Solution

Реальная жизнь всегда отличается от книжных описаний. В реальной жизни вещи иногда случаются не как результат причинно-следственной связи. Они просто случаются. Приходят с разрушительной силой стихии. Восстанавливая в природе какой-то понятный только ей баланс. Порой, о людях знаешь больше, чем хочешь знать. Больше, чем когда-либо осознанно стремился знать. Знаешь чужие привычки, узнаешь жесты, понимаешь чужие эмоции по выражению лица. При этом тебе не нужен никакой волчий нюх или то-самое-седьмое-чувство. Стайлзу случалось не единожды понимать других. Пользуясь холодной логикой и пылающей интуицией, понимать некоторые вещи, которые не понимал больше никто. И вопреки бесконечному количеству ситуаций, в которых он оказывался прав, Скотт по прежнему считал его излишне недоверчивым. За собственную самоуверенность МакКол поплатился жизнью. У Стилински нюх на манипуляторов. Нюх на что-то-здесь-не-так. Он замечал его. Замечал оскал, замаскированный под дружелюбную улыбку. Замечал фальшивую расслабленность. Замечал, насколько ненатурально он спокоен, насколько идеально ко всему подготовлен. Подготовлен настолько, будто знает все их шаги наперед. Никакой спонтанности. Никакого беспокойства. Будто все, что с ними случается, для него не в новинку. Гребанный Тео Рэкен. Стайлз был прав. Стайлз всегда прав. У Тео репутация ко всему подготовленного оборотня. Оборотня, который в любой момент готов отразить удар. Оборотня, который за версту чует опасность. Оборотня, ступающего по земле и обходящего препятствия, как кошка. Такая репутация у Тео исключительно в голове у Стайлза. Здравствуй, вирус, убивший большую часть моих нервных клеток. Привет, Стайлз. У Рэкена всегда есть план. Всегда есть миллионное количество запасных выходов. Все просчитано с точностью, достойной лауреата Филдсовской премии. Единственное, что всегда выходит за рамки его представления - реакция Стайлза. Эти двое, по какой-то невероятной причине, знают друг о друге больше, чем им хотелось бы знать. Чувствуют друг друга на очень специфическом уровне. Они не понимают как это работает. Исключая любое оправдание или объяснение, Тео тянет к Стайлзу, а Стайлза тянет к Тео. Это странное чувство оплетает их невидимыми нитями, душит, почти убивает. Стайлзу кажется, что он уже мертв. Пуст. Будто внутренности из него вытащили. По маленьким кусочкам. Будто совершили пункцию всего организма, сохранили целостность только внешней оболочки. Стаи больше нет. Альфа мертв. Банши сошла с ума. Оборотень-койот сбежала на поиски Пустынной Волчицы. Кицунэ все еще пытается взять контроль над своим духом лисицы. Бета окончательно потерял себя и не может трансформироваться. Все полетело к чертям. Стайлз открывает глаза. Каждый шаг отдается болью в висках. Но осталось кое-что, что он должен сделать. Ведь у него между пальцев зажато крохотное решение всех его проблем. Всегда есть что-то, чего бы тебе не хотелось знать о другом человеке. Хорошим примером послужит то, что Стайлз знает, где сейчас Тео. Вода мягко опускается на рельефные плечи, обволакивает все тело, расслабляет. Мокрые волосы приклеились ко лбу. Тео проводит по ним рукой, заправляя назад. Он не вздрагивает и не удивляется, когда узнает в звуке приближающихся шагов походку Стилински. Он ждал его. Все просчитано до мелочей. И он прекрасно знает, что сможет справится с ним в одиночку. Ему не нужны его химеры, чтобы окончательно разбить его. Тео хочет присвоить Стайзла себе. Как трофей. Как напоминание что он смог одолеть непобедимого Истинного Альфу. И никто другой - ни Дарак, ни ногицунэ, ни стая Альф, ни охотники, не смогли его одолеть. А он - смог. Стайлз останавливается в трех шагах от него. От него не пахнет яростью, болью, гневом или страхом. Сейчас у него совсем нет запаха. Стайлз стерилен и абсолютно спокоен. Спустя долгих нескольких секунд Тео поворачивается и видит красные стеклянные глаза. Сутулые плечи. Спутанные волосы. От прежнего жизнерадостного и гиперактивного паренька ничего не осталось. Хорошо. - Ты убил моего лучшего друга? - хрипотца голоса и общая протяженность фразы дает понять, что Стилински не спал уже несколько дней. - Давай будем честными, Стайлз. Был ли он действительно твоим лучшим другом? - в освещенной Луной раздевалке тело Рэкена кажется покрытым серебром, заменяющим привычную бронзу. Он улыбается, выпуская клыки, проверяя реакцию Стайлза. По-прежнему ничего. Безвольная кукла в поисках нового кукловода. Тео с радостью готов им стать. Раскрыть свои объятья, зашить каждую рану, зализать каждый синяк, внимать каждой мысли. Беречь эту куклу как самое желанное и самое дорогое, что у него когда-либо было. И он протягивает руку вперед. Без сомнений. Он уверен, что сейчас все будет так, как он захочет. Стилински вкладывает свою руку в протянутую руку Тео. Подходит ближе, Рэкен тянет его вплотную к себе, прижимает к груди. Ткань толстовки и футболки становится мокрой. Капли воды падают на голову, приглаживают волосы, расслабляют, забирают боль. Сухие холодные губы соприкасаются с мягким и теплыми. Тео крепко удерживает Стайлза за талию, не давая отстраниться. А он и не пытается. Его руки мягко опускаются на рельефные плечи, пальцы выводят узоры. Стилински создает иллюзию покорности. Иллюзию признания собственного поражения. Ведь Тео не знает, что у него между пальцев зажато крохотное решение всех его проблем. Стайлзу хватает какой-то секунды, чтобы вытащить из пальцев тонкое лезвие и провести глубокую полосу по его шее от одной наружной яремной вены к другой. Тео хватается за горло и падает на колени, непонимающе глядя на Стилински. - Ты убил моего лучшего друга, - замах и удар точно в солнечное сплетение. Тео падает на мокрый кафель. Вода смешивается с вытекающей кровью. Его взгляд упирается в попрежнему ничего не выражающее лицо Стайлза. Вдох. Выдох. Тео мертв.

***

У Рэкена всегда был план. Всегда было миллионное количество запасных выходов. У Стайлза между пальцев было тонкое лезвие пропитанное с одной стороны ядом канимы. У Тео репутация ко всему подготовленного оборотня. Оборотня, который в любой момент готов отразить удар. Оборотня, который за версту чует опасность. Единственное, что всегда выходит за рамки его представления - реакция Стайлза.