Альтернативная интерпретация, или Дамбигад XVIII века

Здравствуйте, дорогие читатели. Надеюсь, проникновение терминологии фанона Поттерианы в обсуждение творений величайшего композитора не совсем вас выбило из колеи. Но что поделаешь – такое бывает, когда внезапно пробудился интерес к эпохальной саге о мальчике-который, а интерес к операм не угас, а продолжает себе расти… Ладно, это была присказка. А теперь вот вам факт: довольно-таки многим современным постановщикам Зарастро с его идеей высшего блага нравится не больше, чем довольно-таки многим поттероманам – Дамблдор с аналогичными тезисами. Дамблдора оставим на сей раз в покое, копий из-за него и так достаточно ломается, а поговорим о его предшественнике из совместного произведения Эммануэля Шиканедера и Вольфганга Амадея Моцарта. Итак, Зарастро, который судит «так мудро и так беспристрастно» (здесь и далее цитирую тот русский перевод, который используется в постановке Мариинки). Что в нём, собственно, не так? Во-первых, в течение долгого времени мнение персонажей о положительности/отрицательности господина Зарастро (верховного жреца, короля, главврача, фараона, директора школы, и т. д., и т. п. – от изменения режиссёра суть не меняется) базируется исключительно на словах приближённых к нему лиц и окружающей толпы или же, напротив, его врагов. Царица ночи и её амазонки говорят: Зарастро злодей! Ясно, понятно. Оратор и ликующая толпа уверяют: Зарастро замечательный человек. Ну, и? Можно ли стороннему человеку как-то принять одно из этих утверждений на веру? Почему им легко и быстро верит Тамино? Ну, если быть совсем честными, Тамино в сюжете вообще нужен исключительно для галочки и перемещается с одной стороны на другую аки бандероль. Но хорошо, мы добрые и пушистые: Царице ночи наш принц поверил, потому что проникся её страданиями, а Зарастро поверил, потому что ему пообещали (и ведь правда впоследствии дали) Памину. Вернёмся к Зарастро и проследим, чем же он нам не угодил. Мы всё-таки не Тамино. В течение где-то пятидесяти минут Зарастро упоминается исключительно как отрицательный персонаж. Потом выходит оратор, толкает путаную речь о высших целях Зарастро (но признавая, что похищение Памины имело место). Через некоторое время – ликующая толпа. Убедительно? Для современного зрителя – нисколечко. Фюрера тоже такие толпы восхваляли, и ведь искренне. Затем у нас Памина на коленях и в слезах, а Зарастро её успокаивает. Так-с… У него сбежала пленница, и он вот так вот с ходу ей верит? Вспомним матушку Памины. Лгунья она или нет, вопрос открытый, но часть правды она удержать вполне может – о своих политических прениях с Зарастро она как-то Тамино рассказать позабыла… Ну вот, и Зарастро даже не думает о том, что и Памина может что-нибудь наскоро присочинить, лишь бы его растрогать? Дело двух минут – рабы рядом, и в случае чего, ясное дело, подтвердят: да, так и было, Моностатос её домогался. Всё, вопрос закрыт. Но Зарастро ни у кого ничего не спрашивает, вообще не удивляется, а суть его ответной речи – «не беспокойся, всё на мази». Гм… не смахивает ли это на знаменитую дамбигадскую идею «помещения к Дурслям»? Применительно к нашему случаю: ну надо же от кого-то Памину спасать! А то представляете, какой конфуз: придёт Тамино, весь из себя герой, а прекрасная принцесса ему: «А что ты тут забыл? Я тут живу получше, чем у мамочки»! Так что нет, Зарастро приставил к девушке заведомо подозрительного типа (вполне возможно, у Моностатоса уже было какое-нибудь тёмное прошлое), дождался прибытия принцессиных спасителей и преспокойно устроил спектакль перед толпой: влюблённые встречаются, зло наказано. Толпа продолжает ликовать. Дальше идёт второй акт. Тамино и Папагено на испытаниях. Заметим, параллельно с этим Моностатос, хоть и высечен, свободно бродит где хочет. Ибо если Памину не держать в состоянии аффекта, она успокоится, выдохнет и подумает, а надо ли ей выходить за принца, о котором она до этого дня не слышала и который даже тупой, по закону жанра, страже позволил себя схватить (а сама-то она, как мы узнаём из беседы рабов, один раз почти что сбежала). Значит, Тамино у нас идёт к цели, Памина на грани истерики только о принце-избавителе и думает – всё наладилось. А сейчас остановимся на минутку и подумаем: а зачем? Зачем Зарастро всё это устраивать? Ответ один: организовать себе верных вассалов! Царицу ночи он уже практически одолел. Но если её взрослая дочь начнёт тоже качать права – это доставит лишние хлопоты. Так устроим же ей историю спасения принцессы, найдём подходящего жениха, и всё, она будет навеки благодарна. Жених подвернулся тоже идеальный – тряпка тряпкой. Но принц и романтически настроен, так что Памине понравится. Однако у Царицы ночи, собственно, такой же план – с той только разницей, что она собирается подчинить юную пару себе. Отсюда – эффектное явление дочке. Заметим, тоже со спасением! Зарастро девушке уже мозги промыл, так что Царица ночи должна экстренно восстанавливать амплуа любящей матери! Поэтому просто так прийти и разбудить Памину нельзя – принцесса измучена, банально хочет поспать после полного событий дня, она будет раздражена и сердита. Но вот стоит прогнать громом и молниями Моностатоса – и сразу дело другое. Памина готова слушать маму. Но она уже на стороне Зарастро, по крайней мере, настолько, что не хочет его убивать и не видит ничего плохого в том, что Тамино тоже стал сторонником Зарастро. Поэтому – знаменитая ария Царицы, у Памины метания, колебания… и тут господину Зарастро чисто везёт: неугомонный Моностатос всё не может отцепиться от девушки, уже в который раз создавая мизансцену для блистательного спасения. Всё, Зарастро окончательно убеждает Памину в своей положительности. Кинжал он у неё, заметим, не забирает – потому что пока у Тамино испытания не закончены, принцесса должна настрадаться как следует! Что она и делает в лучших традициях себе подобных принцесс: Тамино с ней не разговаривает, она делает вывод, что он её больше не любит, и собирается умереть. Не правда ли, вывод слегка поспешный? Особенно учитывая то, что через некоторое время Тамино будет прощаться с нею во время изумительно красивого трио. Но вспомним, что Памина переживает за одну неполную ночь! Два побега (из них один успешный), домогательства (неоднократные), встреча с любовью всей жизни и тут же проистекающие из этого проблемы, требование убить Зарастро, угроза матери отречься от неё, попытка убить её саму… А в руках кинжал, и так просто со всем покончить. Но тут появляются три мальчика (девочки, клона Моцарта и т. п., нужное подчеркнуть) и переправляют её к Тамино. Теперь им наконец-то можно поговорить. И вовремя: ещё немножко, и Памина бы либо действительно закололась, либо сошла с ума. Затем испытания, в ходе которых нам демонстрируется красота звучания флейты, и хэппи-энд для влюблённых. А злодеи, которых Зарастро давно уже держал на мушке, в одной упаковке падают в вечную ночь. Всё. Теперь принц (какой державы, не сообщается) и дочь Царицы ночи прошли испытание, показав на примере, что за Зарастро они в огонь и в воду пойдут. Папагено испытания благополучно провалил, но он простолюдин и никаких политических интриг устраивать не будет. Хотя всё-таки он был слугой Царицы, поэтому лучше быстренько найти ему невесту и продемонстрировать всяческое милосердие, а то мало ли что. Вот, это было злорадное, отточенное на дамбигадах переворачивание сюжета с ног на голову. Но что мы имеем против такой интерпретации? Варианты «так говорил Шиканедер» и «Рене Папе* такой обаятельный» не предлагать! Пойдём по пунктам. То, что Зарастро с ходу верит Памине. Вообще-то вполне может быть очевидным, что девушка не врёт. Царица ночи старательно распространяет слухи о том, что Зарастро лютейший тиран, перед которым меркнет Нерон, так что Памина при виде него приходит в такой панический ужас, что не видит иного выхода, кроме чистосердечного признания. О чём она и говорит Папагено. Ей в страхе даже попросту не придумать годного вранья. Помещение пленницы под надзор Моностатоса. Тут что? А тут то, что, судя по разговору рабов, ему довольно ловко удаётся скрыть свои тёмные делишки. Рабы же радуются: мол, наконец-то Памина сбежала, уж за это Моностатос не избежит наказания! Поэтому, возможно, Зарастро считал мавра хорошим, преданным слугой. Не исключено, что при всём добросердечии правителя рабы бесправны, и их жалобы просто не были бы услышаны. Более того, есть немалая вероятность, что всю свою отрицательность до появления Памины Моностатос только на рабах и вымещал. Судя по тому, как он выслуживался изо всех сил (а формально он совершенно верно поступил, поймав Тамино – незнакомца, пересёкшего границы владений Зарастро), у него хватало мозгов не злодействовать открыто под носом у донельзя справедливого владыки. Но, как известно по всем оперным либретто, когда появляется хорошенькая девушка, мозги у большинства персонажей прекращают функционировать. Идём дальше. Что касается свободы Моностатоса во втором акте: скажем прямо, Зарастро мог с полным на то правом считать, что наказанный злодей попросту не сможет ходить – секли-то его по пяткам. Количество ударов точно не известно: по оригинальному либретто, их было семьдесят семь, суровый русский перевод предлагает двести. Так или иначе, только благодаря своей безумной страсти к Памине и сюжетной необходимости Моностатос умудряется прихромать к положенному моменту. И после этого Зарастро понимает, что теперь уже этого типа надо только прогонять куда подальше, раз порка не помогла. Из основных улик против Зарастро остаётся то, что он не забрал у Памины кинжал. Ну, здесь могут быть разные объяснения. Может, не предвидел, что она пролезет к Тамино на испытания и вообразит себе из-за молчания принца неведомо что. Может, знал, что в случае чего рядом всегда летают/ходят/лазают по стенам три мальчика. А может, элементарно забыл о кинжале. А что до низвержения Царицы ночи, так Зарастро ещё в первом акте ясно говорил, что превосходит её по силе. Наверняка у него было всё продумано на случай такого внезапного нападения. К чему ж мы приходим? В итоге к тому, что интерпретировать Зарастро можно и как положительного героя, и как злодея. И окончательным аргументом для каждого зрителя в конце концов будет «Так говорил Шиканедер» или «Рене Папе такой обаятельный». Что поделать, с операми это всегда. Либретто «Трубадура» Верди как-то на форуме и вовсе обозвали одним огромным сюжетным ляпом, а оперу-то так и слушают…