Обещанного три года ждут

Поскрипывая половицами, Акааши прокрался к своему футону. Вся команда Фукуродани уже видела второй, или даже третий сон, и лишь капитан задержался в душевой, настояв на том, чтобы сеттер составил ему компанию. Кейджи отнекивался, как мог, прекрасно понимая, к чему приведет совместная, поздняя помывка с Бокуто. Ему повезло, что Котаро успел намылиться, тот просто не смог удержать в руках старательно выворачивающегося Акааши. Все-таки, надо было взять с капитана расписку. Обещал ведь перед лагерем, что будет терпеть, пока не закончатся тренировочные матчи, но совень напрочь забыл о своем посуле уже на второй день после приезда в Токио. Вчера Кейджи удалось отвести от себя внимание, доверительно сообщив спайкеру, где находится девчоночья постройка, но с феминами у Бокуто ничего не срослось (менеджеры Фукуродани успели доложить своим коллегам о редкостной туповатости капитана), посему совень снова обратил свой взор в сторону шибко умного сеттера, попытавшегося одурачить аса. Но удача, видимо, и сегодня благоволила брюнету, раз избавила его, и без того уставшего, от утомительного секса с ненасытным Котаро. У совеня просто кроличий темперамент – помимо волейбола, Бокуто нужно для счастья всего две вещи: еда и секс, и если первая отдается по собственной воле, второго приходится добиваться силой, клянчить, выпрашивать угрозами, шантажом и лестью, подчас такой же грубой, как ладони Бокуто, затвердевшие от бесчисленных ударов по мячу. Конечно же, Акааши регулярно снисходил до потребности капитана, между делом утоляя и свою нужду, но во время изнурительных тренировочных матчей не следовало нагружать свое тело сверх меры (а после секса с Бокуто тело болит так, будто кто-то ногами избил), поэтому сеттер Фукуродани всеми правдами и неправдами увиливал от «супружеского долга». Но, кто знает, сколько еще ему будет везти, Бокуто ведь не деревянный, да и Акааши не обладал мантией-невидимкой. У него не получится избегать вожделеющего совеня вечно, при этом не привлекая внимание остальной команды, и без того косо поглядывающих на своих предводителей. Они явно что-то подозревают. Они не особо верят в байки Акааши, повествующего, откуда на его теле взялись засосы. И хотя Кейджи с пеной у рта рассказывал о страстной почтальонше, так и норовящей облобызать его выю, и Коноха, и Харуки и даже Ватару, не особо придавленный гормонами, как-то ехидно улыбались и чересчур сочувствующе кивали. «Москиты!» – врал он летом, страдая от духоты в рубашке с высоким воротником. «Шарфом натер и расчесал!» – оправдывался он в холодное время года, прикрывая ладонью красные следы на шее, и его сокомандники продолжали улыбаться, заразы. А всё этот неуёмный Бокуто-сан с его манией оставлять удостоверения собственности на теле Акааши! Мысленно обругав капитаново либидо, Акааши присел у сумки, стоящей у изголовья футона, вынул футболку, используемую вместо ночной сорочки, сменил белье (в отличие от некоторых, способных неделю в одних трусах ходить, Кейджи строго следил за личной гигиеной) и, наскоро подготовившись ко сну, улегся в холодный футон, подрагивая всем телом, отчаянно пытаясь согреться как можно скорее. Как только он перестал дрожать, он вытянул ноги из-под одеяла и оттолкнул футон Бокуто подальше. Надо притвориться очень крепко спящим, может быть, Бокуто побрезгует лезть в трусы к практически мертвому Акааши, хотя, о чем это я… Кейджи в самом деле задремал, но сон пришлось прервать, когда он почувствовал, что его сдвигает к краю футона обнаженное, мокрое тело. Собственная футболка намокла почти сразу, кажется, что Бокуто вообще проигнорировал полотенце, как предмет, которым нужно вытираться, но зато он намотал его себе на бедра, неприятно холодя своим влажным «элементом гардероба» ноги Акааши. И вообще, какого черта он лезет в чужой футон, лень взять свой собственный? Или… ох, черт. Нет, нет, нет! Он реально собирается заняться сексом прямо здесь? ― Бокуто-сан! ― возмущенно прошипел брюнет, пытаясь оттолкнуть руки спайкера, без прелюдий и разрешения полезшие под одежду Акааши. ― Не здесь же! Увидят! ― Ну так в душевой же ты не захотел, ― объяснил свои поползновения Котаро. ― Не волнуйся, они спят. ― Они могут в любой момент проснуться, ― Кейджи охнул, почувствовав ледяные пальцы партнера под резинкой трусов. ― Если нас застукают, я тебя не прощу. ― Ну Акаааашиии… ― жалобно протянул совень, прижимаясь своим чертовым полотенцем к бедрам Кейджи, не знающего, куда себя деть от противной, мокрой тряпки. Небольшая возня – и Бокуто вытащил его из-под одеяла, небрежно шлепнув подле сумки. Ну хоть не голышом шел от душа, уже прогресс в развитии, сердито подумал сеттер. ― Хорошо, хорошо, получишь свое завтра, после отбоя, ― сдал свои позиции брюнет, все ж лучше того, что собрался устроить капитан, которому от нетерпения уже одно место прижимает. ― Ну уж нет, Акааши, ― отказался от компромисса парень, он прижался губами к ушной раковине сеттера (при этом с его волос немилосердно капало) и прошептал: ― Я хочу тебя здесь и сейчас, Акааши, я плевать хотел на мнение других людей. Лежи тихо – и никто не проснется. Кейджи не устраивал такой поворот событий, он продолжил молча бороться с капитаном, но тот был сильнее и с легкостью скрутил недотрогу. Дико смущало то, что Акааши немного возбудился в процессе борьбы. Он сам от себя не ожидал, что ему понравится взятие силой, но факт оставался фактом. Он тоже захотел интимной близости с этим новым, совершенно необузданным Котаро, но риск выдать себя был слишком велик. ― Давай уйдем в душевую, Бокуто-сан! ― взмолился Акааши, чувствуя, как его ляжки мнут холодные руки, щекоча грубыми подушечками внутреннюю сторону бедер. Совень проигнорировал капитуляцию партнера, вылизывая ухо мелко дрожащего парня. Он вжимался в его тело, потираясь эрекцией об задницу, оставляя на нижнем белье пятна смазки. Его в самом деле не волновало мнение окружающих, будь воля капитана, он бы целовал Акааши на виду у всех, грязно, мокро и взасос. ― Акаааашииии… ― простонал на выдохе Котаро, явственнее упираясь в него членом. Красивый Кейджи, его миловидное, немного сонное личико невероятно возбуждает Бокуто. Если бы у капитана Фукуродани язык был бы подвешен, как надо, он бы с головы до ног засыпал своего сеттера комплиментами и словами любви. Но Акааши и так все понимает. Тепло улыбается, когда Котаро покрывает поцелуями руки, пасующие ему мяч, податливо отзывается на каждое интимное прикосновение, отдается без остатка, частенько радует глаз своей скрытой развратностью, особо выделяющейся на фоне его характера. И он осознает, что Акааши сопротивляется скорее из вредности, нежели из желания сохранить инкогнито их отношений. Если нажать тут, лизнуть здесь, погладить там – брюнет растает, позволяя сделать с ним все, что вздумается спайкеру. Акааши не спешил течь, он плотно сжал колени, мешая капитану лапать его. Бокуто слишком самонадеян, если правда полагает, что ему достаточно просто страстно попыхтеть на ухо сеттеру, чтобы тот милостиво подставил оттопыренный зад. Не взирая на сладкую тяжесть в паху, он намеревался продолжать пресекать наглые домогания неугомонного Бокуто. Самонадеянным был не только Котаро. Бокуто просунул руку в нижнее белье Акааши, нежно сминая в ладони полувставший орган. Кейджи уткнулся лицом в сгиб локтя, машинально раздвигая ноги. Он уже почти сдался, одолеваемый капитаном снаружи и собственным желанием изнутри. Еще каких-то пару минут назад он страшно боялся предстать перед своей командой в весьма пикантной ситуации, сейчас же опасность быть застуканным только подогревала его похоть. С этим невыносимым Бокуто поведешься – еще и не такого наберешься. Еще совсем чуть-чуть – и Кейджи поднимет белый флаг, целиком и полностью сдаваясь на милость победителя. ― Охохо, ― восхитился Котаро, нащупав средним пальцем анус и надавливая на него. Акааши густо покраснел, широко раскрытыми глазами глядя в спину Харуки. Он пока еще плохо представлял, как именно собирается заняться сексом при посторонних, не издав при этом ни звука. Обычно, совень нарочно заставляет его громко и пошло стонать, теша свое самолюбие восторженными всхлипами и ахами сеттера. Кейджи срывает, иной раз, себе голос, выражая свое наслаждение близостью, но сейчас они не в том месте, где можно голосить, не стесняясь. ― Акааашиии… ― прошептал капитан, стягивая белье с сеттера, оголяя ягодицы. ― Откроешь для меня свое тайное убежище? Брюнет еле слышно фыркнул в ответ. Точь-в-точь такая же фраза была произнесена год назад, в другом лагере, и она предшествовала их первому разу. Акааши был тогда невинен как дитя, и не сразу понял, что Бокуто имел в виду, ну а спайкер, не затягивая с этим делом, наглядно продемонстрировал, что подразумевалось под этими словами. Понимая, что если по-тихому и добровольно не открыть «тайное убежище», то совень возьмет его осадой, со свистом, улюлюканьем и своим фирменным «охохо», Акааши завел обе руки за спину и, поколебавшись пару мгновений, раздвинул свои ягодицы, сильно смущаясь. При свете дня он бы не решился на такое, уж слишком пошло это выглядело бы. Едва он открыл доступ к своей впадине, которая, стараниями Бокуто, скоро станет Марианской, как по ложбинке промеж полушарий прошлись готовым к подвигам на сексуальной почве членом. Вот капитана Фукуродани вообще ничем не смутишь, хоть виброхрен на голове теши, просто непробиваем. Он горячий. Горячий настолько, что заниматься с ним любовью в жаркое время года – сродни пробнику котла из Ада. Он буквально обжигает ладонями, поцелуями, раскаленным членом, Акааши готов поклясться, что еще немного – и появятся волдыри. Котаро даже еще не вошел, трется об вход, сегодня необычайно холодная для июля ночь, но Кейджи уже не знает, куда ему деть себя от этого обогревателя. Бокуто слишком много, он повсюду. Так бесстыдно прижимается сзади, гладит большими, пламенеющими ладонями, тяжело, жарко дышит в затылок, продолжая толкаться, имитируя фрикции. Он играет не по правилам. Сначала чуть ль не силой развел на секс, а теперь сам дразнит и его, и себя. Сеттер настроился на торопливый, хаотичный перепих, после которого он будет утром вставать, как перевернувшаяся на спину черепаха, а ему приходится терпеливо ждать, когда мокрый в том самом месте Котаро перестанет забавляться, скользя членом вдоль дырочки, надавливая, но не проникая. Его что, нужно еще и упрашивать, чтобы он, наконец, оттрахал своего любовника? ― Бокуто-сан, ― сквозь зубы шикнул Акааши, когда не осталось уже никаких сил терпеть это форменное издевательство. Совень подхватил под ляжку правую ногу брюнета и приподнял, полностью раскрывая парня. Кейджи испуганно дернулся, заметавшись глазами по комнате. Шторы на окнах задернуты, но они светлые и беспрепятственно пропускают лунный свет. Если кто-то из парней проснется и откроет глаза, то увидит вице-капитана, лежащего в позе собаки, которую позвала малая нужда. Это несколько пугало, но отступать было некуда – Котаро уже вставлял. Он не стал заморачиваться с растяжкой – последняя близость была в аккурат перед отъездом в лагерь Шинзен. Акааши поспешно прижал руку ко рту, подавляя протяжный стон. Сколько бы они ни занимались сексом, ему все равно каждый раз кажется, что Бокуто-сан слишком большой. Первые толчки немного болезненные, тягучие, сеттеру кажется, что его кишечник вылезет наружу, но стоило капитану Фукуродани уловить темп и выровнять движения – как картина сразу же разительно поменялась. Стало одуряюще хорошо, Акааши подавался навстречу, стискивая мышцами заднего прохода плоть любовника. Сейчас он с трудом представлял себе, как именно он планировал осознанно лишить себя этого удовольствия. Ведь ему в самом деле нравится, когда его партнер так глубоко внутри, когда он грубо берет его, шепча всякие глупости и пошлости. Флегматичность Акааши исчезает, тает, он оборачивается, сталкиваясь губами с усмешкой совеня, вовлекая его в поцелуй. А горячие руки спайкера продолжают терзать его, лапают бедра, гладят грудь, царапают живот и уделяют много внимания члену, оттягивая крайнюю плоть, стискивая головку скользкими, выпачканными в смазке пальцами, сжимая в пригоршне яички. Кейджи абсолютно наплевать, что они заляпают спермой футон, как-нибудь выкрутятся. Гораздо важнее сейчас получить столь желанный оргазм, который уже стоит на пороге, вот-вот возьмется за ручку двери и… Акааши откинул голову назад, с силой вгрызаясь в пальцы правой руки. Он вынужден был сдерживать себя, кончая, и от этого его еще сильнее затрясло в судороге оргазма. Тело не слушалось его, конвульсивно подергиваясь, наполняя тело приятной тяжестью и чувством удовлетворения. Котаро же быстро вышел, протянул руку, схватывая полотенце, втащил под одеяло все еще влажную ткань и тихо, невнятно простонал в подушку, выплескиваясь в наспех свернутый кокон. ― Пометь как-нибудь это полотенце, чтобы я в следующий раз случайно не вытер им лицо, ― посоветовал Кейджи, с отвращением глядя на кусок ткани, похабно использованный в качестве замысловатого презерватива. ― Я уже его пометил, ― хихикнул пошляк Бокуто, прижимаясь своим раскаленным боком к точно такому же жаркому и мокрому, как мышь, Акааши. ― И вообще, кто-то обещал, что в лагере ничего не будет, ― напомнил сеттер, отодвигаясь подальше от разгоряченного совеня. ― Ну, ты знаешь, поговорка есть такая, «обещанного три года ждут», ― бесхитростно ответил Бокуто, и, добавив к своей реплике ехидное «охохо», продекламировал немного корявое хокку, явно своего собственного сочинения: ― Не верь посулам, обещаний три года ведь придется ждать. ― Знаешь, что? ― Акааши вытолкал ногами «за борт» шибко умного капитана, подоткнув под себя одеяло. ― Кое-кому секса теперь три года ждать придется. ― Ну Акааши!