Правила Шерлока Холмса

Существует слишком много версий, вариантов, правил, которые указывают человеку, как он должен жить, работать, строить семью, воспитывать детей. Но никто почему-то не пишет, как делать так, чтобы получать взамен счастье, а не жалкую копию идеальной жизни. Шерлок понял это еще в детстве. Тогда он пообещал себе, что никогда не будет верить правилам, потому что правила создают для дураков, которые не могут взять жизнь в свои руки и надеются только на глупые справочники и советы других дураков. Он решил, что все будет делать так, как ему подсказывает чистый разум, и, может, иногда он будет слушать сердце. Иногда. Так он стал изгоем. Мир так устроен: если ты презираешь общепринятые правила других, ты — изгой. Все началось с мальчика по имени Брайан, школьного заводилы и любителя поиздеваться над слабыми. Только Шерлок не был слаб. Слабыми можно управлять. — Думаешь, ты здесь самый умный? — Да. Первый удар попал в область печени, второй — чуть правее, третий — в голову, а четвертого Шерлок не почувствовал. Люди не любят, когда им говорят правду в глаза. Они предпочитают, чтобы сначала ее приправили специями из лицемерия, ложных улыбок и убеждающих взглядов, но не ждите, что они признаются вам в этом. Слабости не показывают. Школа — целый список правил. Поэтому, после нескольких месяцев проведенных в этом карцере (другого названия Шерлок не смог подобрать) мальчику наняли частных преподавателей. Они бесили своей чопорностью, педантичностью и, как ни странно, твидовыми костюмами. Это навевало скуку. Он часто сбегал из дома, чтобы просто посидеть на лужайке и построить у себя в голове свой собственный мир, подальше от дома с пугающим ночью мхом на стенах и тяжестью установленных правил. Каждый раз Шерлок совершенствовал этот мир, добавлял красок, строил новые дома, создавал новые страны, но людей по-прежнему не было. Учебы в университете невозможно было избежать. Зато он мог провести это время с пользой. Шерлок получил глоток свободы: не было родителей, никто не говорил, как надо поступать, никто не ограничивал его способности. Он был прекрасной вольной птицей, которая еще не знала, что охотники уже зарядили ружье. С наркотиками Шерлок познакомился в девятнадцать, и вскоре они стали лучшими друзьями. Так считал мозг Шерлока, не сердце. Наркотический дурман создавал иллюзию жизни, иллюзию наполненности, но — всего лишь иллюзию. Потом появлялся мужчина в дорогом брендовом костюме и развеивал ее, как восточный ветер уносит всё на своем пути. Шерлок ненавидел этот ветер, но сердце видело в нем спасителя, в чем мозг никогда не признается. Опять возвращались правила, которые пропадали с момента введения иголки в кожу цвета белого мрамора. Потом Шерлок познакомился с Виктором Тревором, успешным пловцом из университетской команды, который пытался следовать правилам, но нарушал каждое из них с Шерлоком. После года совместной жизни он бросил Шерлока, заявив, что не собирается отдавать ему всего себя, не получая ничего взамен. Шерлок почти удивился. Наверное, это было ошибкой Виктора — ожидать чего-то от двадцатилетнего парня, который никогда толком не разбирался в чувствах. На сто тридцать девять секунд Шерлок почти пожалел, что не захотел научиться чувствовать, но на сто сороковой секунде он вспомнил о незаконченном эксперименте и ушел, так и не посмотрев на Виктора. После этого Шерлок, не любивший правила, решил, что чувства — это не его стиль и сделал это своим первым главным правилом: не ввязываться в отношения. Шерлок с головой погрузился в преступный мир Лондона, почти забросил обучение, приходя только на экзамены. Никто не знал, как, но он все сдавал на «отлично». Шерлок полюбил преступления. Там не было правил, там поселилась анархия и непредсказуемость. Он уважал преступников: они плевали на законы, правила. В чем-то они были схожи, только Шерлок, не смотря на свои убеждения, находился на стороне ангелов. Преступления заменили ему наркотики, больше не было потребности в иллюзиях. Его наркотиком стали киллеры и маньяки. Семипроцентный раствор кокаина заменяло тело в закрытой на все замки комнате. Пока не появился парень с широкой улыбкой. Эта улыбка спасла Шерлока, пока он истекал кровью в какой-то грязной подворотне, а убийца, на поимку которого Шерлок потратил две недели, бросив нож, испачканный в его крови, убегал. Странно, он запомнил улыбку, но не помнил бережных рук, которые прижимали его рану, тревожного голоса, вызывавшего скорую. Успокаивающая улыбка неизвестного парня стала для него спасением, наверное, этот парень говорил что-то утешительное, но реальность медленно уплывала от него. В тот момент Шерлок поставил себе второе правило — проснуться, каких бы сил это не потребовало, чтобы еще раз увидеть улыбку незнакомца. Спасительная улыбка принадлежала Джону Ватсону, молодому врачу, собиравшемуся в Афганистан. Кто знает, может улыбка спасла жизнь не только Шерлоку? Джон Ватсон не поехал на войну, не успел на собрание из-за непредвиденного обстоятельства: парня с черными кудрями, обрамлявшими прекрасное лицо, и красным разрастающимся пятном на белой рубашке. Черт знает, как он услышал вскрик, черт знает, как он успел вызвать скорую, черт знает, как оказался тогда вместе с ним больнице. — Ты? — Я? — Твоя улыбка. — Эмм… Я Джон. Джон Ватсон, я тот парень, который вызвал скорую. Ты, наверно, не помнишь меня, но это не важно. Я наговорил врачам, что ты мой парень, чтобы они разрешили находиться тут с тобой, не знаю, зачем это сделал, извини, если что, я просто…Ты проснулся и я, наверно, пойду, рад, что все закончилось хорошо… — Пролепетал парень, вставая со стула, удобно расположенного возле кровати, и крепко сжимая в руке дорожную сумку, с которой еще четыре часа назад собирался на войну. Он так и не ушел, оставался с Шерлоком в больнице на протяжении недели, что было бы странно для глаз других, ведь так быстро люди не становятся друзьями. Еще одно правило пало у ног Холмса. Джон уходил на ночь домой, чтобы переодеться и с утра по дороге в больницу захватить из магазинчика, находившегося за углом его дома, свежие шоколадные пирожные для Шерлока. После недели вынужденного пребывания в больнице, обрадовавшийся возможности покинуть стены, пропитанные запахом антисептика, Шерлок задал Джону вопрос, на который знал ответ. — Останешься? — Да. Это «да» полностью изменило жизнь Шерлока. Это было первое и не последние «да» из уст Джона Ватсона, которое услышал Шерлок. — Переедешь ко мне? — Да. Второе правило Шерлока отменяло первое. Трудно научиться чувствовать, если никогда не знал, как это делать, нужен человек, который покажет тебе правильный путь. Виктор Тревор был идиотом. Джон Ватсон стал проводником. — Ты со мной? — Да. Джон Ватсон — удивительный человек. Ради него хочется идти на всё. Шерлок мог бы даже решиться на компромисс с дурацкими общепринятыми правилами, но Джон никогда не попросит его об этом. Поэтому Джон - вдвойне удивительный человек. Джон не нарушал правил ради Шерлока, он создавал свои. Тогда, спрятанный глубоко под маской из неприступности и высокомерия, маленький, убегающий от рамок и правил, мальчик, узнал, что такое любовь. Всепоглощающая любовь. Он отдавал и принимал ее. Впервые Шерлок узнал, как это чувствовать эйфорию не от интересных расследований, а от любви. Мозг впервые согласился с сердцем: любовь Джона Ватсона лучше всех убийств на свете. Теперь в несуществующем мире кудрявого мальчика появились люди. Появился парень по имени Джон и весь этот мир был для него. — Выйдешь за меня? — Да. Чтобы принять свое третье правило, Шерлоку не пришлось долго ждать. «Делай все, чтобы Джон Ватсон улыбался как можно чаще». Шерлок бы хотел найти того убийцу, всадившему ему нож в живот два года назад. Не для того, чтобы наказать за отобранные невинные жизни и свой шрам под левым ребром, а для того, чтобы сказать «спасибо».

***

Ночь. Комнату освещает только лунный свет, проворно нашедший щель в занавесках. На кровати лежат двое мужчин: один, с пшеничными волосами, крепко спит на плече второго, а второй, задумавшись, крутит золотой ободок на безымянном пальце левой руки. Он вспоминает всю свою жизнь и удивляется тому, какой он счастливчик. Люди следовали правилам, чтобы получить идеальную жизнь, а он их ломал — и получил то, что, возможно, некоторые не получат никогда.