Кружево

То, что она не англичанка, бросается в глаза сразу. Более того, можно с уверенностью говорить о том, что и к европейским родам она имеет весьма смутное отношение. Если вообще, хоть как-то с ними связана. Это, конечно, всего лишь предположение, но он бы сказал, что она русская. Их, Мерлин его задери, менталитет, очень трудно спутать с чем-то иным. Даже фирменное Малфоевское высокомерие меркнет рядом. Кто еще кроме русских, будет вести себя в обществе как последний плебей Рима, но чуть что, сразу же слетать на высокий слог, удушая оппонента столько плотным и искусно сплетенным словесным кружевом так, что сомнений в происхождении оскорбленного не оставалось. Русские все такие: открытые, дружелюбные, смешливые. Пока кто-нибудь не наступит на их любимую мозоль. Ему нравились эти словесные перепалки. Никто из тех, кому он столь щедро предлагал свои подколки и насмешки, — кроме, естественно этой русской… русской, — не мог ответить на них достойно. А кулаки… Малфой откровенно презирал тех, кто не мог оценить тонкости и изящества словесной дуэли. О, русская в этом была неподражаема. На любую колкость отвечала точно такой же, и не пропускала ни одну шпильку в собственный адрес или адрес друзей. Они могли сцепиться в коридоре и увлечься перепалкой настолько, что их буквально за уши притаскивали на занятия, и лишь под бдительными очами преподавателей они замолкали. Иногда. Это было забавно, весело и разгоняло скуку, навеваемую постоянными занятиями не только в классах, но и в свободное время. К тому же, перепалки с русской отлично помогали сбросить стресс и избавиться от постоянного желания швырнуть в особо раздражающих личностей Аваду. Что занимательно, русской в списке этих личностей не было. Слизеринцы же, пусть и ни один из них никогда бы не признался в этом, были откровенно благодарны внезапно переведшейся в Хогвартс русской студентки. Поскольку после ее появления, известный бешеным нравом слизеринский Принц, — звание, можно сказать, уже потомствено передававшееся от одного Малфоя к другому, — стал немного спокойнее и уже не пытался швырнуть непростительным в любой движущийся объект, посмевший потревожить Его Высочество. Русскую благодарность змеиного факультета, сам змеиный факультет, и даже Принц змеиного факультета, волновали весьма мало. У нее и своих проблем хватало, чтобы заморачиваться на чужие, но, тем не менее, каждый раз, когда колкое словцо срывалось в ее адрес с уст Малфоя, она с упоением отвечала на брошенный вызов, поддерживая очередную словесную дуэль. Ставки на то, как скоро эти двое окажутся в одной, весьма горизонтальной, плоскости, стали приниматься спустя полгода после того, как русская перевелась в школу. Никто не ожидал, что их с Малфоем, показная нелюбовь друг к другу, продержится так долго. Слизеринский принц частенько выбирал объекты для насмешек и издевок, но те быстро ему приедались и он менял цель. Русская осталась исключением. Исключением, ставшим причиной возникновения спора. Узнав о споре, она посмеялась, сказав, что отношения между ней и Малфоем невозможны в принципе: две змеи не уживутся в одном гнезде. Неизвестно, что удивило окружающих больше, ее ответ или сравнение со змеями. » Гриффиндорская змея слизеринской закалки». За это прозвище следовало благодарить ее же собственных сокурсников, не раз и не два видевших на какие проделки способна эта скромная, с виду, девица. Уж чем-чем, а миролюбием, кроткостью и спокойствием, русская похвастаться не могла: такую неугомонную ходячую неприятность, нужно было еще поискать. Русская на такие заявления улыбалась и разводила руками: » Я же русская» И действительно, «русская», в понимании сначала Малфоя, а затем и большей половины Хогвартса более походило на диагноз, нежели на национальную принадлежность. Неугомонная, вечно растрепанная, с гнездом на голове и полным набором едких словечек. Кто бы мог подумать, что не сумеет дать отпор? … Произошедшее было неожиданностью, мягко говоря. Не сказать, что русская была первой красавицей, но и не дурнушкой: в меру симпатичное лицо, неплохая фигура. Пожалуй, если бы ее вечно встрепанные короткие волосы можно было бы расчесать, да и вообще, привести ее к стандартам женской красоты… В общем, после определенного рода процедур, она могла бы стать весьма привлекательной девушкой. Может быть. Правда, сама она никогда не заморачивалась на эту тему, предпочитая оставаться непонятно кем в глазах окружающих. Возможно, так ей было проще. Может, были другие причины. Тем не менее, находились и те, кого русская волновала и в таком виде. Малфой искренне не понимал их, откровенно посмеиваясь: какие вкусы должны быть у парней, чтобы польститься на такое. » А сам-то ты, что возле нее делаешь?» — «любезно» отвечали ему. Малфой мог бы заметить, что не рассматривает ее как девушку. И это было бы правдой. Мог бы сказать, что находит ее достаточно остроумной, чтобы с ней разговаривать. И тут он бы тоже не солгал. Но Малфой, перестал бы быть Малфоем, если бы позволил себе подобное. Поэтому, он лишь высокомерно вздергивал подбородок, и презрительно кривился. Подступиться к русской было почти невозможно. Девушка магическим способом умудрялась никогда не оставаться одна: если рядом с ней не было Малфоя, —, а Малфой был рядом с ней большую часть времени, — рядом с ней были друзья. Правда, самые честные из поклонников, не стесняясь посторонних признавались прямо так. Один раз Малфой был свидетелем того, как перед русской, безудержно краснея и запинаясь, мялся очередной поклонник. Неудачливого ухажера, в тот раз спасла только прыть — Слизеринский Принц был готов убить недоумка. Вовсе не потому, что кто-то посягал на русскую, — вот на что ему было плевать, так это на то, с кем она спит и нежничает. Просто в момент, когда — кажется, это был пуффендуец — парень наконец подобрал слова и смог просветить русскую относительно своих чувств к ней…. Малфой назвал бы это окаменением. Русская замерла, побледнела, стремясь слиться с белоснежным пейзажем за окном, и словно исчезла. Не будь слизеринец уверен, что перед ним человек, он был бы в полной уверенности, что это просто искусная статуя неизвестного мастера. Ее не было. Она просто исчезла. Помертвела. Очнулась только после того, как виновник происшествия скрылся из виду, опасаясь схлопотать непростительное от Малфоя. О том, что Слизеринский Принц ничуть не боится попасть в Азкабан за нарушение законов, знали все. А Малфой задумался о том, что может стоит действительно создать иллюзию их отношений, чтобы не опасаться повторения подобной ситуации. Он слишком ценил остроту ее языка, чтобы позволять такому собеседнику исчезнуть. Наверное, он отчасти был виноват в том, что произошло. Кто знает, возникла бы эта ситуация, если бы по школе не поползли слухи об «их с русской отношениях». Слизеринского принца не любили, откровенно и трепетно. Не только представители других факультетов, но и сами слизеринцы. Пускай и далеко не все. Малфоя такое отношение волновало настолько же, насколько волнует змею то, о чем думают мыши, которым уготована роль ее обеда. Однако, ему стоило бы задуматься о том, что «их с русской отношения» отличный повод задеть Малфоя побольнее. Что может быть престижнее, чем увести девушку у самого Слизеринского Принца? Правда, стоит заметить, что Малфой откровенно не ожидал подобного способа. Кто бы в здравом уме додумался, а? … И чем все это могло в итоге закончиться, если бы бдительная подруга русской не забила тревогу. Вообще, надо отдать должное гриффиндорке: ей хватило смелости не только спуститься в слизеринские подземелья, но и поставить на уши весь змеиный факультет, а потом отчитать (!) Малфоя, якобы за то, что «их с русской отношения» еще не повод для того, чтобы она не ночевала в своей спальне. Что самое удивительное, Малфой ее не убил и даже не покалечил, что стало шоком для всех. Для самого Малфоя внезапным шоком стало то, что русская не ночевала в своей спальне. Малфой достаточно успел изучить ее, чтобы с уверенностью говорить о том, что на такие поступки русская не способна. Если бы это была очередная авантюра неугомонной русской, Поттер не стояла бы сейчас перед ним, высказывая свое «фи». Но Поттер стояла, обвинительно тыкала пальцем ему в грудь, требуя немедленно вернуть подругу. А Малфою, внезапно, было совершенно нечего ей ответить. Пауза затягивалась. До Поттер, наконец, дошло, что Малфой, мягко говоря, немного не в курсе ситуации. Прошипев пару нелицеприятностей в сторону слизеринца, грифффиндорка решительно схватила его за руку, утаскивая из факультетской гостиной. К удивлению окружающих, Малфой не сопротивлялся. Если бы кто увидел, как Малфой с Поттер, переругиваясь прочесывают Хогвартс, в поисках одной, — «самоуверенной, неугомонной, язвительной катастрофы» конец цитаты, — особы, он бы наверное, счел себя сумасшедшим, настолько нереальной была эта картина. Тем не менее, на деле все было именно так. Они ее нашли. В каком-то темной закутке, куда даже смотритель забредал раз в полгода по большому обещанию данному директору. Желания Малфоя познакомить кого-нибудь, в данном случае, определенно-неизвестную личность, с парой-тройкой непростительных, никогда еще не было настолько сильным. Русская плакала. Забившись в дальний угол, свернувшись клубком, подтянув колени к подбородку и обнимая их руками. Куда больше растрепанная чем обычно, с темнеющим на скуле синяком, происхождение которого не оставляло сомнений. Какой бы сволочью не был сам Малфой, никогда бы он сам не опустился до того, что быть девушку, да еще и по лицу. С горем пополам, Поттер успокоила подругу, прервав молчаливый и от того еще более страшный поток слез. С боем, убедила, что нужно отправиться в медицинское крыло. Ноги русскую не держали совершенно. С видом вселенской скорби, Малфой поднял ее на руки, не слушая протестов. Русская вздрогнула, сжалась и задрожала, стараясь максимально сократить зону соприкосновения. Зря. Возможно, не сделай она этого, багровые отпечатки чужих рук на ее теле не попались бы слизеринцу на глаза. И если синяк, еще можно было расценивать как последствия банальной драки, — на его памяти русская не раз затевала драку, — то отпечатки чужих рук, свидетельствовали о контакте совсем иного рода. Поттеру хватило одного взгляда, на внезапно остановившегося слизеринца, чтобы понять, что кто-то очень сильно пожалеет о случившимся. Малфой никогда не задавался вопросом, что русская значит для него. Вопрос об этом не то что был неактуален, он просто всегда знал, что девушка — отличный партнер для обмена словесными шпильками и колкостями. И ее возможные романтические отношения с кем-либо его никогда не волновали, ведь как девушку он ее не рассматривал. До этого момента. Но сейчас, когда перед глазами было отчетливое доказательство того, что кто-то посмел прикоснуться, дотронуться до испещренной веснушками и маленькими шрамиками кожи, внезапно пришло понимание: она нужна ему вся. Не только их словесные перепалки и редкие, безумно редкие, спокойные разговоры на отвлеченные темы. Вся. И нет, вряд ли это была любовь. По крайней мере в том ее виде, который воспринимали окружающие. Поттер мерзко и понимающе улыбалась, когда под взволнованные причитания разбуженной медиковедьмы, Малфой аккуратно опустил все еще дрожащую русскую на больничную койку. Не стала вмешиваться, когда ее подругу напоили обезболивающим и зельем сна без сновидений. Тактично отвернулась, когда Малфой, расстегнув верхние пуговицы рубашки, снял с шеи подвешенное на цепочку кольцо. Подмигнула, оттопырев большой палец в чисто магловском одобрительном жесте, когда снятое с цепочки кольцо было аккуратно надето на безымянный палец уснувшей девушки. К удивлению Малфоя, желания прибить наглую полукровку, — или уже все же чистокровку? — у него не оказалось. В типичном гриффиндорском благородстве и энтузиазме, Поттер попыталась было навязать ему свою компанию, в поисках виновника состояния русской. Малфой отказался вежливо. Затем невежливо. Затем послал брюнетку прямым тестом, и вышел за дверь больничной палаты, под ее хохот и наставления о том, как лучше прятать труп. И Малфой, и Поттер, точно знали, кое-кто будет очень счастлив, если сможет пережить эту ночь. Кто-то бы сказал, что логику преступника, может понять лишь другой преступник, и Малфой даже не стал бы с этим спорить. Слизеринец был твердо уверен в том, что покусившийся на его, теперь уже невесту, вернется на место преступления, то есть в темный чулан. Либо что бы закончить начатое, либо чтобы прибрать за собой. Впрочем, мотивы его не заботили. Малфой не ошибся. Ошибся тот, кто решил, что может безнаказанно покушаться на то, что принадлежит Слизеринскому принцу. Малфой мог бы убить посягнувшего просто и быстро — одной авады было бы более чем достаточно, чтобы оборвать жизнь наглеца. Но, быстрая смерть была бы слишком милосердным наказанием для ублюдка, решившегося идти против Малфоя. Впрочем, изобретать нечто изощренное Малфой не стал. Предусмотрительно накрытая пологом тишины комната, позволяла не волноваться о том, что кто-нибудь услышит, что происходит внутри. Это было слишком просто: зарвавшегося ублюдка Малой встретил прямым ударом в лицо, мельком он заметил темно-синюю жилетку поверх обычной белой рубашки. Райвенкло. Надо же. Малфой искренне считал, что у этих ворон чувство самосохранения и достоинства развито на должном уровне. Но видно и в вороньей стае есть паршивые птицы. Ворон был явно не готов к такому приему. Еще бы. Он то ждал тут заплаканную гриффиндорку, что уже один раз не смогла дать отпор, а вовсе не безжалостного слизеринца. Жестокая ошибка. Малфой и не подумал достать свою палочку. Вот еще, марать изящный инструмент о такую тварь. Много чести. Чужая палочка перекочевала в его руки. Конечно, пользоваться чужой палочкой сложно, но не невозможно. И силы воли Малфоя вполне хватало на то, чтобы подчинить себе чужие инструменты. Слизеринец не считал, сколько раз в эту ночь прозвучало непростительное. Он сбился где-то после... десятого? Ах нет, одиннадцатого раза. Малфой планомерно убивал парня, корчившегося от боли перед ним. Можно было бросить одну единственную Аваду, но это было слишком… милосердно. Да и удовольствия никакого. Круцио куда лучше. Все равно эффект тот же. Даже если за оставшееся до восхода солнца время Малфой не убьет ублюдка, нормальным выходец из Равенкло не будет уже никогда. А Малфоя вполне устроит и такой вариант.

-оОо-

Разбирательство было долгим, нудным и никому не нужным. Ни у одного из студентов, чьи палочки тщательно проверялись авроратом, не было мотива доводить своего однокурсника до такого состояния. О том, что произошло, знали только двое. Поттер и Малфой. Русская не помнила даже внешности, не то, что имени ублюдка, что запер ее в чулане. А Поттер и Малфой… У них было что защищать своим солидарным молчанием. К тому же оба, весьма неожиданно вспомнили, что в какой-то мере родственники. А Семья, для любого чистокровного, — все же, уже чистокровка! — превыше всего. Ублюдка из Ворон забрали в клинику Святого Мунго, в отделение для буйно помешанных. Аврорат еще какое-то время с завидным упорством пытался вывести учеников школы на чистую воду, но, наконец, сдался, в связи с полным отсутствием подозреваемых. Перепалки между Малфоем и русской теперь проходили на повышенных тонах, и до безумия напоминали семейные ссоры. Впрочем, почему напоминали? Кольцо Романова так и не сняла.