***
Лицо обжигает жар со сковороды, а затылок горит под твоим взглядом. Хитрее любой лисы и жаднее любого волка. Ну смотри, твою мать, смотри, дырку все равно не просмотришь. Или ждешь, что у меня руки дрожать начнут и снова прольется соус? Да как бы не так. В этот раз охотник не получит никакого удовольствия, кроме вкусной еды. Перемешиваю овощи, стараясь сконцентрировать на них всё внимание, а твой горящий взгляд спускается с моего затылка и переходит на шею. Смешок. Чертова усмешка бесит, я не вижу ее, но это бесит еще больше. Нужно было разбить тебе в кровь лицо, чтобы мне тоже было, над чем посмеяться. Ниже; лопатки. Чувствую, что взмок, и это явно не от плиты. Футболка мокрая, хоть выжимай, и это, черт возьми, так раздражающе. Как будто из-за тебя. Да, из-за тебя, но ты об этом не узнаешь, поскольку это доставит тебе удовольствие. А я сделаю что угодно, чтобы ты кайфовал как можно меньше. Еще верну должок и заставлю пахать на меня. - Жарковато стало, не так ли? - хитрая рожа выводит из себя. Щуришься, как будто это твоя религия - щуриться, хотя я уверен, что ты конченый атеист. Улыбка растягивается если не до ушей, то - просто широко, широко и узко одновременно, и от этого становится жутко. Демон, твою мать, реальный демон, только я не робкая девица и в Ад за тобой не пойду. - Кажется тебе, - недовольно. Нечем быть довольным. - Окно открой и проветри, а еще лучше - свали отсюда. - Какой резон - валить со своей же хаты? - усмешка - бесит - синонимы. Действительно оборачиваешься к окну, стоя ко мне спиной. Не обращаешь внимания на вид, как будто он тебе наскучил. Как бы повежливей сказать тебе, мразь, что хреновы миллионы людей отдали бы многое, чтобы хоть раз полюбоваться этой красотой не во сне? А ты плюешь на нее, словно на выброшенную банку из-под газировки, и не ценишь ни одного чертова квадратного сантиметра своей квартиры. Заглядываешь, как я обжариваю лук и морковь, кладешь одну руку на талию, подбородком упираешься в плечо. Хочется сбросить и плеснуть в морду кипятком, оставшимся от ингредиентов для соуса. Чувствуешь мое раздражение, как собаки чуют страх, и не отходишь. - Тебе же было жарко, - сквозь зубы, сдерживая злость. - Отойди, блин. - Да мне и сейчас не холодно, - точно, издеваешься. Отлипаешь от меня и, отойдя чуть в сторону, выгибаешься, стягивая футболку. Красуешься, ага, только не жди восторженных визгов; и когда же ты перестанешь принимать меня за девчонку-домохозяйку, которой приспичило помочь кумиру? Прохаживаешься по квартире, торчишь у окна, ноешь, когда можно будет поесть. Беру свои слова обратно - сам не лучше бабы. Когда до полной готовности остается не больше пяти минут, иду к тебе; на стол накрывать я не намерен, оставаться на ужин - тоже, как бы сильно ни урчал живот. Даже если меня рвать будет от голода, не задержусь здесь ни на минуту. Еще - деньги. Половину я получил вначале, что было странно, но верно. Сидишь на корточках, горбом выгнув спину, и куришь, рисуя сигаретным дымом мой приговор, не обращаешь внимания, словно рядом и нет никого. Хочется пнуть и посмотреть, как ты свалишься, но зажженная сигарета во рту портит все планы - не хватало еще сгореть с тобой заживо. Тогда бы я наврал и не сдержал свое обещание по поводу Ада. Стою рядом и смотрю, готовый потерпеть еще немного, перед тем как разукрашу твое надменное лицо. Но в этот миг оно выглядит не надменным, не мирным, не задумчивым, не заботливым, ни одна из масок сейчас не надета. Лицо - пустое, и глаза - отражения фонарей - такие же пустые. Застыло все, как фарфоровая кукла со своим одинаковым выражением на веки веков. Хорошо это или плохо? Есть ли вообще разница между хорошо и плохо? Кажется, она сдохла лет пять назад. Оживаешь и растягиваешь губы в ненавистной ухмылке. Фарфор разбивается, и меня ранит осколком. Хлопаешь ладонью по полу рядом с собой, полагая, что я отзовусь на этот жест, словно паршивый уличный пёс. На лице написано - читаешь мою мысль до последнего слова. И сейчас ты скажешь, что я и есть этот пёс, а возразить мне будет нечего. Сажусь рядом и смотрю в окно.***
- Красиво. - Ага. Наверное.
Гасишь бычок о тыльную сторону ладони, и на коже остаётся некоторое время дымящаяся ранка. А я-то думал, что себялюбивые подонки вроде тебя заботятся о своей внешности. Тебе, похоже, пофиг. Сидишь по-прежнему, сгорбившись в три погибели, не стремишься надеть футболку обратно, хотя у окна холодно. Мне тоже пофиг, хоть сдохни, но - не приспичит ли тебе приказать ухаживать за собой в случае простуды? Тогда я лучше выброшусь прямо через это стекло.- Тебе без разницы этот вид, зачем..? - Говорил же, школа рядом. Больше никаких причин. - Смотришь даже на него свысока, твою мать. Король нашёлся. - Хах, а ты верно заметил, что я люблю смотреть свысока.
Дожидаешься момента, пока я расслаблюсь и отвлекусь на окно, резко хватаешь и притягиваешь к себе, не давая возможности пошевелиться. Странная поза, но я чувствую, что пошевелиться не смогу, пока не отпустишь. Чёрт.- Вот это мне и нравится. Ты в моей квартире - можешь любоваться видом, пока я разрешу, можешь готовить мне еду и убирать за мной, если я так скажу. Я поймал тебя и держу - могу обнять, могу ударить. И то и другое я делаю сильно. Но, знаешь, интересно управлять своей силой, пока ты непредсказуемый. Ведь все эти варианты противоположны. Ты ждёшь, что я буду торопить тебя с ужином, и сейчас подсознательно готовишься к удару. А я делаю с точностью наоборот.
Обнимаешь.***
За этот долбанный вечер ты так и не отлип от меня, из-за чего возникла масса проблем с готовкой. Осталось-то всего ничего, но, задержавшись у окна, я совершенно забыл про время и испортил блюдо. Ты пообещал наказать, но что-то слишком расслабленным выглядишь. Сколько можно наслаждаться своей внезапностью? Обнимаешь только потому, что доказываешь этим свою силу и власть. Больше никаких причин. Расставляю тарелки на стол, не дожидаясь, приступаю к еде. Голод пересилил ожидаемые принципы. Ты стоишь спиной, пялишься в окно, не куришь; руки в карманах, спина на чёртово удивление прямая, словно ты и осанку свою никудышную решил удивить. - Эй. Жрать садись. - Силуэт неподвижен. - Ублюдок, я кому говорю? - Демонстративно ковыряешься пальцем в ухе. Приглядываюсь - наушники. - Ах ты... гадёныш. Выключены же. - Смеёшься и убираешь провода. - Ешь давай, я не зря же тут горбатился. - Вполоборота; выжидающе и снизу вверх смотришь. - Болван. Иди уже сюда, Хэ Тянь. - Я ждал, пока ты назовёшь меня так, - торжествующая улыбка, как будто убил босса. - Нашёлся капитан очевидность! Жри уже, мать твою. И чтоб ты подавился.***
- Ты, наверное, думаешь - круто жить одному, когда под рукой такая хата. Хах, да нет. Это... опустошает. Как дым. Сигаретный дым, понимаешь? Он ни черта не успокаивает. Только иллюзия. Вот и квартира дяди - иллюзия, как будто ты крутой и взрослый, но на деле - одинок, как никто, с тобой только эти окна. Я их ненавижу. Можешь не понимать меня, но слишком много стекла и слишком много живого города - для мёртвого и не стеклянного меня. ... Я знаю, что ты спишь, и так даже лучше. Наслушаешься ещё всякого и перестанешь готовить мне еду. ... Ненавижу - квартиру, окна... Поэтому ты здесь.