whiplash

грудная клетка болезненно сокращается, и юнги охает. намджун сидит рядом, тесно прижавшись к нему бедром. старый, потрёпанный диванчик в этой закусочной уместит на себе от силы человека три, если не меньше, но каким-то чудом на нём расселись юнги, намджун, хосок и тэхён. напротив - джин и чонгук. юнги отставляет колу в сторону, когда его сердце пропускает пару ударов. намджун замечает, что юнги плохо, и притягивает к себе, заставляя того положить голову ему на грудь. - чувак, ты живой? - я не знаю, - у юнги перед глазами темнеет. - сколько времени? - половина десятого. тебя отвезти? - намджун пугается, нащупав его мокрую ладонь. - мне надо в студию. хосок опрокидывает картошку на пол. юнги закладывает уши, и он не может сосредоточиться на чонгуке, который о чём-то спрашивает. - ты больной? - начинает злиться намджун. а юнги не к месту думает, что у намджуна контракт. он безжалостно мочит рэперов из других команд на сцене, в подвале клуба, где у них проходят концерты. он меняет пластыри на пальцах, которые никогда не заживут. он приносит домой новую одежду, еду и капсулы для стирки подороже и получше. дело даже не в контракте и байках суприм, а в том, что намджун стал каким-то грёбаным богом, потом и кровью зарабатывая себе имя. у него не просто треки, не просто тексты, а нечто большее. намджун - личность. юнги - никто. у юнги кола, бессонные ночи и работа. он умалчивает о том, что хочет быть таким, как намджун. он вкалывает уже полтора года. и не может понять, что делает неправильно. - окей, я схожу в туалет, - говорит юнги и поднимается, натягивая тёмно-синюю безразмерную кофту. - я с тобой, а то ты снова сбежишь, - намджун следует за ним. он остаётся у двери, а юнги распахивает одну за одной все кабинки, чтобы найти окно. в последней оно есть, и юнги взбирается на бочок унитаза. ему нельзя домой. какое, блять, домой, когда до совершенства ещё так далеко. когда он ощущает себя настолько дерьмово, что об отдыхе не может быть и речи. времени нет. юнги набрасывает на голову капюшон и протискивается в маленькую оконную раму. благо он коротышка, и ему не составит труда быстро вылезти. юнги спотыкается, падает коленями на влажный асфальт. он отключает телефон, встаёт и бежит на остановку, чувствуя, как внутри расцветает паника. сердце перестаёт его слушаться. в переулке возле студии ни звука. здесь мокро, холодно и стрёмно. юнги возится с ключами, рывком тянет на себя вечно заедающую дверь. раньше тут работал его дядя, который год назад перебрался в сеул. ещё до его отъезда юнги вымаливал этот крохотный офис в подвале без окон и нормального ремонта. когда весной дядя перестал платить за рекламу (он надеялся, что кто-то перекупит помещение) о продаже/аренде и удалил все объявления с сайтов, юнги получил ключ. он содрал к чёртовой матери неровно поклеенные обои, заменил пол и перетянул сюда свою аппаратуру. здесь всегда было холодно, и первое время юнги забывал тепло одеваться. спустя полторы недели долбаной мерзлоты, которая царила в подвале, юнги приехал с чайником и старой тёплой одеждой. он чувствовал себя так, будто занимался кемпингом, но делать было нечего. юнги обещал себе, что не будет захламлять это место, поэтому взял только контейнер для вещей и открытый навесной шкафчик. который так и не повесил. пара приклеенных к голой стене фото, леденцы с дыней, лапша, книги по английскому, словарь средних размеров, лава-лампа на полу справа от двери. юнги снимает обувь, включает компьютер и музыку. пять минут на то, чтобы привести себя в порядок. потом - работа до утра, пара леденцов в рот, сотня пропущенных звонков от намджуна и возвращение домой. вселенная рвёт юнги на куски. с одиннадцати до четырёх он проваливается в небытие. когда юнги отрывает взгляд от монитора и ищет таблетки, он случайно смотрит на время. бит совсем сырой, а выходить через полчаса, чтобы сразу сесть на первый автобус. - мать твою, - юнги трёт лицо. - я никогда не закончу. следующую неделю юнги ночует в студии. в свободное время (обычно по дороге на работу или домой) он делает английский. иногда юнги заглядывает в забегаловку, где вечером сидят намджун, хосок и остальные. просто юнги жрать нечего, а чонгук приносит гамбургеры с тёплой фантой. специально для него. чонгук вообще неплохой парень. юнги потерял свои таблетки, деньги и флаер со скидкой 50 % на пиццу в brick oven new york. намджуну не нужно знать об этом. юнги вспоминает, что не спал с пятницы, и, наевшись, отключается у намджуна на плече, пока остальные тянут колу через трубочки и бурно обсуждают что-то интересное. через месяц юнги уже трудно добираться до студии. он не ориентируется в пространстве. ему тяжело долго стоять на ногах, и он старается сесть, если есть такая возможность. денег катастрофически не хватает. намджун орёт на него и запрещает ему куда-либо ездить, но юнги носится туда-сюда как подстреленный, лихорадочно дописывая текст, который висел в ворде несколько месяцев. краска сходит с волос юнги, он сам стирается, теряет свои цвета, пытаясь заткнуть их в трек. у него тёмные корни, бессонные ночи, работа и враньё. но вещи по-прежнему свежие, и это единственное, что юнги в себе любит. он глотает энергетик, приклеивает новое фото на стену и спешит на первый автобус. последний концерт в клубе, который скоро закроют. юнги жуёт (не рассасывает) витамины и проталкивается к сцене. толпа одобрительно гудит, когда микрофон переходит в его руки. юнги запихивает под шапку худыми пальцами пряди мокрых выбившихся волос, которые мешают. намджун шутливо тычет юнги кулаком в плечо, когда начинает валить оглушительный бит, и юнги готов отдать все сокровища мира за свой ничтожно маленький, в пределах которого он чувствует себя живым и, может быть, счастливым. он зачитывает текст. юнги изголодался, наклоняясь к кому-то, кто в первых рядах ждёт его. он знает, что не заслужил отдачи. юнги собирает исполинскую мозаику, на которой изображена картина последних шести месяцев его жизни. и сейчас намджун услышит, но насрать. он вываливает про всё: про таблетки, про витамины, галлюцинации и стационар, про то, что не получается нихуя, что дорога в сеул для него давно закрыта. что юнги изо всех сил цепляется за дядин офис в том сраном подвале, хотя мог бы переплавить его другому арендатору и получить лишнюю копейку на запись или обложку. у юнги внутри взрываются тысячи фейерверков от этого, во рту накопилась слюна, которую он не успевает проглотить, торопливо сплюнув на сцену. обычное дело. и ему как-то чертовски хорошо. он впервые за долгое время чувствует облегчение, забыв о своём полумёртвом состоянии. юнги потребует у намджуна еды и сон на семнадцать часов. после концерта рэп монстр наверняка будет яростно о нём заботиться, поэтому юнги плюёт на гордость или типа того. он очень устал. когда выступление заканчивается, юнги ждёт намджуна в пустой недогримёрке с заляпанным зеркалом и думает о том, что не доживёт до завтра. они срутся всю дорогу до дома намджуна. юнги всё-таки накормили пулькоги, расстелили кровать и достали второе одеяло. пока намджун моется, юнги выкуривает две сигареты, берёт жвачку и ныряет под одеяло, понимая, что вот-вот разревётся. но секундное соприкосновение с подушкой вышвыривает его из реальности, и измученный отсутствием сна юнги уже дремлет на животе. а потом приходит намджун, ложится слишком близко и прижимает его к себе одной рукой. юнги спит долго. явно больше, чем семнадцать часов. когда он просыпается, в комнате никого нет. ему становится плохо. очень плохо. ладони мгновенно потеют, а сердце безостановочно сжимается, пропуская удары, и пиздецки болит. так, что из юнги против воли вырывается стон. как будто внутри сжимается сраная звезда, которая станет белым карликом, когда гелий в её ядре закончится. но это, блять, охренительно больно. в глазах темно, и юнги просит намджуна подойти. - вызови скорую, хорошо? - говорит он и больше ничего не помнит. целая маленькая жизнь. выбеленные стены, на которых не висят тупые фотографии, завтрак, обед, ужин. другие таблетки. юнги чёркает в блокноте, сдирает с пальцев пластыри. он днями валяется на кушетке, укрытый белым невесомым одеялом. к нему приезжают родители, и мама плачет. а юнги бесит это. врачи говорят какую-то хуйню, и он даже не слушает их, только смотрит рецепт на столике и пропивает курс таблеток. он уткнулся в блокнот, бросая слова на бумагу. - что у тебя? - первым делом интересуется намджун, появляясь на пороге. юнги рад его видеть, но не показывает этого. - я не знаю, мне всё равно. намджун смотрит с упрёком, подходя ближе. на нём джинсовая куртка, майка и чёрные джинсы. белые волосы растрёпаны, виски отросли. круглые солнцезащитные очки съехали с переносицы. он выглядит бодрым, но обеспокоенным, и юнги едва заметно ухмыляется, приподнимаясь на локтях. намджун бьёт его по ногам, садится на край кушетки и кладёт очки на столик. - за чем ты так отчаянно гонишься, я не понимаю, - недоумевает намджун. - что происходит? - я просто работаю и всё, - юнги проглатывает витамины. - серьёзно? - басит он, и у юнги от его голоса звезда внутри реально превращается в белого грёбаного карлика. - ты завидуешь мне? когда ты читал, я подумал, что ты завидуешь. скажи, что это неправда. это в разы хуже приступа. юнги запускает руку в свои жирные волосы, потемневшие у корней. он пока ещё не совсем понимает, достаточно ли ему подвальной сцены или нет. блять, у юнги всё в подвале. студия в подвале, сцена была тоже в подвале. библиотека с англоязычной литературой в подвале. подвальная жизнь. - может, не надо обсуждать это сейчас? - ты опять хочешь сбежать? меня достали твои побеги. знай, мать её, меру, - требует намджун, ударив ботинком по металлической ножке кушетки. - давай я сам разберусь, - скалится юнги, принимая положение сидя. - не лезь в мою жизнь. - если бы я не лез, ты давно бы сдох, придурок. - я решу эту проблему. намджун хочет сказать что-то, но из него вырывается короткий смешок, и он машет рукой на юнги. а юнги смотрит в окно. он лежит в больнице неделю и один день. юнги насилует блокнот предложениями, ищет номер телефона в списке контактов, вспоминает, куда запёр важные бумажки. в пятницу чонгук приходит с хосоком, и они ржут, как идиоты, пряча под кушеткой юнги соджу. намджун - чёртова планка, от которой юнги не может отойти, стараясь её перепрыгнуть. и, самое странное, в его жизни полно таких вот живых препятствий в виде других людей, за которых юнги не может и не хочет смотреть. он ограничивает себя их существованием. с каких пор его цели - оттиски? и почему юнги не выходит за рамки чужой жизни, когда у него есть собственная? юнги дёргается, пялясь в потолок. медлить нельзя. и так слишком много времени проёбано. в три часа ночи у юнги орёт будильник. юнги включает настольную лампу, закрывает её своей рубашкой, чтобы смягчить свет, и лезет под кушетку. он складывает в рюкзак соджу, книги, зубную щётку, две большие упаковки таблеток, витамины в капсулах, свитер и две пары джинсов. какие-то вещи, доходит до юнги, остались у намджуна. и к нему нужно будет заехать. деньги на такси принёс чонгук. и паспорт тоже принёс чонгук. жопа юнги застревает в окне, и он злится, яростно протискиваясь через решётку. ударившись головой об металлический отлив снаружи, юнги падает, разодрав колени. он поднимает рюкзак с земли, шарит по карманам куртки, чтобы проверить, не потерял ли телефон. когда, сидя в такси, юнги звонит намджуну, его посещают не самые приятные мысли относительно реакции намджуна на всё то, что, может быть, он узнает. тот, естественно, спал и пока не может сообразить, нахрен юнги едет к нему, если должен лежать в своей сраной больнице. он мямлит в трубку, а юнги прячет свободную руку в кармане байки и чувствует себя странно. на пороге квартиры неприятное чувство усиливается, и юнги возвращается на улицу, чтобы быстро покурить. намджун встречает его в тапочках и пижамных штанах, прислонившись к дверному косяку. он не сразу пускает юнги внутрь. - зачем ты приехал? тебя же никто выписывать не собирался. - господи, тебе сложно пустить меня на две минуты? - юнги закатывает глаза. - я заберу кое-что и уйду. - и ты в больницу вернёшься? - вернусь, - бросает юнги уже из ванной. - придурок, - ворчит намджун. - я же могу привезти всё, что скажешь. ты снова врёшь? - я хотел увидеть тебя. намджун молчит, пока юнги перерывает шкафчик в ванной. эта фраза моментально его затыкает, и юнги удивляется, но продолжает терроризировать шкафчик. он берёт находку с собой, потом несётся в спальню и заталкивает пару маек, которые лежали у намджуна, в рюкзак. когда всё, что нужно юнги, оказывается в рюкзаке, он смотрит на намджуна. - так оставайся. утром отвезу тебя обратно, - предлагает тот. - я такси вызову и поеду сейчас, - качает головой юнги. - ты нормально себя чувствуешь? - да, я в порядке. ему кажется, у намджуна плечи горячие. он лупанул кофе, чтобы до конца осознать присутствие юнги в своей квартире, и теперь не выглядит таким сонным. скрестив руки на голой груди, намджун наблюдает за юнги, который застёгивает куртку. он боится поднять на него взгляд, поэтому пялится в пол. что-то тяжёлое, громоздкое тянет звезду юнги вниз. он думает о своих блокнотах, сломанных колонках, фотографиях, о том, как по вечерам с ним сидел намджун в забегаловке, а юнги всегда отрубался там и спал. юнги сопит, перешнуровав обувь, и идёт к двери. намджун провожает его. на лестничной площадке юнги бросается к нему и крепко обнимает, судорожно поглаживая вспотевшими ладонями тёплую спину. - пока, - говорит юнги, а намджун целует его в губы, грубо схватив за ворот куртки. его звезда срывается в пропасть после этого поцелуя, и ему кажется, будто лифт, в котором юнги едет потом, тоже летит вниз, потому что кто-то похерил стальные тросы. юнги закрывает лицо руками. намджун больше не увидит его. с утра вокзал в тысячу раз холоднее. юнги берёт в кассе билет, идёт в зал ожидания и садится на свободную скамейку. пару дней назад он звонил дяде и предупреждал о том, что будет в сеуле. юнги не знает, как, но он найдёт работу. не знает, как, но уговорит дядю на время дать пожить у себя в микроскопической двушке. не знает, как, но допишет альбом и отыщет чимина, который сейчас учится там, чтобы тот помог ему с дисками. он нихуя не знает, но сейчас у него в руках билет в один конец, абсолютно пустая голова, больное во всех смыслах слова сердце и много важных дел. первое в списке (по приезду) - сменить номер.