохе, открывает их, снова устремляя взор ввысь. Ее губы, выпустившие воздух, медленно сомкнулись, застывая в грустной полуулыбке.       В жизни каждого наступает такой момент, когда мы уже стремимся не к чему-то, а от чего-то. Мечтаем закончить и уйти, а не взяться за что-то новое. У большинства это желание со временем притупляется и уходит — такие люди счастливчики, они легко могут найти (создать) себя нового. Меньшие просто существуют с этим, плавая по течению реки. И только у единичных с каждым днем эта мечта лишь усиливается, распуская свои корни глубоко в душе. И кто сказал, что те, что тешут себя мыслью: «надежда умирает последней», правы? Вовсе это не так. После ушедшей надежды остается боль и пустота, которые и умирают последними, уходя вместе со своим человеком.