Янко

      На этот раз табор долго стоял в самой столице королевства. Старшие решили сделать детям подарок — дождаться ярмарки. Да и сами не собирались там время даром терять, ибо приходили на ярмарку многие люди — и знакомые, и те, с которыми знакомство не мешало бы иметь.       — Хэй, Янко-о! — Сзади на его плечо с силой опустилась чужая рука, но юноша даже не вздрогнул, ещё по голосу узнав своего старшего брата, Шуко.       — Чего тебе? — недовольно отозвался Янко, не оборачиваясь.       — Экий ты со мной неласковый, — хмыкнул Шуко, приобняв младшего брата за плечи. — Хочешь, настроение подниму, а? — заговорщицки понизил он голос.       Янко только вздохнул.       — Шепнули мне давеча кой-чего, брат, — заговорил старший, поворачивая Янко, чтобы тот посмотрел в нужную сторону. — Гляди, как Кхаца прихорашивается, ты гляди, гляди! Платки цветные перебирает, нарядиться хочет. Для тебя, Янко! Ты присмотрись, как Кхаца сегодня у костра плясать будет, в платке-то новом да ярком.       И в самом деле, чуть поодаль Кхаца — девчушка едва ли старше Янко — примеряла на себя цветастый платок. Заметив взгляды, она засмущалась, а Шуко рассмеялся.       — Видал, как на тебя смотрит? Чего не возьмешь её в жены, а? Отец давно велит тебе жениться, — принялся он за столь надоевшие Янко уговоры. — Или не по сердцу тебе красавица?       — Не по сердцу, — отозвался Янко, отворачиваясь. Знай брат или, не дай бог, отец, что ни одна красавица на свете ему не по сердцу, ой ему несдобровать. Не желал Янко ласки женской на беду свою.       А девицы на него засматривались, что та Кхаца, тайком мечтали в мужья заполучить. Высокий, стройный, как же такого не полюбить? Волосы длинные, вьются по спине, а он в них ленты с бубенцами вплетает, как в гриву коням своим. Глаза чёрные, бездонные, как в них не утонуть?       Даже местные девушки, проходя мимо, то и дело украдкой любовались братьями-цыганами. Только младшему всё нипочем было. Старший, хоть и давно при жене с детишками, так и то — здесь подмигнет, там присвистнет.       Со звоном бубенцов Янко вырвался из объятий Шуко, прервав того на полуслове.       — Прости, братец! — Он отвесил шутовской поклон. — Не время мне ещё жениться! — с усмешкой воскликнул он и скрылся в толпе, только мелькнула грива черных как смоль волос да красная рубаха.       Шуко покачал головой. Любил он Янко, но ох не по нутру ему были причуды младшего.       Мимо пробежал мальчонка из их табора, и Шуко его окликнул. Сунул незаметно мальцу монетку и наказал за братом проследить.

***

      Янко всё блуждал и блуждал по ярмарке. Бродил без особой цели, однако отчего-то старался не попадаться знакомым. Чутье, правда, подсказывало, что кто-то следует за ним по пятам.       В череде бесконечных лавок с ароматными сладостями и заморскими товарами его привлекла иная, не такая как остальные. Позади неё расположилась невзрачная палатка. А среди товаров — старинных свитков, чаш и оружия — Янко наткнулся взглядом на один из гобеленов. На нем изобразили любовную сцену, и Янко уже был готов отвернуться, как вдруг осознал: любовниками в ней оказались двое мужчин. Осознал — да и застыл перед гобеленом, как зачарованный, не в силах глаз отвести.       — Интересуешься, молодой ром? — раздался насмешливый голос.       Из палатки наконец показался сам торговец, и Янко едва не отскочил от злополучного гобелена.       — А что, если и так? — выговорил он на местном языке, с заметным акцентом.       — Удивляюсь. — Торговец смерил молодого цыгана взглядом с ног до головы. — Впервые вижу, чтобы кто-то из ваших любовался такой картиной.       Янко, прищурившись, думал, как выкрутиться и заодно изучал торговца. Роста они были почти одного, только тот покрепче сложен, постарше скорее всего и, похоже, не из местных.       Торговец отбросил за спину длинные светлые волосы, собранные в хвост.       — Не желаешь посмотреть ещё кое-что, красавец-ром? — Он кивнул на свою палатку.       Что-то в его голосе и насторожило Янко, и увлекло, поэтому он все же шагнул за заботливо одернутую занавеску, скрывавшую вход. Шагнул, и тут же нахальный торговец сбил его с ног, заваливая на мягкие подушки. Янко ухитрился по-кошачьи вывернуться, и, оттолкнув наглеца, уперся босой ногой ему в бедро.       — Ты что себе позволяешь? — прошипел он, гневно сверкая черными очами, а торговец только усмехнулся.       — Ты же хочешь. Я прочитал по твоему взгляду, что хочешь.       Он обхватил лодыжку Янко широкой ладонью. Янко поднял руку в предостерегающем жесте, но смотрел уже не так зло — скорее любопытно.       — Ведь судьба завела тебя ко мне, а, ром? — Торговец наклонился к самому лицу Янко. — Завтра ярмарка закончится, и я уеду, да и твой табор не задержится здесь надолго, так что выбор за тобой, — горячо зашептал он, и от этого по коже Янко пробежали мурашки.       Цыган медленно кивнул. Правду говорил чужеземец — что, как не судьба свела их? А тот времени даром не терял, всё поглаживал да ласкал Янко, от чего и без того горячая цыганская кровь вовсе закипала. Никогда прежде его тело не знало таких прикосновений, и никто не целовал его губ. Потому теперь Янко забылся в пьянящих новых ощущениях. Забылся настолько, чтобы проглядеть, как едва заметно шевельнулась занавеска. А может, всё дело было в тлеющем пучке сухих трав, подвешенном под потолком, что дурманил своим запахом.       Торговец же был настойчив и знал, что делал. Но когда он принялся раздевать юношу, тот попытался оттолкнуть его.       — Не бойся, малыш, — шепнул торговец, чьего имени Янко так и не спросил. — У меня хватит опыта, чтобы нам обоим было хорошо.       Янко откинулся обратно на подушки, повинуясь чужому телу, навалившемуся сверху, меж его постыдно разведенных ног. Торговец же взял его руки и положил себе на бедра. Янко нерешительно скользнул ладонью туда, где было горячее всего.       — Быстро учишься, — усмехнулся торговец, нашаривая наощупь завязки штанов Янко. Он не спеша развязал их и проник пальцами к обнаженной коже юноши.       Но продвинуться дальше ему было не суждено. Словно порывом ветра сорвало занавеску, и на пороге показался отец Янко. Торговец вскочил и в момент будто испарился. Или, может, Янко просто не заметил, куда он делся, ведь не мог оторвать широко распахнутых глаз от едва ли не затрясшегося в ярости отца.       — Потаскуха! — взревел тот, мгновенно оказавшись рядом, и вздернул полураздетого сына на ноги, с размаху влепил звонкую оплеуху. — Шлюха! — не говоря больше ни слова, отец схватил оцепеневшего Янко за длинные волосы и потащил на выход.       От боли и унижения на глазах Янко выступили слёзы. Он пытался упираться, но становилось только хуже. Отец так и протащил его, грубо намотав волосы на руку, до самого табора.       А там, казалось, ждали их возвращения. Не слышно было ни музыки, ни смеха, цыгане все собрались около костра, и лица их были суровы.       Отец швырнул Янко на землю, и юноша замер. Только взгляд затравленно метался из стороны в сторону, от одного лица к другому. Он заприметил Шуко. Брат прятал глаза.       — Ты не мужчина, Янко, — с отвращением бросил отец. — Ты мне боле не сын. — отчеканил он и сплюнул под ноги. — Держите его кто-нибудь.       В его руке блеснул кинжал, и сердце Янко, до того заполошно колотившееся, пропустило удар. Неужто отец убьет?.. Янко попытался подняться, чтобы хотя бы принять смерть стоя на ногах, но подскочившие к нему по приказу отца двое крепких парней из их табора не позволили. Они заломили ему руки за спину, заставили встать на колени. Отец приблизился и занес кинжал, а Янко только глядел на него снизу вверх, но уже не в страхе, а со злым блеском в чёрных, как сама тьма, глазах.       — Что, отец, не хочешь меня таким принять, а? — воскликнул он дерзко, рванувшись из чужих рук. Его удержали. — Нешто не ты меня породил?!       — Я тебе больше не отец, — холодно отозвался тот.       Он снова схватил Янко за волосы и, взмахнув кинжалом, отсёк их коротко. Только печально звякнули бубенцы да смоляные пряди посыпались из разжавшегося кулака. Янко до крови прикусил губу и гордо вскинул голову. Но унижение стерпел молча.       — Рада, — негромко позвал отец, и из толпы вышла жена Шуко. В руках её пестрела старая юбка.       Медленно Рада подошла и застыла перед Янко. Юноша на неё не смотрел. Знал и без этого, что сейчас должно случиться. Осквернят его, как того велит обычай, да и дело с концом. Вот только сам он уже охладел к отвернувшемуся от него табору.       Отец коротко кивнул, и те, кто держал Янко, шагнули назад. И тотчас Рада хлестнула его той самой юбкой по лицу.       Вот и всё. На нем скверна.       Цыгане загомонили между собой, разошлись кто куда. Никто не смотрел на Янко, никто с ним не заговаривал, пока он брел к своим коням. Никого кроме них двоих у него не осталось. Будто и не было его никогда вовсе.       Горько было покидать табор, да оставаться — ещё горше. Янко тряхнул головой и провел по ныне коротким волосам пятернёй.       — Янко, — раздался вдруг громкий шепот.       — Уходи, Шуко, не то скверны от меня понаберешься. Уходи, — не оборачиваясь, проговорил Янко. Он провёл по теплому боку вороного и поёжился. Без рубахи к ночи стало холодно.       Не послушал брат. Подошел молча, набросил на плечи младшего чёрную рубаху, поставил на землю седельные сумки со скудным добром.       — Береги себя, — проговорил он, коротко поцеловал Янко в непутёвую макушку, не страшась никакой скверны, и растворился в темноте.       А Янко припал к шее коня да едва сдержал вой из груди рвущийся.       Уйти надо было до рассвета.