***
Долго ждать не пришлось, как в студию ввалились Дубинин и Холстинин с пакетами. За ними явились и все остальные, притащили пару ящиков алкоголя и еще пакеты. Все распаковали, нарезали, накрыли на стол. Холст даже повеселел от самого процесса. Расселись, начали… В процессе откуда-то появились Ницше, шахматы, домино и карты. Стало веселее. Швец изволил петь на пару с Житняковым, Стыров докопался до Удалова по поводу отсутствия татуировок, что нечего от группы отставать. За это был послан к Алексееву. Алексис предложил выпить еще и не приставать к барабанщикам, мол они сами по себе странные какие-то. После присоединился к Маврину. А то ведь Прист с Холстом его совсем опустили, до трусов раздели. Ну кто виноват, что они на раздевание решили играть. Присоединился к Маврину, предложил играть на желания. Тут и Дубинин присоединиться решил. Любители постучать добрались до домино. По пути все успевают дозаправляться. — Швец, хорош орать, — не выдержал Маврин и запустил пустой бутылкой в басиста. Попал в откуда-то взявшегося там Артёма. Поморщился. — Насрать. Один фиг… — Сурово ты с ними, — ехидно заметил Холстинин. — Нормально. Ваш Житняков и то лучше поет. — Твой тоже не из караоке бара. Тьфу ты… Ну желай, Рыжий ящер… — Я бы попросил без оскорблений, Владимир Петрович. Маврин, задумавшись над желанием, откинулся на спинку кресла. Прист с Алексисом пошли проветриваться, Дубинин достал откуда-то бумагу с ручкой. Сказал, что записывать все будет, чтобы никто потом не говорил, что не услышал, не понял и тому подобное. — А отдай мне Житнякова на тур. — Маврин мрачно глянул в сторону поющих Стырова, Швеца и Житнякова. — Себе можешь моего упыря забрать. — А что? Нормальное желание, — буркнул Дуб, записывая всё. — Ну давай меняться, — Холстинин хитро улыбнулся. Вернулись Попов с Алексеевым, продолжили играть. Выиграв, Холстинин пожелал, что Алексеев будет петь Житнякову песни на ночь, желательно добрые. Алексис в свою очередь сделав Дубинина, захотел, чтобы тот рассказывал Артёму сказки, желательно страшные, в идеале с плохим концом. Чтобы не расслаблялся. — Да легко, — ответил Дубинин, продолжая записывать. В процессе Житнякову надоело петь, и он решил побарабанить, но вспомнил, что не умеет. Отвлек Удалова от домино, потащил к барабанной установке. И плевать, что она чужая. Да и от Завидова толку почти никакого уже. Стыров с басистом продолжили петь что-то из репертуара Кипелова. Про черного ворона и березку. — Совсем народ распустился, — завел шарманку Холстинин. — Вольности в жанре себе позволяют, никакого уважения к искусству. Какая вот нахрен березка? — Да забей на них, — отвлек Маврин. — Тут важнее тема. Отложили карты, уже просто так решают, как с вокалистами быть. — И никаких новых художеств на нем появиться не должно, — диктует Дубинину Попов. — Это еще почему? — возмутился Маврин. — Потому что это наш холст и мы его рисуем, — Прист поднял указательный палец вверх. — О как получилось. — Я чего-то не понял? — завелся Холстинин. — Вы и меня уже Маврину отдали? — Нет, конечно. Как мы без тебя? Слово за слово чуть не подрались, но разобрались. Удалов и Житняков уже спят за барабанной установкой, Стыров с Швецем пошли на крышу пугать кошек своими воплями. Завидов куда-то собирался, но уснул у двери. Попов на подоконнике сидит, на лирику потянул, луну смотрит, да на бумажке что-то строчит. — Ну, вроде, все… — Дубинин откинулся назад. — Никто ничего не забыл? — Нет. — Холстинин перечитал все записи и отдал Маврину с Алексеевым. — Мы согласны, — вынес решение Маврин. — Надо заверить как-то. — Так кровью и заверим, — Холстинин хищно улыбнулся. — Ну подписи на всякий случай поставим. И восковую печать. Дуб приписал еще что-то. После поставили четыре подписи, заверили кровью, сообразили и восковую печать. После этого довольные завалились спать.***
Первым проснулся Попов. В процессе пришло понимание, что спать на подоконнике было не самой лучшей идеей. Холодно все-таки по утрам, а от окна дует конкретно. И башка по швам трещит. Спрыгнув с подоконника, отправился на поиски хоть какой-нибудь влаги. Нашел остатки пива, ну хоть что-то. Краем глаза заметил лежащие на столе листы бумаги с подписями и кровавыми отпечатками пальцев. Сомнений в том, что это кровь, почему-то не возникло. — Дожились, уже тексты кровью подписывают, — буркнул Попов. Осмотрелся. На диване обнаружились Холстинин, Дубинин и Маврин, как только уместились? Алексеев на полу сбоку к дивану прислонился. Удалов с Житняковым так и остались за барабанной установкой, Завидов у двери и Стыров с басистом там же в обнимку с каким-то котом. — Прости, Петрович, — Прист нервно хихикнул. — Но тебя переплюнули. Все же решил почитать, предположительно тексты. И со своим сравнить. Писал же что-то вчера. Начало не впечатлило. Пробежал глазами, убрал лист. — О! Это уже интересно… Права и обязанности сторон. Группа «Маврин» в лице гитариста Сергея Маврина берет в свой состав вокалиста группы «Ария» Михаила Житнякова на срок один месяц. Группа «Маврин» в лице гитариста Сергея Маврина обязуется кормить вокалиста Михаила Житняков четыре раза в день с ложечки (ест все, что не приколочено) и не наносить на него никаких новых рисунков никаким способом. Группа «Маврин» в лице гитариста Юрия Алексеева обязуется петь вокалисту Михаилу Житнякову песни перед сном. Список произведений в приложении. Так же все участники группы обязуются не употреблять в присутствии вокалиста ненормативную лексику и не курить, — Прист глянул на Маврина. — Охренеть можно. Что тут дальше? Ага… Группа «Ария» в лице Владимира Холстинина и Виталия Дубинина берет в свой состав вокалиста группы «Маврин» Артемия Стырова на срок один месяц. Группа «Ария» в лице гитариста Владимира Холстинина обязуется кормить вокалиста Артемия Стырова с ложечки (вегетарианец). Группа «Ария» в лице бас-гитариста Виталия Дубинина обязуется рассказывать вокалисту Артемию Стырову страшные сказки, желательно с плохим концом, на ночь добреньким голосом, чтобы этот паразит не расслаблялся. Группа «Ария» в лице гитариста Сергея Попова обязуется выгуливать вокалиста Артемия Стырова три раза в день, можно без поводка, мыть ему лапы после каждой прогулки. Мыть целиком один раз в неделю с его любимым гелем, вытирать мягким полотенцем и сушить феном. В случае невыполнения обязательств, нарушившая этот договор сторона выплачивает неустойку два миллиона долларов и вечный стыд и позор им. Блядь, что мы мешали, и какой псих это придумал? — Прист швырнул листок на стол. — Ладно, хоть не подписывал, а без меня этот бред недействителен. Или подписывал? Вашу мать! Как? Проверив ладонь, обнаружил на пальце порез, а на бумаге свою подпись и отпечаток. Не найдя произошедшему логичного объяснения решил разбудить Холстинина и Маврина. Да и просто любопытно, что их сподвигло на подобный документ. Сам события прошлого вечера помнит очень смутно. Разбудил и остальных. Пусть тоже послушают, что эти деятели придумали. С выражением перечитал документ, периодически поглядывая на присутствующих. — Макс, я не хочу, — Миша вцепился в руку ударника. — Я же тексты даже не знаю, и музыка у них не такая, и вообще… Мне с вами хорошо. — Да не тряси ты меня, — Максим поморщился. — Обычная белка. Или у него, или у нас коллективная. — Злая какая-то белка… — Соответствует масштабу вчерашних событий. Да расслабься ты, никто тебя не тронет… — Твоих рук дело? — Стыров злобно глянул на сидящего рядом басиста. — Не нравится, как пою, так бы и сказал… — Я-то причем? — отозвался Швец. — Вместе же на крышу ходили. С Рыжего спрашивай, что за хрень? Хотя условия нормальные. Кормить будут, остальное фигня. — Ну и кто мне это объяснит? — спросил Сергей, продемонстрировав подписи и печати. — Блядь, — Маврин закрыл глаза и попытался потерять сознание. — Пиздец, — согласился Холстинин. — Херь какая-то, — Виталий потянулся к столу, взял банку пива. — Может, порвать да выкинуть. Я разрешаю. — Нельзя, — не меняя положения, отозвался Маврин. — Почему это? — Прист уже собрался разорвать эти писульки и выкинуть их. — Главный блюститель разрешил. — Попов, не мне рассказывать тебе про силу карточного долга, — возразил Маврин. — Плюс мы эту хрень кровью подписали. И ты тоже. А это уже серьезная игра… — И самое обидное, что этот упырь прав, — Владимир отобрал у басиста пиво. — Придется выполнять. Да, Миша, и не надо так на меня смотреть. — А я чего, — Удалов лишь пожал плечами. — И условия гуманные. Выгуливать и лапы мыть тебе не будут, песенки на ночь споют, накормят. Только сам на сцене пой да отдыхай… — Вот сам и иди к ним… — Чего ради? Миха, не ной. И так тяжко. Развеешься немного за месячишко, посмотришь, как оно… Может, и в туре встретимся, в гости заглянем. Житняков лег на пол, припал лбом к полу, Удалов пошел на поиски воды. Похмеляться не захотел, фиг знает, что еще в итоге может получиться. Завидов оклемался, пошел за Максимом. — Нервный только он у вас какой-то, — заметил Маврин. — Валерьянкой успокаиваете или чем покрепче? Темка по началу тоже впечатлительный был, так я ему коньячок в чай подливать стал. Немного. — Я тебя сейчас книгой успокою, — Прист схватил попавшийся под руку сборник сочинений каких-то философов. Но кинул в руки Петровичу. Схватил документ, к запрету на мат и курение приписал, что и алкоголь нельзя к вокалисту подносить ближе, чем на пять метров. Благо место нашел свободное. Бросив ручку с бумагой, подошел к Мише, помог встать. — Не отдам этим психопатам полудурошным. Не волнуйся, домой тебя сейчас отвезу, нормально все будет. — Как бы нельзя уже в договор изменения вносить, — отстраненно заметил Маврин. — Ему можно, мы же его не спросили вчера, — Дубинин отобрал у решившего почитать Холстинина книгу, кинул ее в угол. Попал в задремавшего Сашу. — Попов, ну куда ты его тащишь? — Подальше из этого дурдома, — буркнул Прист. — Сереж, ну ты же сам все понимаешь, — Петрович постарался сказать максимально доброжелательно. — Давай ты не будешь наивного ребенка изображать. Положи его куда-нибудь уже. А я тебе напомню кое-что про силу кровавой и восковой печатей… — Сам помню. — Молодец. Тогда не дури. — Да пусть идут, — разрешил Алексис. — Отдохнет хоть, в себя придет. Все равно никакой работы. А завтра отрепетируем с ним. — Угу, — проснулся Маврин. — Завтра в тур. — Блин, и нам, — с философским спокойствием заметил Владимир. — Значит обмениваемся телефонами вокалистов. Прибрали балаган в студии, разъехались по домам переваривать информацию.***
Утром Маврин сам заехал за Житняковым, успокоил, выдал тексты, сказал, что ничего сложного. Сам бы спел, как нечего делать. Стыров отнесся более спокойно. Хоть и в шоке, но сознание терять не намерен. Молча взял тексты и ушел в конец автобуса. Не в первый раз такая хрень. — Время обеда, — объявил Маврин. Автобус остановился возле какой-то дорожной кафешки и все помчались туда. Миша хотел было заказать что-то, но Маврин прогнал его за стол, сам купил пюре с рыбой и ложку-то надыбал. — Ну, Мишенька, открывай ротик. Дядя Сережа тебя покормит, — Серега поднес ложку к губам вокалиста. — Летит самолетик… — Сергей Константинович, я сам могу нормально поесть, — Миша отстранился, глядя на гитариста, как на ненормального. — Можешь, конечно. Но это будет несоблюдение договора. И ладно бы на словах все было, но дернуло кого-то заверить его кровью. А это дело серьезное. Очень серьезное. Не в деньгах даже причина, так бы соврал, что кормил и ладно. А тут дело совести. Даже больше… — Серый, твою мать, — крикнул Алексис. — Нам нельзя его пугать… — Ой, — Сергей мило улыбнулся. — Прости, малыш… Давай, Мишенька, открывай рот. Пять минут нашего общего позора и до вечера можешь вообще меня не наблюдать. — Идиотизм, блин… — Согласен, — Сергей отправил пюре с ложки в рот вокалисту. — Но ничего не поделать. Накормив Мишу, поели и сами, забрались обратно в автобус, поехали дальше.***
На сцене все старательно делали вид, что ничего необычного не происходит. Натуральнее всего получилось у Холстинина, что вызвало тонну зависти со стороны басиста. Не получалось у Виталия спокойно воспринять происходящее. Постоянно у Макса отирался. После концерта Прист, мысленно матеря Холстинина с Мавриным за этот балаган и себя самого за то, что согласился с ними пить, повел вокалиста на вечернюю прогулку. Тема идет не торопясь, по сторонам смотрит, в парк какой-то местный пожелал зайти. — Давай, делай свои дела и пойдем, — недобро прошипел Прист себе под нос. — Извращенцы накуренные. Прогулявшись по парку, пошли в гостиницу, Попов сразу потащил вокалиста к раковине. Руки ему намыливает, ополаскивает. — Серег, не парься, я сам могу, — Тёма попытался вырваться. — Ничего не можно сделать, — ровным тоном ответил гитарист. — Условия контракта… Стоп. Лапы же четыре… Разувайся… — Сергей Сергеевич! — Артем отскочил к стене. — Вы и мыть меня будете с гелем и что там еще? — Буду, — так же ровно. — Куда же я денусь? А по отчеству назовешь — стукну. Договор это не запрещает. — Дурдом какой-то… — Хуже. Разувайся, говорю. Петрович там уже ужин готовит. Помыв вокалисту лапы, Попов отправил его к Холстинину, сам ввалился в номер, рухнул на кровать рядом с мирно отдыхающим басистом. Почти заснул. — Серег, — ненавязчиво встрял Дубинин. — Как бы ты сегодня не здесь ночуешь. — Упырь, — Прист сполз с кровати, пошел к двери. — Сказочник хренов. Я к Удалову. Гитарист вышел, хлопнув дверью. Дубинин вздохнул и полез в планшет. На один вечер сказка есть, но каждый день он это слушать не будет. Проходя мимо соседнего номера, Прист услышал вопли вокалиста и узнал его отношение ко всему происходящему. И прошел бы мимо, но вдруг замер. — Петровича на хуй послал? — резко повернулся к двери. Подождал пару секунд. Махнул рукой и пошел дальше. — Главное не пришибить… Зайдя в номер, выключил свет и рухнул на диван. — Одеялом укрыть? — из темноты поинтересовался драммер. — Отвалить от меня, — буркнул Прист. — Мне вставать рано. Выгуливать… Договорить, кого он собрался выгуливать, гитарист не успел. Уснул. Да и так понятно.***
Постепенно все приспособились к происходящему. Кто-то медитировал, кто-то забивал реальный бред бредом философским, кто-то барабанил, кто-то тупо вычеркивал дни в календаре. Вокалисты привыкли к позорному способу кормления, и пытаются есть быстрее, дабы сократить время этого позора. Сказки и песни приносят гораздо меньший стресс, в какой-то момент даже нравиться стало. И очередное утро не обещало быть иным. Маврин уже проснулся, но лежит с закрытыми глазами, мысленно готовит себя к завтраку и последующему бреду, радуется, что хоть готовить самому не надо. Правда, чувство неприятное беспокоит, что не так что-то. Возможно из-за того, что пора бы уже встать. — Мишань, вставай. Первый умываешься сегодня, — Сергей открыл глаз, чтобы убедиться, что вокалист встает. — О! Что за нахрен? Резко открылся второй глаз и нервно дернулся, зажмурившись ущипнул себя, заорал. Нет. Не почудилось, Спина вокалиста вся в каких-то жутких узорах, руки тоже полностью разрисованы поверх татуировок. Никогда на нервы не жаловался, но в этот момент захотелось орать. — Еще пять минут, — отозвался вокалист, забывшись немного, где он. — Да хоть десять, — Маврин встал и рванул к двери. Вломился в соседние номера, поднял всех, загнал в свой номер. — Что это такое?! — Вокалист наш временный, — невозмутимо ответил Алексис, толкая локтями пытающихся прислониться к нему и снова заснуть Завидова и Швеца. — Забыл что ли? — Я помню. А еще я это помню, — Сергей схватил со стола листок бумаги и потыкал в него пальцем. - Кто? Я спрашиваю, кто этот Малевич недоделанный. Я его сам сейчас доделаю своими руками! Бля… Это же косяк… Что делать-то? Ааааа… — Да что стряслось? — Все же проснувшись, Житняков заметил художества на своей груди и руках. Попытался оттереть, получилось никак. — Что за? — Миш, ты только не волнуйся… Мы сейчас что-нибудь придумаем. Может быть, — пытаясь сохранить спокойствие. — А потом выясним, чьей кисти работа? Какие предложения будут? — Да это не кисть, а маркер, похоже, — предположил Миша. — За неделю само ототрется. Странный какой-то узор… — Нет, Мишаня. Нет у нас недели, — запричитал гитарист. Пока остальные думали, Маврин накинул на вокалиста халат, приказав Алексееву тащить мыло, мочалки и спящих упырей. Сам погнал вокалиста в душ, попутно проклиная тот день, когда ему пришло в голову подписать этот драгоценный договор. — Маврин, не дури… — Крикнул Юра. Не получив ответа, пошел за мочалками. Отмывали всем, что нашли, не исключая зубной пасты, жидкости для снятия лака, средства для мытья сантехники, оставленного уборщицей. Спину вокалиста Маврин решил мыть самостоятельно. Ну не хотел он, чтобы кто-то увидел там огромное нарисованное сердце и подпись «Маврин forever». Хотя уже увидели. Завидов нервно хихикает, Швец вообще в угол уполз. Или его рук дело? Насилу отмыв маркер и чудом не содрав кожу, отвели бледного и обессилившего вокалиста в номер, завернули в одеяло. Маврин расчувствовался, приказал успокоительного принести, сам рядом сидит, по плечу его гладит, уговаривает простить и потерпеть. — Вот, — вернулся Алексис. — Что это? — принюхавшись, заорал Маврин. — Ты что принес? — Что просил, то и принес… — Договор перечитай! — Маврин подбежал к Юре, отобрал бокал, выпил, вышел. Вернулся через пару минут уже с валерьянкой, вложил в дрожащие руки вокалиста. - Миш, ты только не говори никому про это. Мы ведь все ликвидировали. — Я на придурка похож? — чуть слышно. — Нет, конечно, — забрал бокал. — Сейчас я тебя покормлю. После ужина поехали в клуб готовиться.***
Артем же решил перед концертом немного прогуляться, без чуткого внимания гитариста, который сейчас занят инструментом. Идет себе по улице, никого не трогает. — Михаил Егорович! — восторженно крикнул кто-то впереди. Сам прищурился… Улыбнулся сам себе. Вот ведь фанатки чудные… — Фанатки? Твою мать! — Стыров рванул от приближющейся фигуры. — Нет уж… Пусть Михаил Егорович сам с вами и разбирается. Сам! И дернуло что-то забраться на дерево. Залезть-то залез, а спуститься не получается. Сидит, как кот, делает вид, что не происходит ничего. Задумался, что лучше сделать, когда Маврина снова увидит? Вроде как, в объятия надо кинуться, но в морду двинуть хочется. Замерз, как собака, есть хочется и концерт скоро. Делать, нечего, надо спускаться как-то. А надо ли? Решил было, что басист неплохо поет, сам справится, но как-то не серьезно это… Холстинин еще раз все проверил. Все настроено, музыканты готовы и все в сборе, кажется, что все в порядке. Только вокалиста что-то давно не видно. Заглянул в гримерку, никого там не обнаружив, докопался до Дубинина. Виталий возразил тем, что в его обязанности входит сказки рассказывать и пошел пытать Попова. — А я при чем? — хмыкнул Прист. — В это время выгул не предусмотрен. — Тогда где он шляется? Попов, блин… Рыжий нам голову открутит… — Ну так и ищи сам, раз переживаешь из-за этого… — Поймал на себе недобрый взгляд басиста. — Уже иду… Накинув куртку, пошел искать пропажу. Выйдя из клуба, осмотрелся.***
Маврин, еще раз проверив всю гримерку, шлепнулся на диван. Откинувшись на спинку, закрыл глаза рукой. — Переигрываешь! — Не бросая поисков, заметил Алексис. — Может, ты ее вообще в гостинице оставил? Давай сгоняю быстро… — Я Житнякова отправил, — всхлипнул. — Нет ее там. Алексеев, как я на сцену выйду? Я что, петь должен петь теперь, или барабанить? — Побарабанил палочками по своей голове. - О! Я понял! Это мне за косяк с вокалистом. Нееет… Этот документ не шуточки… Нарушил пункт — получай по полной за это… Алексис приземлился на стул, предложили Сергею оставить свои выводы на вечер, а сейчас спокойно подумать, попытаться вспомнить, где в этот день был, где мог оставить гитару или где ей могли приделать ноги? Даже взял листок бумаги и ручку. Этим довел Маврина до крайней стадии паники и вверг в неописуемый ужас. — Я не буду ничего подписывать, отменяйте автограф-сессию к ебеням, — запричитал Серега, улегся на диван. — И вообще я никуда не пойду… Появившийся и еще не углубившийся в суть проблемы Миша попытался успокоить гитариста, присел рядом, уговаривает так не волноваться, ведь есть и другие гитары. По пути вспомнил, как у них в группе гитары крали и ничего… — Житняков, свали на хрен, — взвыл Маврин. — Ни шиша вы, вокалисты, не понимаете. Вот и не лезьте не в свое дело. Радуйся, что вообще терплю тебя… Запустив в вокалиста барабанными палочками, ушел курить. Алексис лишь пожал плечами в ответ на удивленный взгляд вокалиста. — Концерта не будет. Могу тебе спеть да спать пойдем. Ну или гитару его искать пойдем.***
Отойдя недалеко от клуба, Прист заметил свисающего с дерева Артёма. Тот при спуске, зацепился ремнем за ветку. Одно странно, что никто не заметил и не снял. Ну хоть бы поглазеть пришли. — Сережа, сними меня, — закричал гитарист, завидев спасителя. — Я буду хорошо себя вести. — Ты как забрался-то туда, полудурошный, — Прист подбежал к дереву. — Фанатки загнали? — Никто не загнал. Я сам. На дереве люблю сидеть, вот и забрался, — объясняет вокалист. — А вот спуститься не смог… — Угу, — Сергей полез за телефоном. — Сейчас спасателей вызову. Они снимут. — Не надо спасателей, — Артем дернулся. — Я сам. После пяти минут стараний, ветка все же сломалась, и вокалист оказался внизу. С помощью Сергея поднялся на ноги и дохромал до клуба. Там оказали первую помощь и выгнали на сцену. От вечерней прогулки он отказался.***
Пока Алексис пытается разыскать пропавшую гитару, Мишаню не на шутку замучила совесть, и он пошел успокаивать гитариста, нашел его сидящим на ступеньке возле клуба. Присев рядом, стал опять уговаривать, уже рад новую гитару купить. Сделать любой бред прямо сейчас. — Не надо бреда… — Маврин аж сигарету выронил. — Мы один уже сделали… А сейчас свали от меня. Мне подумать надо. Концерт этим вечером все же состоялся, Маврин выплыл на сцену с сигаретой в зубах, но старался держаться от всех подальше. После концерта накормил Мишаню и отправил к Алексису от греха подальше.***
Среди ночи Максим проснулся от света ударившего в глаза. Решил было, что по итогам вечерних посиделок кто-то ввел систему пыток и заверил ее какой-нибудь хитрой печатью. Повода не было. Только вокалиста разбушевавшегося решили успокоить, чтобы не требовал отпустить его и продолжать этот цирк без него. Только, как выяснилось, валерьянка на него не действует. А раз один успокаивается, то и остальные не должны в стороне оставаться. Чуть привстав, увидел сидящего рядов Приста фонариком и договором. — Серый, прими душ холодный, — Максим отвернулся к стене. — Там нет причин, по которым мы можем его выгнать или прибить. — Мне на это не нужны причины, — не отрываясь от чтения ответил Прист. — Тут ничего не сказано про звонки своему вокалисту. Почему про это никто не подумал? — Ууууу… Серега, по-человечески прошу, ложись спать сейчас же. Не хватало нам еще поправки к этому бреду принимать… — Максим отобрал бумагу и выкинул куда-то. — Потерпи, потом без телефона наговоришься с ним. Дуб вон молча терпит и фигней не страдает. Учись… Убедив гитариста утихомириться и поспать, сам почти сразу отрубился. Приснилось ему, что мавринцы совсем Мишаню ни во что не ставят, издеваются, как хотят. Подскочил, сам холодный душ принимать побежал.***
Очередное утро Житнякова началось с пробежки и осознания, что он не так уж неуклюж и неповоротлив, как некоторые считают. Так же понял, что открывающиеся в экстремальных ситуация способности действительно существуют. Иначе как объяснить, что он умудрился забраться на шкаф без стула или стремянки. Тут же в номер ввалились Швец и Завидов, попытались стряхнуть вокалиста. — Да не трясите вы так… Напугаете же, — Алексис оттащил басиста от шкафа. – Миш, спускайся по-хорошему. — Нет, — мотнул головой. — Да не будем мы тебе химическую завивку делать, — уговаривает Юра. — Я же понимаю, что с нами ваш Петрович сделает… — А что тогда? — недоверчиво поинтересовался вокалист. — Не верю я вам больше… — Да что вы с ним возитесь? — Маврин притащил откуда-то стремянку. — Все самому делать приходится… — Может не надо? — Все же вступился Юра. — Ну скажем, что Стыров имидж сменил. — Надо, Юрец! Надо! — Маврин придвинул стремянку к шкафу. — Да и опоздали мы с заявлением. В интернете уже за нас написали. «Маврин развелся с вокалистом и нашел себе помоложе!» Как тебе? В итоге оба свалились на пол, Саша с Димой быстро привязали Житнякова к стулу какими-то проводами, Алексис принес веревочки с бумажками и лак для волос, устроили Мишане на голове утро домохозяйки. Маврин в качестве компенсации Мишане даже шапочку свою пожертвовал. Так и поехали дальше.***
Ровно через месяц собрались все в мавринской студии, где был подписан документ. Прист с Дубининым, увидев Мишаню, кинулись к нему. Обнимают, гладят по волосам, только что не целуют, обещают, что отмоют, отогреют и никому больше не отдадут. Стыров сам кинулся к Швецу и Алексееву, извиняется, чуть не клянется, что никогда больше не скажет ничего дурного и обидного в их адрес. Только чтобы больше не выгоняли так. — Константиныч, кажется, мы со своей стороны выполнили все условия договора, — Холстинин уселся на диван, откинулся назад. — Так и мы со своей стороны ничего не нарушили, — невозмутимо ответил Сергей. — Тогда, может быть, заключим еще один? — Предлагаешь басистами поменяться? — от своего предположения Маврин вздрогнул. — Не очень хорошая идея. — Ну уж нет. Я предлагаю тебе договор другого характера. — Владимир предложил Маврину сесть рядом. — Это будет что-то вроде клятвы. — Чего? — Того. Я предлагаю пообещать друг другу никогда не играть в карты или другие игры на желания, и НИКОГДА, ни при каких обстоятельствах не меняться музыкантами. А наши барабанщики все задокументируют, — Владимир посмотрел на Максима и Дмитрия. — Ребята, вы не против? Собрались в круг, выключили свет, зажги свечи для пущей убедительности. Барабанщики все задокументировали. Гитаристы поставили подписи и печати опять же крови не пожалели. А предыдущий договор порвали и сожгли в пепельнице. Выпив по стакану томатного сока, откуда-то взявшегося в студии, разошлись. Холстинин отвез всех к себе домой, надо же вокалиста по-человечески обратно принять. И Маврин последовал примеру старшего товарища.