Decision

Казалось, находить ее всегда и везде его сверхъестественное умение. Впрочем, она никогда не скрывалась от него. От его брата - да, но не от самого Элайджи. Кэтрин узнает, что Первородный в городе, когда тот едва пересекает его черту. И дело не в большом количестве осведомителей, желающих прислужится коварной вампирше. Это что-то внутри, появившись где-то в области солнечного сплетения и разойдясь электрическим током по нервам. Ее удивление четко дозировано, когда она застает Майклсона в своей небольшой квартирке: — Элайджа? Чем обязана? — идеальная бровь чуть-чуть приподымается вверх, а по губам скользит псевдоулыбка. — Оставь свою любезность, Кэтрин. Мы оба знаем — она тебе не свойственна, — едва заметно улыбаясь произнес вампир. — Я здесь потому, что Клаус готов заключить сделку, — сухо продолжает Майклсон. Кэтрин прыскает, не стараясь скрыть своего раздражения: — Ну да, что же ему мешало сделать это последние пять сотен лет? … — Все изменилось, Катерина. Забытое имя произнесенное Древним заставляет черное сердце замереть. Совершенно внезапно Кэтрин замечает то, что в первые минуты встречи не ясным образом ускользнуло от ее столь обостренного внимания. Вампирша слышит тихий спокойный стук сердца и невероятный, чуть сладковатый запах крови. — Это Хоуп. Хоуп Майклсон, — прозвучал голос Первородного, как только мозаика в голове Кэтрин сложилась. Элайджа указывает на небольшую люльку, остававшуюсь долго не замеченной. Пирс не решается спросить, к чему это все, интуитивно чувствуя подвох. Она лишь бросает короткий взгляд на спящего младенца. — Что она здесь делает? — осторожно спрашивает вампирша. — Сделка, — хитрая улыбка скользит по узким губам Первородного. Извращенное сознание Кэтрин быстро сопоставляет что к чему. — Нет, — отрезает жестко вампирша. — Я не буду ей нянькой! Ей хочется сбежать. Немедленно. Привычно. Он вообще в своем уме? Он понимает как тяжело выживать ей одной? Неужели Клаус окончательно сошел с ума, если готов доверить единственную дочь ненавистной вампирше? — Кэтрин, — Первродный в миг оказывается рядом, заключая ее плечи в стальную хватку. Она смотрит в его карие глаза и понимает, что Древний единственный, кто так легко читает лгунью Пирс. — Кэтрин, — повторяет Элайджа, — у тебя нет выбора. У меня его тоже нет. Ты позаботишься о Хоуп, или я собственноручно вырву твое сердце. Кэтрин знает, что он действительно способен на это. Она так же знает, что ее убийство не принесет ему ни радости, ни облегчения, однако обязательства Древнего перед семьей все еще важнее. В глубине своей пропащей души Кэтрин по прежнему таит надежду, на то что однажды они будут счастливы. В конце-концов у них есть вечность… Она выдыхает и заглядывая Первородному в глаза, задает логичный вопрос: — Почему я? Легкая улыбка касается губ Элайджи. — Потому что никто другой, — выпуская из рук вампиршу говорит Майклсон. Кэтрин Пирс мастер выживания. За долгие века ей удавалось оставаться живой во множестве, казалось бы, безвыходных ситуаций. И она сможет позаботиться о Хоуп. Элайджа знает наверняка. Вампирша мнется пару минут, затем робко заглядывает в люльку. Девочка не спит. То ли громкий разговор, то ли предчувствие чего-то нового разбудили ее. Пирс смотрит в серые детские глаза, и что-то забытое просыпается в черствой груди. Она вспоминает свою дочь, не может не вспомнить, отнятую сразу после рождения, себя, вернее ту наивную, слабую девочку, которой была. Кэтрин рассматривает маленькое личико и Хоуп улыбается ей — лгунье, эгоистичной стерве и убийце. И она не может не улыбнуться в ответ. — Я… — замолкает вампирша — трещит по швам. Рвется, рвется золотая обвертка, годами-столетиями холеная эгоизмом и равнодушием, сползает к ногам, обнажая раны и боль предательства. Элайджа точно знает, что не ошибся в Кэтрин. Нет, не в Кэтрин, в Катерине. Он видит превращение, не осознанное пока ею самой. Первородный не ошибся — этот ребенок истинная надежда для них, пропащих душ. Взять себя в руки теперь уже не так просто. Но Кэтрин справляется, примеряя новую обвертку — чуть больше надежды, чуть меньше равнодушия. — Она будет похожа на меня, — сощурив глаза лукаво заключает вампирша. — Клаус будет в бешенстве, — ухмыляется Первородный в ответ. — Но она точно будет живой. Через семнадцать лет Хоуп Майклсон вернется в Новый Орлеан. А вместе с ней ее друг, ее семья — Катерина Петрова.