И что дальше?

«А что дальше?» — Цзянь задавался теперь этим вопросом. И отвечал себе: «Мы будем делать вид, что ничего не было, мы будем друзьями, просто друзьями, как и раньше, как и всегда». Вот только Цзянь не забудет. Делать вид он сможет, и улыбаться тоже, и смеяться, и корчить из себя идиота. Но забыть не сможет: разве можно? Ведь губы Чжамао были такие тёплые, мягкие и немного соленые, ведь он пах домашним рисом и чёрным чаем, и тот поцелуй длился не какую-то мизерную секунду — вечность для Цзяня. И оказалось поразительно больно — осознать. Что вот это чувство, которое так старательно пряталось где-то в самом тёмном уголке сердца, — это не дружеское. Эта самая настоящая любовь, которая в один миг разрослась до масштабов вселенной, взорвалась и накрыла Цзяня с головой, не щадя и перерезая все пути отступления. И этот огонь не утихнет под проливным дождём, его не унять и не потушить теперь ничем. Но можно сделать вид, что ничего не было. Можно попросить обнять, просто обнять, как раньше, и вдохнуть родной запах, и на секунду поверить, что всё в порядке, всё хорошо. А потом, вернувшись домой, лежать, уставившись в потолок, изучать полоски на жалюзи и думать, как же жить дальше. Впрочем, ничего сложного. Вот он — Цзянь, обычный Цзянь, такой как и всегда: опоздает на встречу, улыбаясь как идиот, прыгнет в объятия Чжамао, прекрасно зная, что тот тут же скинет с себя его руки и оттолкнет. Но Цзянь будет смеяться и весело болтать да шутить. И плевать, что еще час назад он сидел в кровати, уткнувшись в пахнущую Чжамао куртку, и лишь тугой подкативший к горлу ком не давал ему позорно зарыдать. Цзянь не знал, что будет дальше, но был уверен, что сможет выдержать. Потому что потерять Чжамао — страшнее всего на свете. Чжамао тоже задавался вопросом: что дальше? Он не был глуп и уж тем более слеп, он видел, что за маской улыбчивого Цзяня скрывается Цзянь с отчаянием в глазах. Чжамао копался в себе, Чжамао думал той ночью о многом, пытался найти внутри отголосок чувства, которое увидел в друге, но не находил. Он даже не знал, как это чувство должно выглядеть и как оно ощущается. Он не хотел потерять Цзяня. Как бы прохладно и сдержанно Чжамао к нему ни относился по жизни, он дорожил им. И совсем не понимал, как, зная человека столько лет, он проглядел, что появилось у Цзяня в сердце. Чжамао не знал, как долго сможет делать вид, что ничего не случилось. И тем более не знал, насколько долго сможет притворяться Цзянь. Было странно и даже немного страшно наблюдать за Цзянем, который пытается быть прежним. Но склеить разбитое уже невозможно, трещины всё равно остаются. Да и пары осколков не хватило — тех, что врезались в сердце и одному, и другому. Чжамао пытался лишний раз не провоцировать и быть осторожным, чтобы не тешить надеждами, вёл себя сдержанно и сторонился. Цзянь, напротив, слишком активно дурачился, будто крича своим поведением, что ему совершенно и абсолютно плевать. Уверенность Цзяня в том, что он сможет выдержать, гасла с каждым днём. Он терял отдаляющегося от него Чжамао, пытался удержать руками воду, которая просачивалась сквозь пальцы и утекала в море. Чжамао избегал его. Это стало понятно, когда на одной из перемен он отошел к толпящимся в коридоре одноклассникам, коротающим время за болтовней, оставив Цзяня одного сидеть на подоконнике. А в другой раз, когда они пришли в кафетерий обедать, Чжамао не захотел садиться за отдельный стол, подсев за большой стол к ребятам из спортивного клуба. В тот же день Чжамао отказался идти вместе домой после школы, сказав, что ему нужно в библиотеку за материалами для доклада. И лучше бы Цзянь пошел домой сам, а не остался, спрятавшись за углом у входа в крыло школы, где находилась библиотека: Чжамао вышел буквально пять минут спустя и пошел по направлению к своему дому. Конечно же, никаких книг он не взял и материала не искал, ему просто нужен был повод отделаться от Цзяня. Цзянь, сверля глазами спину друга, до боли сжимал кулаки — ногти наверняка оставили в ладонях красные отметины, — и изо всех сил пытался побороть порыв броситься вслед за Чжамао, схватить его за капюшон и хорошенько ему вмазать. Чжамао понимал, что поступает ужасно, но не мог себя пересилить. Ему невыносимо было смотреть в глаза друга. С каждым днём Чжамао всё сильнее запутывался в самом себе, не зная, как поступить. Он всё еще не хотел терять Цзяня, но не делал ничего, чтобы его удержать, даже наоборот — отталкивал протянутые к нему руки. А Цзянь делал вид, что ничего не замечает, продолжая виснуть на нём и раз за разом догонять после школы, увязывался следом, пытался завязать разговор. Но когда-то его терпение должно было лопнуть. В очередной раз, болтая о новом школьном учителе математики и слушая однотипные короткие фразы в ответ, Цзянь не выдержал. Он резко остановился, дернул Чжамао за локоть, развернул к себе.  — Знаешь, мне это надоело! — в его голосе прозвенел гнев. — Если ты и дальше будешь избегать меня и общаться через силу, то так и скажи, что не хочешь больше… — он запнулся, видимо, подбирая нужную комбинацию слов.  — Заткнись, придурок, — Чжамао так и стоял, сунув руки в карманы, и глядел на друга исподлобья. — Не истери. Цзянь глубоко вдохнул, выдохнул и сказал уже более спокойно:  — Просто… если тебе доставляет неудобство моё присутствие, то, может, нам действительно лучше прекратить видеться?  — Ты точно придурок, — утвердительно ответил Чжамао и, протянув руку, отпустил подзатыльник Цзяню. Пока тот айкал и потирал голову, Чжамао развернулся и зашагал дальше: — Ты идешь, а? Мне сестрёнка притащила новый диск с игрой, там можно проходить вдвоём. Если хочешь, можешь зайти. Пока они были охвачены видеоигрой, Цзянь забыл обо всем. Они смеялись, кричали друг на друга, пинались локтями. И всё будто было по-старому. Отложив свой джойстик в сторону, Цзянь увидел, что за окном стемнело.  — Поздно уже. — Он посмотрел на Чжамао, и магия забывчивости последних пары часов слетела с него в одно мгновение. Всё стало на свои места, под сердцем неприятно кольнуло. Они сидели на полу рядом с кроватью, Чжамао был всего сантиметрах в тридцати, и очень захотелось протянуть руку и коснуться его щеки, попробовать кожу на ощупь…  — Что ты делаешь? — он поймал руку рядом со своим лицом. Цзянь растерялся, не зная что ответить: он и сам не понял, как его желание так быстро стало действием. Чжамао, сжимая в пальцах запястье Цзяня, внимательно смотрел на его лицо изучающим взглядом, будто в первый раз видел. Странно, но он никогда не оценивал внешность Цзяня, а сейчас подумал, что тот не очень-то и красивый. Бледный и серый, особенно в полумраке комнаты, освещенной одним только телевизором с заставкой игры на экране. Белая кожа, серые глаза, тонкая почти бесцветная полоска губ. И волосы тоже — светло-русые, почти сливающиеся с кожей по цвету. Цзянь казался холодным, и рука, которую держал Чжамао, была холодной. «Замерзший», — вспыхнула мысль в голове, и сердце сбило ритм от этой ассоциации. Он снова глянул в глаза Цзяня и не увидел там ничего. Ни отчаяния на дне зрачков, ни теплящейся надежды — совсем ничего. Чжамао не мог себе позволить допустить, чтобы Цзянь потух. Его нужно было отогреть хоть каким-то способом, и Чжамао не придумал ничего лучше, кроме как разжать пальцы и, потянув руку Цзяня на себя, разрешить ему коснуться своей щеки. Холодные пальцы прочертили рваные линии вниз, подушечка большого зацепила губы, и Чжамао, повинуясь внезапному порыву, поймал его, немного втянул и закусил зубами ноготь. Цзянь улыбнулся, и его глаза немного оттаяли. Чжамао видел это, потому что не разрывал зрительного контакта. Разжав зубы и снова перехватив ту же руку, придвинувшись ближе, он оказался совсем рядом с лицом Цзяня. На вопрос, что им руководствовало в тот момент и почему сердце так сильно начало гонять кровь по венам, он вряд ли бы смог ответить, но впервые за последнее время Чжамао не задавал себе вопросов. Цзянь не верил, что это происходит, но, когда его губ быстро коснулись губы Чжамао, он даже не подумал сомневаться — крепко сжал ладонями лицо друга, чтобы тот не пытался отпрянуть. Пусть всё это не взаправду, пусть — лишь плод его воображения, но он не хотел, чтобы это прекратилось. Но происходящее оказалось реально: и тяжелое горячее дыхание Чжамао, и тягучий медленный поцелуй, и руки, всё сильнее сжимающие предплечья Цзяня. Внутренний голос говорил, что нужно перестать, что так быть не должно, как бы желанно ни было. Но в данном случае Цзяню было плевать и на внутренний голос, и на неправильность, и на то, что будет дальше. Здравый смысл растворился в тепле, которое ему дарил Чжамао, а голос разума заглушило громкое сердцебиение. Цзянь ослабил хватку и откинул голову назад, когда губы Чжамао спустились ниже, к подбородку, а потом к шее. Чжамао с каждым последующим мгновением терял себя всё больше. Он знал, что делает глупость, но не мог остановиться. Цзяня было приятно целовать, Цзянь, непонятно почему, еле уловимо пах персиками, и Чжамао нравилось ловить этот запах, нравилось горячо выдыхать на бледную кожу, покрывающуюся мурашками. Он остановился только когда понял, что в животе скапливается сгусток электричества, а ниже тяжелеет. Чжамао знал, что следует делать дальше, но не мог пересилить себя. Для Цзяня всё происходило будто в туманной пелене, но он увидел неуверенность Чжамао, чей взгляд становился осмысленным, а Цзянь не хотел, чтобы тот приходил в себя. Он вскинулся и довольно резко возобновил поцелуй, сжав волосы Чжамао на затылке в руке и не дав ему времени подумать. Другая рука Цзяня нырнула к нему под футболку, пальцы прочертили несколько линий по животу и неуверенно пробрались за резинку штанов. В другой раз Цзянь не решился бы творить такое, но теперь ему было всё равно. Они разрушили то зыбкое выдуманное равновесие, и было уже неважно, как далеко заходить. От руки Цзяня ток прошел по телу Чжамао, наслаждением ударил по нервным окончаниям и полностью отключил мозг. Теперь осталось только диктуемое телом желание, и он покорился ему. Цзянь прекратил поцелуй, когда в его штанах тоже оказалась рука. Он сдавленно охнул, посмотрел в глаза Чжамао и не смог больше от них оторваться. Кусая губы, чтобы не выдать себя голосом, он терялся в своих ощущениях и тонул в глазах напротив. То ли это была вечность, то ли прошла всего пара минут, но безумие охватило с головой и не отпускало до самого пика, до предельного удовольствия, взорвавшегося мириадами ярких звёзд. Но это напряжение, прошедшее пик, схлынуло в одну секунду, и зрительный контакт вдруг оказался не таким уж и будоражащим. Напротив, стало крайне неуютно и стыдно. Цзянь натянул на лицо глупую улыбку, которая, впрочем, получилась довольно неправдоподобной, и вытер руку о покрывало, лежащее на кровати. Он думал таким образом вызвать у Чжамао негодование, но тот никак не отреагировал, всё так же стеклянными глазами разглядывая Цзяня. Чжамао не знал, как объяснить произошедшее, а теперь объяснить это, хотя бы себе, захотелось. Он чувствовал себя ужасно, в голову жужжащим роем хлынули вопросы, на которые он не знал, как отвечать. Но он понимал, что винить Цзяня в том, что случилось, права не имеет, потому что виноват в равной степени — ведь первый начал. Чжамао отдернул руки, откинулся, упираясь спиной в кровать, будто пребывая в прострации, посмотрел на свою ладонь, вытер ее о штаны, поднял глаза на Цзяня.  — Прости меня, Чжань Си, — тихо пробормотал тот. — Я не хотел, чтобы всё так вышло, — он, слегка пошатнувшись, поднялся на ноги, подобрал свою куртку. — Мне, наверное, лучше уйти. Увидимся. Цзянь сделал пару шагов к выходу из комнаты, но дальше ему не дала двинуться резко вскинутая вверх рука Чжамао, ухватившаяся за край куртки.  — Останься. Чжамао смотрел на севшего рядом Цзяня и видел, что тот окончательно согрелся. На лице появился румянец, а в глазах затеплилась надежда вперемешку с тем же бездонным отчаянием. Цзянь всё так же был в него влюблен. Чжамао понимал это, и, прислушиваясь к себе, пытался найти в своём сердце такое же чувство. Но ответом ему была гулкая тишина без единого отголоска. Он обнял Цзяня, уткнулся носом ему в шею, вдохнул еле уловимый запах персиков.  — Прости меня, Чжань Си, — снова повторил Цзянь еле слышно, обнимая в ответ. Чжамао молчал. Из всех роящихся в голове вопросов остался только один. «И что дальше?» У Чжамао не было ответа.