Джумейра

- Знаешь, я никогда бы не подумал, что ты можешь отказаться от игры в пользу денег, - Мамай затянулся кальяном и, задержав дыхание на пару секунд, выпустил дым в лицо Роману. Какой-то первый попавшийся бар оказался милым местом с приветливыми официантами и отличным выбором дорогущего алкоголя и кальяна. Впрочем, в Мадинате любое первое попавшееся кафе могло оказаться именно таким местом, где можно за вечер просадить свою годовую зарплату, а наутро даже не вспомнить об этом и до конца отпуска сожалеть о потраченных впустую деньгах. - Дело не в размере зарплаты, Мамай, - Рома махнул ладонью, разгоняя плотную пелену дыма вокруг себя, - и прекращай уже курить! Пашка усмехнулся и продолжил затягиваться вязким и приторным дымом с вишневым привкусом. Широков был все таким же. Москва его вовсе не изменила. Все та же заноза в заднице, язва и циник. - Тебе же к чертям уже не нужно ни признание болельщиков, ни постоянное место в стартовом составе, только количество денег, которое тебе заплатят за полировку лавочки, и новая машина для жены, чтоб не орала лишний раз, - седьмой номер "Краснодара" заводился все сильнее, но голос не повышал, старательно сдерживая себя встать и вмазать этому ублюдку по его наглой, ухмыляющейся роже, - ах да, теперь тебе еще понадобятся деньги для стабильных поездок в Цюрих, не так ли, Роман Николаевич? - Мамай напоминал самого настоящего быка, разве что кольца в носу не хватает. Широков сощуривает глаза и улыбается. Ну и что взять с этого недомерка? Дурная голова рождает дурные мысли, думается Роману. Взять бы его сейчас за шкирку и кинуть куда-нибудь на ближайшую горизонталь, раздеть до полной беззащитности и терзать это восхитительное тело, заново изучать давно знакомые татуировки, целовать до изнеможения, бессилия. Его мальчик. Весь на чувствах, живет эмоциями, дышит ими. Такой яркий, как луч света. Каждый норовит забрать себе, но еще никто, кроме самого Широкова, не понял, как обращаться с этим светом. Он почти сломлен, но напущенная гордость не позволяет это показать. Роман и сам понимает, что именно он и вся эта неопределенность и ломает его мальчишку, но каждый раз не знает, что со всем этим делать. Ситуация – катастрофа, не меньше. - Паш, ну на кой черт мне сдался этот Цюрих, ну? – Рома не перестает улыбаться. Губы горят, ладони хочется разодрать до крови. Желание вновь прикоснуться кружит голову похлеще, чем кумар от кальяна. - На тот же, на кой тебе и Кержаков сдался, - Мамай пыхтит, как старый паровоз. Широков выдыхает и замирает на пару мгновений. Ну вот как такого не любить? - Послушай, недоразумение, - Роман слегка наклоняется вперед, ближе к Паше, и ловит его взгляд, словно пригвождая парня к креслу, - Керж – давно законченная история. Закрытая на замок. Не нужно пытаться её открыть. Это глупо и ничем хорошим не закончится для тебя же. И для меня тоже. Мамай пару раз хлопает ресницами. Не верит. Разве можно верить Роману Широкову?