https://vk.com/audios115755283?q=raise%20me%20up%20celtic
13 сентября. 1802 г. Скрип колес практически не был слышен за громким стуком дождевых капель о стекло кареты. Приятно пахло мокрой почвой, свежей листвой и дождем. Привычная для этих мест непогода не причиняла никаких неудобств, и местные жители, привыкшие к прохладному туману и дождю ровно в полдень, только улыбались серому небу и редким прорезающимся лучам солнца. Экипаж двигался по давно проложенному тракту из Лондона прямиком через Бристоль и Плимут в южное графство Корнуолл. Изредка колеса попадали в небольшие ухабы, и доносилось ржание тройки прекрасных вороных жеребцов, выделенных лордом Хартфилием специально для этого путешествия, и Люси улыбалась, смотря на густую растительность Корнуоллского леса, глубоко вдыхая его свежий аромат. Леди Хартфилия была взбудоражена этим путешествием. За свои восемнадцать лет жизни она ни разу не уезжала так далеко от дома и была рада, что отец поддался ее уговорам и позволил навестить дорогую бабушку в раскинувшемся средь зелени и волшебства легенд Корнуолла поместье Луценс Кор. Люси всегда, сколько себя помнила, была влюблена в таинственное волшебство этого места. Тихими вечерами, коротая время у потрескивающего камина и вдыхая аромат шиповника и розмарина, Люси сидела в ногах матери и плыла на волнах ее успокаивающего голоса, рассказывающего легенды о короле Артуре, о серебристых реках и искрящихся озерах; о густой зелени и нетронутой природе; о маленькой сказке, созданной еще их прадедами. И каждый раз Люси представляла у себя в голове размытую картину. В ее фантазиях были важны не краски, а ощущения и эмоции; аура древней магии и волшебства, в которую юное сердце желало окунуться. Наверное, именно поэтому мир людей не так был ей близок, и Люси могла часами сидеть напротив огромного зеркала в позолоченной резной раме у себя в покоях, восхищенно впитывая в себя образы статных существ, извергающих пламя. — Миледи, — проговорил Макао сквозь решетчатое окошко, — мы подъезжаем! Люси вынырнула из своих мыслей, коротко улыбнувшись кучеру. Долгое путешествие изрядно вымотало ее. Они выехали из столицы двумя днями ранее, останавливаясь лишь несколько раз для приема пищи и отдыха. За это время Люси не единожды успела подивиться красоте и богатству родного королевства. Хвойные леса, многовековые дубы, уходящие кронами далеко в небо, и цветы, такие дивные и поражающие воображение, что Люси на мгновение подумала навсегда остаться наедине с природой. Были здесь кристально-чистые ручьи и обитатели леса, которых девушка увидела впервые. Все это поражало воображение столичной леди. — Миледи, какие здесь красивые места! — воскликнула компаньонка Люси. Лицо Леви сияло неподдельным восторгом, и сейчас она как никогда выглядела юной. Мисс МакГарден была верной подругой Люси с самого детства. Они вместе росли, вместе пережили самые тяжелые моменты в жизнях друг друга, и для Люси не было никого ближе Леви. Это была девушка неполных восемнадцати лет. Миниатюрная, с маленькими ручками, облаченными в темные перчатки, и искрящимися добротой глазами. Ее округлое лицо было обрамлено светло-голубыми вьющимися прядями, которые выбивались из коричневого капора, а хрупкая на вид фигура казалась невесомой в темном муслиновом шемизе. Леви сжимала в руках расшитую бисером сумочку, в которой, как знала Люси, вместе с льняным платком и несколькими монетами лежали подаренные отцом серебряные часы с фотографией ее семьи. Это был крепкий канат, связывающий ее с родными, в какую бы точку света не занесла ее жизнь. — Я согласна с тобой. Эти места волшебны, — улыбнулась Люси, посмотрев в проносившийся за окном кареты пейзаж. — Давно вы видели бабушку? Люси кивнула, почувствовав знакомую тяжесть в груди. — На похоронах мамы. Леви понимающе посмотрела в ее сторону и спустя мгновение накрыла ее руку своей. По венам Люси разлилось спокойствие, знакомое, появляющееся всегда в обществе ее подруги. — Я уверена, что здесь вы будете близки с вашей матушкой как нигде, — ободряюще улыбнулась девушка. — Ведь здесь она родилась и росла. Наверняка эти места пропитаны ее духом. Я верю, что Корнуолл подарит вам покой. — Благодарю, Леви, но я желала приехать сюда не ради воспоминаний о маме, а ради тишины и уединения, которые шумный Лондон просто не в состоянии мне обеспечить. Девушка убрала руку, и на ее румяном лице растянулась широкая улыбка. — Все леди, как леди. Мечтают о балах, богатых платьях и редких украшениях, а также очередях из женихов, а вы, сколько я себя помню, желали только покой библиотеки, хорошую книгу да общество драконов по ту сторону зеркал. — Хорошая книга, порой, является лучшим развлечением, чем все балы мира. А драконы… Драконы — прямое доказательство существования магии. Разве это не пленяет, Леви? — Не знаю, миледи. Я стараюсь не разговаривать с этими существами, — задумчиво проговорила девушка. — Они мне кажутся пугающими. Люси снисходительно улыбнулась. — Ох, Леви, Леви. Драконы нисколько не отличаются по быту и общению от людей. Все твои страхи живут лишь в твоей голове, и, поверь мне, они не имеют ничего общего с реальностью. Еще наши прадеды жили с ними в согласии. Почему же ты, их внучка, так страшишься их, словно средневековые люди рыжеволосых женщин? — Миледи, поймите меня правильно, — спокойно проговорила Леви, — я не боюсь их. Они мне кажутся пугающими, но нет, я их не боюсь. Да и чего бояться? Они ведь всего лишь отражения в зеркалах, которые никоим образом не смогут попасть в наш мир. Не страх мной движет, а некое нежелание принимать существ, извергающих пламя. С раннего детства, когда вы завороженно общались с четой пожилых драконов в зеркале в бордовом зале вашего поместья, я не понимала вашего восхищения, так же, как и вы не понимаете моих страхов. Это всего лишь противостояние взглядов, миледи. Которое имеет место быть. — Туше, — с улыбкой сдалась Люси. — Согласна. Не в моих правах говорить тебе, какой точки зрения придерживаться. Все-таки мы живем в прогрессивном обществе. На этом их спор получил логичное завершение, и салон кареты погрузился в уютную тишину. На самом деле, предмет их спора был актуален не только в этом темном экипаже, движущемся в сторону Корнуолла. Он уходил историей далеко в прошлое, в те времена, когда в тринадцатом веке придумали покрывать стекла тонким слоем олова и свету предстали первые в истории зеркала. Это было поистине великим открытием, вызвавшим переполох, но каково же было удивление людей (по сохранившимся источникам), когда в зеркальной поверхности, помимо изображения Джона Пекама*, появилось отражение совершенно незнакомого ему существа. По внешнему виду оно было похоже на человека. Высокий, статный, с двумя руками и двумя ногами, а также длинными серебряными волосами. Но это был не человек. Позади его статной фигуры были видны большие мясистые крылья и длинный чешуйчатый хвост, а из серебристых волос выглядывали заостренные черные рога. Зеркало тут же было разбито, а местный священник долго изгонял из осколков дьявола. Конечно же, любопытство пересилило страх, и в скором времени на свет появилось еще одно зеркало, в котором вновь отразилось таинственное существо с диковинными серебристыми волосами. Существо с дружелюбной улыбкой представилось и назвало себя драконом. С тех самых пор, с появлением в быте людей зеркал, существование параллельного мира, населенного магическими существами, стало привычным и обыденным делом. Увидеть в отражении зеркала другую комнату, с другой обстановкой и сидящих с переплетенными хвостами в креслах Полюшкой, которая читала книгу, а в соседнем старика Макарова, дремлющего и что-то бурчащего во сне, — было привычным делом для Люси. С раннего детства она была покорена этим другим миром, населяющими его существами и сказочной обстановкой. Казалось, что по ту сторону зеркал существовал мир из волшебных рассказов, в которые, порой, так хотелось окунуться. И этот мир манил, как ничто другое. Ни балы, ни шелковые платья, ни искренние комплименты джентльменов… Ничто не могло заставить сердце юной девушки биться так же сильно, как мир, живущий в отражении зеркала. Наконец, под колесами послышался хруст гравия, а лесной пейзаж за окном сменило бескрайнее поле, покрытое сочной зеленой травой. По полю стелился негустой туман, который бархатным одеялом окутывал очертания поместья Луценс Кор. Дождь превратился в мелкую морось. Люси восторженно затаила дыхание. Она видела его лишь на картинах, висевших в покоях матушки, но ни одна масляная живопись не могла передать его истинного великолепия. Трехэтажный особняк возвышался изящным изваянием средь зелени окружающего его парка. Весь периметр был огорожен чугунным кованым забором, и их карета вот-вот должна была приблизиться к изящным воротам, которые открылись сразу же, как только Макао сообщил о цели их визита. Перед главным входом росли великолепные деревья клена, напоминавшие стражников, а вокруг них, притягивая яркой окраской, расположились крупные цветы пионов. Экипаж обогнул небольшой пруд, в котором размеренно плавали утки и цветки кувшинок. В воздухе приятно повеяло ароматом свежей выпечки, и Люси невольно подумала, что завтракала сегодня лишь ранним утром, тем временем, как полдень уже давно прошел. Люси могла слышать восторженные комментарии сына кучера Ромео и тихие ответы его отца. Казалось, никто не остался равнодушен к великолепию поместья. Экипаж остановился напротив парадного входа. Прежде чем выйти, Люси поправила рукава спенсера и разгладила края дорожного муслинового платья. Леви ободряюще кивнула, и девушка глубоко вдохнула, прежде чем дверца открылась и Макао, галантно подав руку, помог ей спуститься на ровную дорожку. Люси успела отметить, что поместье, вопреки ожидаемой тишины, было погружено в какофонию звуков. Не в громкую и давящую, присущую лондонским улицам, а мягкую и умиротворяющую. Уханье сов и шелест листвы, журчание пруда и редкое кряканье уток, легкие порывы ветра и тихая музыка, доносящаяся откуда-то из глубин дома. В это мгновение она ощутила, что приехала домой. — Люси! Дорогая! — раздался громкий возглас из открывшихся парадных дверей. В следующий момент ее овеяло ароматом шиповника и розмарина, и крепкие объятья практически вышибли дух. — Бабушка! Женщина отпрянула назад, не переставая крепко сжимать руки внучки в своих ладонях. Ее искрящийся цепкий взгляд оглядел ее с ног до головы. Леди Сердаболия представляла собой высокую статную женщину пятидесяти лет с туго собранными на затылке светлыми волосами, в которых уже виднелись серебряные пряди подступающей старости. Вопреки господствующей моде, бабушка придерживалась устаревшего стиля, который пожилая женщина гордо называла классикой. Темно-синее приталенное платье из тяжелой ткани прекрасно оттеняло бледную кожу и придавало образу женщины благородства. На ее фоне в муслиновом шемизе Люси казалась сама себе простушкой, хоть и шагала в ногу с модой Франции. Аннабет улыбнулась, погладив внучку по щеке, и в этом жесте было слишком много, чтобы Люси смогла удержать подступающие слезы. — Моя малышка так выросла, — прошептала леди Сердаболия мягким голосом и вновь притянула внучку к своей груди. Родной с детства аромат снова окутал Люси заботливым покрывалом, и невольно ей вспомнились тихие вечера и голос матери. Леви была права. Все поместье было окутано розмарином и шиповником, и незримое присутствие Лейлы Хартфилии, казалось, чувствовалось в каждом уголке этого места. Вслед за хозяйкой дома чинно вышли два лакея, которые помогли Макао и Ромео спустить багаж дам, и занесли их в дом. Улыбаясь, Аннабет схватила внучку за руку и повела ее внутрь, тараторя что-то о прекрасном обеде и «великолепном чае, привезенным мне с Индии генералом Джефферсоном». Люси стянула с головы капор, высвободив светлые волосы из жаркого плена, и позволила втянуть себя в прохладный парадный холл поместья. Внутреннее убранство было богатым, но не пестрило безвкусной и излишней роскошью. В каждом узоре на стенах, в каждом изящном изгибе мраморных перил были благородство и сдержанность, граничащие с воздушной грацией и красотой. Луценс Кор был юной девой, облаченной в одеяния из светлого газа и шелка. Поместье дышало жизнью. Заверив бабушку, что она спустится как можно скорее, Люси вместе с Леви проследовали за старенькой экономкой с копной седых волос. Женщина проводила их на третий этаж, указав на две соседние двери, и Люси кивнула Леви, проходя в свою комнату. Два саквояжа и один большой чемодан уже были здесь, а так как бабушка еще не выделила для нее личных служанок, Люси решила не переодеваться. Скинув с себя черный спенсер, по покрою похожий на офицерский мундир (у нее был один черный — дорожный, и красный — прогулочный), и на оголенные плечи накинув теплую шаль, решила больше никак не исправлять свой облик. Когда девушка уже собиралась составить компанию за обедом, ее взгляд скользнул по стоявшему в комнате зеркалу. За спешкой Люси не успела как следует осмотреть комнату и сейчас резко остановилась, не донеся одну ногу до пола. Ее взгляд притянуло прямоугольное зеркало в изящной белой раме в стиле рококо, в котором отражалась большая пустующая зала. Вдохнув (Люси и не заметила, как задержала дыхание), девушка медленно подошла ближе, пытаясь впитать в себя как можно больше деталей неизвестного ей места. По высоким каменным стенам и арочным окнам, уходящим куда-то ввысь (зеркало не давало полный обзор, и Люси могла только гадать, насколько высоко уходили вверх стены), она сделала вывод, что это была дворцовая комната, и это внезапное открытие заставило сердце в ее груди забиться чаще. Зеркала были привязаны к местам, в которых они находились, и если это зеркало отражало залу драконьего дворца, это означало лишь одно: где-то в параллельном мире на этом самом месте, в котором здесь находилось поместье Луценс Кор, там далеко стоял драконий дворец. Возможность увидеть подобную редкость предстала в глазах Люси драгоценным камнем, не сравнимым по своей цене ни с одним богатством мира. Она успела отметить, что в окна проникали яркие солнечные лучи, мягко освещающие висящие черные гобелены, на котором бирюзовыми нитями был вышит герб королевства — раскинувший крылья дракон с тремя головами, извергающими пламя. Дракона овевали два змея, а поверх каждой морды дракона красовалась корона. Люси знала этот герб. С раннего детства учителя отводили несколько месяцев на историю мира драконов. Эти уроки были самыми любимыми для юной Люси, и она с удовольствием слушала историю двух дворцовых переворотов в королевстве Фиор, в ходе которых сменилось две правящие династии. Сейчас, уже как пятьдесят лет, на троне драконов восседал мудрый Акнология, который взошел на престол в ходе долгой и кровопролитной войны. Изумрудный дракон на черном фоне был его гербом. Гербом короля драконов. Люси взбудоражено вздрогнула от этого внезапного знания. Направляясь сюда, она и помыслить не могла, что зеркала в родном доме ее матери отражали залы дворца драконов. От потока мыслей у нее закружилась голова. Ведь это означало… Это означало, что теперь она могла воочию увидеть все драконьи торжества, быт их высшего общества и еще глубже окунуться в сказочный мир этих существ. Дворец — был сердцем. И сейчас она была в его эпицентре. — Миледи, леди Аннабет спрашивает, не нужна ли вам помощь? — раздался старческий голос экономки по ту сторону двери. Люси вздрогнула, совсем забыв, что ее ждали. — Нет-нет, я сейчас спущусь! — воскликнула девушка, сжав края шали и еще раз посмотрев в зеркало, вздохнула и ринулась к двери. Обеденный стол уже был накрыт на три персоны. Леди Сердаболия сидела во главе стола, а по левую руку от нее устроилась Леви, которая в отличие от Люси успела сменить наряд и сейчас она была облачена в легкое белое платье, а волнистые голубые пряди собраны в простую и незамысловатую прическу. Леди Аннабет подняла голову, улыбнувшись внучке, и указала рукой на стул подле нее. — Птенчик, что же ты так долго? Твоя подруга сменила наряд и освежилась, а ты, как я погляжу, только накинула на плечи шаль, и то она пришла раньше. Люси смущенно улыбнулась, не зная, как объяснить причину своей задержки, но бабушка, похоже, и не ждала ответа. Мягко взяв руку Люси в свою с одной стороны и руку Леви с другой, она прикрыла глаза, и девушки последовали ее примеру. После небольшой молитвы они, наконец, приступили к трапезе. — Бабушка, — проговорила Люси после интересной истории леди Сердаболии об ее прошлогодней поездке в Северную Америку и знакомстве с местной культурой и народностями, — а почему мне никто доселе не рассказывал, что зеркала поместья выходят на драконий дворец? Я думаю, что это невероятно, и поражена, что ни маменька, ни вы никогда не рассказывали мне о таком чуде. Леди Аннабет тут же изменилась в лице, и дружелюбная улыбка сменилась опущенными уголками губ. Во всей ее фигуре почувствовалось напряжение. — Мы не гордимся тем, что зеркала нашего поместья отражают королевские залы дворца драконов, — отрезала она. Люси была обескуражена этим тоном. Сколько она помнила себя, и мама, и бабушка относились к драконам дружелюбно. Бабушка подолгу вела задушевные беседы с Полюшкой, сидя у камина в бардовом зале их поместья в Лондоне, и не раз девушка слышала, как она хорошо отзывалась обо всех знакомых ей драконах. Подобная враждебность к тому, что в ее собственном доме зеркала отражали залы драконьего дворца, удивляла и поражала Люси. — Но почему? — Потому что, — Аннабет медленно посмотрела в глаза внучки, — в залах этого дворца давно царит гниль и чернота. И как бы тебе не хотелось, Люси, я запрещаю тебе беседы с драконами по ту сторону зеркал. Только не в этом доме, и только не с этими драконами. — Бабушка… — Я запрещаю, — твердость ее тона говорила, что другого ответа можно было и не ждать. Люси покорно кивнула, в то время как в голове царил сумбур. Как можно было объяснить этот категоричный запрет? И какие тайны могли скрывать отражающиеся в зеркалах поместья каменные своды дворца драконов? Никто больше не вымолвил ни слова.***
27 сентября. 1802 г. Прошло две недели с их приезда в Луценс Кор. Поместье оказалось поистине удивительным, и Люси потребовалось все ее время, чтобы исследовать хотя бы одну треть всех скрывающихся здесь тайн. С самого утра она предпочитала не завтракать, а приказывала уложить еду ей в дорогу и выходила на конную прогулку в сопровождение Леви и белоснежного жеребца Плю, который чутко слушался каждого движения наездницы. За этими поездками они выезжали в прилегающий к поместью лес. Места здесь казались сошедшими со страниц легенд, и Люси была очарована Корнуоллом. Густым туманом, пасмурным небом и хвойными лесами; бойкими ручьями, ароматом сырой почвы и дикой природой. За этими прогулками девушка влюблялась в графство снова и снова. Но сколько бы она не путешествовала средь корнуолльских лесов, тайны внутри дома волновали ее больше: интерес, подогретый запретом леди Аннабет, горел ярко и не желал потухать. Каждую ночь она украдкой смотрела в залу дворца, пытаясь понять, что могло вызвать такую реакцию у бабушки. Но ни в одном зеркале дома она не смогла отыскать ответ. Дворец драконов был огромным. С длинными коридорами и большими залами, поражающими своими богатыми убранствами. В некоторых зеркалах не отражалось ничего: они были закрыты с той стороны во избежание посторонних глаз. Люси могла сделать вывод, что эти зеркала отражали чьи-то покои. Иногда она видела чинно разгуливающих драконов, которые тихо о чем-то переговаривались. Приближенные короля горделиво держали осанку и ни разу за все время наблюдения Люси не смотрели в сторону зеркал, явно понимая, что за ними наблюдают. И хоть девушка привыкла, что драконы отличались крайней дружелюбностью, она не видела ничего страшного в том, что носители королевской крови и высших чинов сохраняли холод в отношении неизвестных им людей. В конечном итоге, Люси сделала вывод, что бабушка просто приняла за оскорбление подобное молчание и затаила на них обиду, в то время как она не желала обижаться на подобную мелочь, а только с еще большим рвением следила за грациозными реверансами, сложенными за спинами крыльями и гибкими чешуйчатыми хвостами. За короткий промежуток пребывания в поместья гостьи успели ближе познакомиться с живущей здесь прислугой. Как считала Люси, хорошее взаимоотношение с обслуживающим персоналом было эквивалентно хорошему отдыху. Будь то умудренные опытом советы конюха Эльфмана Штрауса — высокого и коренастого парня с широкими плечами и сильными руками. Он широко улыбался и, несмотря на довольно устрашающий вид, оказался веселым и отходчивым парнем, который в первый же день, получив комплимент в сторону изумрудного платка на его шее, посоветовал ей оседлать Плю. Как оказалось, платок этот был подарком модистки, шьющей леди Аннабет шляпки на заказ. Лисанна — младшая сестра Эльфмана и кухарка — по секрету рассказала, что ее брат был влюблен в эту «женщину с характером», и, судя по красующемуся на шее мужчины дорогому изумрудному шелку, это чувство было взаимным. Или же дополнительная порция клубничного суфле от главного повара. Мираджейн вместе с семьей приехали из Франции, где она была признанным поваром, несмотря на свой пол. За милой улыбкой скрывался стальной характер, и Люси даже не смела пытаться сказать что-то об ее положении в обществе. Женщина внушала уважение, и, смотря на ее пример, леди Хартфилия на секунду подумала, что эта хрупкая женщина станет одним небольшим шажком в сторону равноправия полов. Был еще чинно расхаживавший Фрид в идеально сидящем сюртуке, строго раздававший приказы, а после тихими вечерами радовавший дам красивыми поэмами. Его голос был мягок и вкрадчив, и в эти минуты Люси представляла господина Джастина где-нибудь в окружении королевского двора, декламирующего собственные стихи и поэмы ее величеству. И хоть Луценс Кор находился в отдалении от города, в тиши и покое, окруженный нетронутой природой и стелящимся туманом, жизнь в самом поместье кипела. Можно было слышать и громкий смех служанок по утрам (Венди и Шерия любили бездельничать, за что часто получали замечания от дворецкого), или же тихое музицирование Лисанны, которую леди Аннабет взялась обучать игре на фортепьяно. Иногда Люси казалось, что в этом поместье жизни, бойкой и завораживающей, было больше, чем в любом лондонском поместье с чопорными раутами и балами. И желание остаться здесь как можно подольше росло с каждым днем. — Миледи, осторожней! Люси вздрогнула от громкого девичьего голоса, отпрянув чуть назад. Мимо нее пронесся темный вихрь, которым при ближайшем рассмотрении оказалась Венди. Она сжимала в руках огромную стопку постельного белья, волосы были растрепаны, а взгляд хмурый и сосредоточенный. — Прошу прощения, Венди, но что вызывало твою погоню за воздухом? — с улыбкой спросила Люси, подойдя к что-то высматривавшей на полу девушке. Венди перевела взгляд на Люси и тут же залилась краской, что весь ее вид перестал быть пугающим. Скорее, смущенным и раздосадованным. — Простите, миледи. Я… я увидела мышь… И даже не подумала… Я… я вас не сбила? Глупая, глупая Венди! Люси рассмеялась, настолько девушка сейчас выглядела комичной. — Дорогая, ничего страшного! Ты меня даже не задела! — успокоила она ее. — Простите, правда. На меня столько навалилось! Мира послала на чердак за старым столовым прибором, приказала его очистить. А тут белье… и эта мышь… И Шерия куда-то убежала! .. — Так, успокойся! — улыбнулась Люси, успокаивающе потрепав девушку по голове. — Давай ты спокойно сейчас займешься бельем, а я отправлюсь на чердак и принесу Мире столовый прибор, хорошо? Венди испуганно отшатнулась. — Что вы, миледи! Негоже вам дела прислуги выполнять. Я сама всем займусь! Люси хмыкнула, решительно приподняв голову. — Так, это приказ. Отправляйтесь менять белье. Я же случайно набреду на чердак и случайно найду столовое серебро. И так же случайно отнесу его Мире, желая показать такую дивную красоту. А там уже сами решайте, что с ним делать. — Миледи… — благоговейно прошептала Венди, в то время как Люси решительно прошла мимо нее, направляясь в сторону лестницы. Чердак, вопреки опасениям девушки, не был запущенным, и так страшившаяся за свое белое платье Люси облегченно вздохнула. В поместье было несколько помещений под чердаки. Столовое же серебро находилось в самом большом из них. Комната была убрана, но вещей было настолько много, что создавалось впечатление легкого беспорядка. Люси, ведомая любопытством, решила осмотреться. Здесь стояли старые комоды, накрытые серыми покрывалами, на которых стопками покоились книги и листы пергаментов. Были и скульптуры, и старые музыкальные инструменты. Люси легко провела кончиками пальцев по изящным граням лежавшей на высоком резном стуле скрипке. Потолки здесь были низкими, и Люси приходилось чуть нагибаться, чтобы не задевать стропила головой. Свет проникал сквозь небольшое округлое окно, и парад пылинок вальсировал в узкой дорожке света. Доски под ногами скрипели. Девушка прошла чуть вперед, обогнув массивный дубовый шкаф, и отчего-то резко замерла, удивившись тому, как быстро забилось в груди сердце. Позади шкафа не было ничего интересного. У самого окна стоял небольшой мягкий пуф, отделанный золотым орнаментом и свисающими по бокам кисточками. На полу лежал темный персидский ковер, а у угла на тумбе покоилось бесчисленное множество безделушек, в основном разных размеров и отделки часов, которые тикали вразнобой. С потолка свисали бусы, ловцы снов и разноцветные нити, бесчисленное множество подсвечников были расставлены на полу, возле пуфа, на шкафу и возле чего-то, накрытого плотным красным балдахином. Люси медленно подошла к нему. Перед тем как коснуться балдахина, где-то на краю сознания она успела подумать, что это что-то было не случайно спрятано от посторонних глаз, но ничего с собой не могла поделать, и тяжелый бархат волнами ниспал на пол. Это было зеркало. Во всю стену, заточённое в удивительной красоты раму. Взгляд девушки заскользил по плавным линиям, высеченным соловьям и гроздьям винограда; по тонким завиткам и цветам ландышей и бутонам роз. Каждая деталь поражала воображение, и Люси была заворожена этим произведением искусства. В уголке зеркала была небольшая трещина. На самой верхушке золотым венцом покоился дракон. Не такой, каким обычно она привыкла их видеть. Этот маленький позолоченный дракон свернулся подобно маленькому котенку, накрыв себя крыльями. От зеркала шло приятное тепло, и сердце забилось быстрее, когда Люси, наконец, решилась посмотреть на отражение. Первое, что бросилось в глаза, — крупный мясистый хвост, лежащий практически у самого зеркала. В красных чешуйках отражалось яркое полуденное солнце, проникающее из небольшого арочного окна, из которого, как могла видеть Люси, открывался вид на голубое безоблачное небо и острые шпили замка. В окне также отражался какой-то металлический прут, но она решила, что это всего лишь обман зрения. Девушка завороженно затаила дыхание, вновь медленно переведя взгляд на длинный хвост. Огромный алый дракон лежал на бархатных подушках, накрыв себя, подобно дракону на зеркальной раме, раскидистыми крыльями, и мерно дышал. Морда дракона покоилась на подобранных под нее когтистых лапах. Чешуйки были толстыми, казалось, стальными, и при каждом вдохе расщелины между ними становились светлее, подобно раскаленной лаве, но потухали так же быстро, при выдохе. Люси присела на мягкий пуф, с любопытством истинного фанатика впитывая в себя образ обращенного дракона. Это была большая редкость — увидеть дракона в его истинной форме, и Люси доселе не удавалось застать подобное зрелище. Только на картинках в учебниках. Но ни одна картина не могла передать всего могущества и великолепия этих существ. У этого дракона были изогнутые черные рога, на которых выступали красные кольца; у него было крупное мускулистое тело, пышущее силой и грацией; огромные крылья и, что вызвало у Люси улыбку, густая розовая шевелюра, ниспадавшая на морду и стелившаяся по телу. Дракон спал крепким сном. У каменных стен стояли уходящие в потолок книжные шкафы, уставленные толстыми фолиантами. На полу валялись листы пергамента (на одном из них девушка увидела немного неаккуратный рисунок какого-то существа с крыльями. Похоже, кота) и шелковые ткани разных цветов. Казалось, шелк был повсюду, ниспадая с выступа окна, стелился по полу и накрывал части дракона. На шелковой поверхности стояли золотые блюда с недоеденным мясом и фруктами. По убранству комнаты Люси сделала вывод, что это были покои знатного дракона, и шпили замка, видневшиеся из окна, наводили на мысль о королевской семье. Люси вновь перевела взгляд на дракона и застыла. Пронзающий янтарный глаз смотрел в ее сторону. Люси сглотнула. Дракон моргнул и в следующий момент расправил крылья, грузно вставая на лапы. Розовые волосы ниспали вниз, отразив яркие солнечные лучи. Прорези меж чешуек засияли раскаленной лавой. Сердце в груди девушки забилось загнанным зверем. Она не знала, чего ожидать, но и отвести взгляд была не в силах. Дракон завораживал своей красотой и силой. Люси казалось, что это было бы непростительной ошибкой — сбежать, когда перед ней предстало существо, которым она восхищалась с раннего детства. Дракон тем временем повернул морду в ее сторону, и на секунду ей показалось, будто в его янтарных глазах отразилась усмешка. Он тяжело стукнул лапой по полу, выпустив острые когти, и провел ими по шелковой поверхности. Пара струек дыма вырвалась из его ноздрей. Тело дракона окутал свет, и Люси замерла, следя впервые в своей жизни за процессом перевоплощения дракона. Медленно тело становилось меньше, лапы уменьшались в размере, а чешуя втягивалась внутрь; морда разглаживалась, глаза стали чуть больше, а янтарь в них сменила спелая зелень. В какой-то момент перед ней уже не было дракона. Был юноша, который с любопытством смотрел ей в глаза. У этого юноши были большие глаза удивительно красивого цвета лесной зелени; были розовые растрепанные волосы, которые после перевоплощения стали короче; были большие бордовые крылья, заостренные уши и несколько небольших чешуек на локтях. А еще юноша был полностью обнажен и прикрывался лишь шелком с пола, и Люси залилась густой краской, тут же повернувшись спиной. Сердце в груди бухало. Стыд с головой накрыл девушку, и щеки горели от подобного вторжения в чужую жизнь! Увидеть обнаженного мужчину! Боже, что сказала бы ее покойная матушка! И как она теперь посмотрит бабушке в глаза? А отцу? Боже. — Эй, можешь повернуться. Я уже оделся, — раздался голос из зеркала. Люси крепче сжала муслиновую ткань платья, боясь даже пошевелиться. Как она могла обернуться? Это же… Это же позор! Наверняка, дракон считал теперь ее распутной и легкомысленной! Ох… — Ты чего застыла? — вновь проговорил дракон. Голос звучал недовольным бурчанием, и Люси, ведомая любопытством, сжав ткань платья еще сильнее, медленно и осторожно повернула голову. Дракон и правда был одет. На его подтянутом и мускулистом теле был короткий черный жилет, отделанный серебряной вышивкой, и просторные белые шаровары. Все одеяние дракона было похоже на одежду арабских принцев, коих она видела на привезенных полотнах знакомых путешественников. Но даже этот вид дракона казался девушке неподобающим, и алый цвет заиграл на щеках новыми красками. Дракон вальяжно разлегся на подушках, поедая неизвестные Люси фрукты. По виду они были похожи на виноград, но им не являлись. Дракон не казался возмущенным, а в глазах его отражалось неприкрытое любопытство. — Простите меня, я, право, не хотела, — прошептала девушка, полностью обернувшись к зеркалу лицом. Дракон удивленно приподнял брови. — За что ты извиняешься? — Как же… Я застала ваш сон, а после не отвернулась, когда вы… Вы перевоплотились. Юноша, кажется, ничего не понял. — И что здесь такого? Люси на мгновение замолкла, обескураженная этим вопросом. Дракон и правда не выглядел возмущенным подобным вторжением в личную жизнь. — Но я ведь… — голос Люси дрогнул, прежде чем она внимательно вперила взгляд в глаза юноши. — Я ведь увидела вас обнаженным. Разве вы не оскорблены? Объяснение девушки, похоже, рассмешило дракона. Из его губ вырвался искренний смех, который нисколько не оскорбил Люси. Скорее, успокоил, хоть она и не до конца понимала его причину. Наконец, дракон замолк. В глазах его плясали смешинки, когда он с мягкой усмешкой проговорил: — Я оскорбил вас своим видом, миледи? Люси, удивленная вопросом, все же отрицательно мотнула головой. — Вам не понравилось то, что вы увидели? Девушка вновь вспыхнула, но дракон, кажется, и не ждал ответа. — Я видел вас и знал, что я делаю. Мое перевоплощение было делом моим сугубо личным. В этом нет ни капли вашей вины, — беззаботно проговорил он, повертев на кончиках стальных когтей небольшую бирюзовую невиноградинку. — И все же я прошу принять мои извинения. — Что ж, если вам будет так легче… — дракон широко улыбнулся. — Принимаю. Повисла тишина. Люси, любопытство которой пересилило стыд, внимательно начала разглядывать дракона, в то время как юноша, удобно разместившийся на одном своем крыле, продолжал трапезу. Мысли роем толпились в ее голове. Почему это зеркало было спрятано от посторонних глаз? Кем был этот дракон, и отчего ей казалось, будто она что-то упускала. — Извините, — прошептала девушка спустя некоторое время. Дракон поедал остатки мяса, выпуская изо рта небольшую струйку огня, подогревая его. — Но почему вы назвали меня «миледи»? Мне не довелось представиться. Дракон вновь усмехнулся, переведя на нее взгляд. — Ты ведь дочь Лейлы, не так ли? — Вы знали мою матушку? — удивленно спросила Люси. Дракон спокойно кивнул, вернув все свое внимание чуть подгоревшему мясу. — Да, был. И с Аннабет, когда она еще девушкой впервые приехала в это поместье. Женщины из вашего рода очень похожи друг на друга. Ты так практически полная копия матери. С этими словами он подарил ей легкую улыбку. Люси обескураженно приоткрыла рот. Дракон выглядел юным, и слова о молодости ее бабушки никак не вязались с его юношеской улыбкой. — Как это возможно? — наконец, спросила она. — Моей бабушке больше пятидесяти лет, а вам… — А мне пятьдесят четыре, — закончил за нее дракон. — Время в нашем мире течет по-другому, миледи. И мы воспринимаем его по-другому. Жизнь дракона длинна. Для нас пятьдесят лет – миг, в то время как для вас — целая жизнь, — Люси показалось, будто в словах дракона отзвуком была слышна грусть. — Я был знаком с Аннабет и Лейлой, когда она еще была юным созданием, желавшим поиграть в прятки. Я же видел ее быстрое взросление, в то время как все еще оставался ребенком. По человеческим меркам мне пятьдесят четыре. По драконьим – мне едва ли исполнилось двадцать. Мысленно Люси укорила себя. Она знала об этой особенности их миров, но внезапное знакомство с этим драконом выбило почву из-под ног. — Кстати, — дракон широко улыбнулся, медленно встав со своего места и подойдя к зеркалу практически вплотную. На одно мгновение Люси показалось, будто не было никакого зеркала. Столь большим оно было. — Меня зовут Нацу. Очень приятно, миледи. Люси с удивлением поняла, что они так и не представились друг другу, и краска вновь заиграла на ее щеках. Встав с пуфа, девушка сделала легкий реверанс, подняв голову. — Меня зовут Люси Хартфилия. Я дочь графа Хартфилия и его покойной жены Лейлы. Нацу сделал легкий жест гибким хвостом, который означал приветствие среди драконов, и Люси вновь присела на пуф. Юноша грузно плюхнулся на пол, скрестив ноги, и сейчас, когда их глаза были практически на одном уровне, зеркало, казалось, исчезло. Настолько близким и реальным казался этот дракон. — Давно я не видел этих стен, — прошептал Нацу, внимательным взглядом осмотрев чердак. — Здесь многое изменилось. — Я удивлена, что это зеркало было закрыто. Моя бабушка никогда без надобности не закрывала контакт между мирами. Дракон заискивающе улыбнулся. — Аннабет закрыла зеркало по королевскому указу Акнологии. Так что по факту ты сейчас преступаешь закон. — Что? — пораженно спросила девушка. — Ну, двадцать лет назад Акнология решил, что мое наказание недостаточно жестоко, и потребовал, чтобы зеркало, которое соединено с моим, было закрыто. Ваш монарх удовлетворил его просьбу, и Аннабет ничего не могла сделать. — Ты узник короля? — спросила она. — Ты преступник? — взгляд Люси заскользил по стелящимся шелкам и золотым блюдам, по стеллажу с книгами и открывающимся на дворец видом из окна. — Но ты не в тюрьме, а в богатых покоях… Что же ты совершил? Ее взгляд вновь был направлен на Нацу, на губах которого поселилась грустная усмешка. — Моим преступлением было то, что я родился. Люси замолкла. Она еще раз осмотрела его покои. Каменные стены. Небольшой портрет на стене, скрытый за красным гобеленом. Мощные крылья глубокого бордового оттенка. Одинокая башня и клетка, окружающая ее (толстый прут не был игрой ее воображения), и осознание прошибло Люси в тот же момент. — Ты… — она неверяще посмотрела в неожиданно серьезное лицо дракона. — Ты Драгнил! В зеленых глазах она увидела ответ на свой вопрос. Внезапное знание казалось невероятным. Невероятным настолько, что на мгновение ей показалось, будто это было ее сном. Люси лихорадочно начала перебирать в руках муслиновую ткань, пытаясь унять нахлынувшие на нее эмоции. С раннего детства им говорили, что во времена войны в живых не осталось ни одного Драгнила. С раннего детства, когда им рассказывали о великой войне Алого и Изумруда, между правящей династией Драгнилов и восставших представителей дома Акнологии, им говорили, что после поражения все носители крови Драгнил были прилюдно казнены на главной площади, как знак очищения королевства от старых правителей и восхождения на трон нового короля. Мысль, что перед ней сидел единственный выживший представитель Алого дома Драгнилов, заставляло сердце Люси бешено биться. Она была фанатиком, нашедшим свой философский камень. — Но почему Акнология оставил вас в живых? — задала вопрос Люси, по-новому смотря на внезапного знакомого. — Он назвал меня своим трофеем, — ответил он. — Я живое доказательство его победы. Большего объяснения он мне не давал. — Это удивительно, — прошептала Люси. — Удивительно? Девушка улыбнулась. — Я всю жизнь восхищалась вашим миром, в тайне мечтая оказаться в нем. И я… Я с упоением читала историю о войне Алого и Изумруда, и всегда, несмотря на то, что в наших учебниках Драгнилов выставляют тиранами и сатрапами… Я всегда нелогично была на стороне Игнила Алого. А сейчас передо мной сидит живой Драгнил. Это словно я уснула и попала в место, где исполняются все желания. — Вот только для нас это не история из книг, миледи, — холодно отчеканил дракон. — Для нас это прожитая жизнь. И восхищаться, а тем более мечтать о ней, не стоит. Уж поверьте. В следующее мгновение Люси видела перед собой лишь свое отражение: Нацу накрыл зеркало с той стороны. Неожиданно стало пусто и одиноко, а тепло, исходившее от зеркала, исчезло, будто его и не было. Фамильный прибор лежал на комоде. Часы продолжали вразнобой показывать время.***
15 октября. 1802 г. Луценс Кор был заточен в темницу из сильного ливня, темных туч и тонких зигзагов молний. В большой зале сидели все обитатели дома. Леди Аннабет расположилась перед весело потрескивающим камином, накрыв колени мягкой шалью и полностью погрузившись в чтение книги. В тонкой радужке ее очков отражался огонь. Леви и Люси сидели рядом, на французской софе из вишневого дерева. Мисс МакГарден вышивала пионы, в то время, как ее подруга перечитывала сонеты Шекспира. По комнате разносилось дивное звучание фортепьяно: Лисанна отдавалась музыке в усладу леди Аннабет и восхищенно слушающих сестру Мираджейн и Эльфмана. Дворецкий чинно стоял у двери, следя за тем, чтобы господам было удобно. Из кухни доносился смех: служанки и лакеи решили устроить какую-то игру. — Птенчик, — прервала уютную тишину леди Аннабет, отложив от себя книгу и обратив свое внимание на внучку, — ты знакома с господином по фамилии Фернандес? Люси прикрыла книгу, удивленно посмотрев на бабушку. — Я знакома с хорошим другом отца. Джеймсом Фернандесом, с которым мне доводилось встречаться один единственный раз. — А знаком ли тебе некто по имени Джерар Фернандес? — Нет, бабушка, — ответила Люси, не понимая, к чему был этот разговор. — Чем вызван твой интерес? Леди Аннабет тяжело вздохнула, вперив взгляд в полыхания огня. — Джудо прислал мне письмо, в котором уведомил о том, что поместье посетит некто Джерар Фернандес, который желает поохотиться на фазанов в здешних местах. — И в чем же проблема? Леди Аннабет неопределенно взмахнула рукой. На лице ее читалась глубокое раздумье, которым, по повисшему молчанию, она не желала с ними делиться. Люси посмотрела в окно. По стеклу нещадно бил дождь, и в ближайшие часы он не собирался прекращаться. В висевшем же над камином зеркале в залы дворца проникал яркий солнечный свет и до ушей доносились отзвуки птичьего пения. Невольно мысли унеслись в сторону скрытого под бархатным навесом зеркала и нового знакомого, который мог скрасить серость дождливого дня ярким солнцем в королевстве и интересными историями, которыми он взял за привычку с ней делиться. Книга была забыта на софе. Леви удивленно проводила удаляющуюся фигуру подруги.***
На чердаке звуки дождя были слышны еще сильней, чем в гостиной. Здесь они смешивались в причудливую мелодию с тиканьем часов, которые стояли возле окна, и Люси медленно прошла к зеркалу, знакомым движением отдернув бархатный балдахин. Повеяло теплом. В одинокую башню проникал яркий солнечный свет и легкий ветерок, колыхавший шелковые ткани на полу, и Люси печально проводила взглядом пушистые облака на бескрайнем голубом небе, как никогда чувствуя контраст между их мирами. Нацу сидел на полу в своей обычной форме, что-то увлечено рисуя на пергаменте. И все было обычно, кроме внезапного гостя в покоях дракона — кота с гладкой голубой шерсткой и белоснежными крыльями, перья на которых чутко трепыхались от порывов ветра. Кот что-то шептал, указывая лапкой на пергамент, и это настолько поразило Люси, что она не сдержала удивленного возгласа. Дракон и кот резко подняли глаза, и от Люси не укрылось то, как Нацу резко закрыл содержимое пергамента. — О, Люси! — воскликнул дракон, улыбнувшись. — Хэппи, я рассказывал тебе о Люси. Люси, это Хэппи. Мой лучший друг, соратник и по совместительству иксид. На последних словах все внимание девушки тут же было обращено на кота. Она читала об иксидах — волшебных существах, которые умели говорить и летать, а также, но очень редко, принимать человеческую форму. Представший же перед ее взором иксид был большим котом с длинным гибким хвостом, широкой улыбкой и детским озорством в глазах. — Приятно познакомиться, Луиджи! — голос у Хэппи был высоким, точно детским. Люси удивленно перевела взгляд на Нацу, мягко поправив. — Я Люси. Нацу нахмурился, толкнув друга в бок. — Я же тебе говорил, что она Люси, — пробурчал он. — Ты два часа вспоминал ее имя, — невозмутимо пропищал кот, посмотрев на девушку, и, прикрыв лапками рот, словно по секрету, прошептал: — Три пергамента исписал! — Не правда! — запротестовал дракон, обиженно скрестив руки, и в этот самый момент он был похож на ребенка, которому не дали пастилу. Это сравнение вызвало в девушке теплую улыбку. Порой и смертоносный дракон может быть так похож на обычного человека. Иксид что-то тихо пропищал, и по лицу дракона поползли алые пятна. Люси же тем временем внимательно осмотрела комнату. Десятки пергаментов со странными схемами, чернильницы и несколько сломанных перьев пактиса (это были большие птицы с ярким оперением, похожим на оперение павлинов в мире людей), а потом вновь вернула все свое внимание на иксида, и вопрос тут же сформировался у нее в голове: — Разве тебе разрешены посетители? Нацу, что-то до этого бурчавший коту, замолк и спокойно пожал плечами. — Нет. Но что неизвестно Акнологии, ему не повредит. — Разве тебя не охраняют? — спросила Люси, удивленная тем фактом, что к такому важному узнику так легко было пробраться. Нацу вздохнул, начав убирать разбросанные пергаменты. — Охраняют, но в последнее время не так тщательно. — У Акнологии развилась паранойя, — пояснил Хэппи на вопросительный взгляд девушки, летая по комнате и помогая другу. — Практически вся стража теперь занимается охраной его королевского величества. Люси посмотрела на видневшуюся из окна клетку, которая окружала башню. Прутья были толстыми, но насколько она была наслышана о силе драконов, она не должна была быть преградой для Нацу. Почему же он до сих пор здесь? — Потому что, — ответил дракон, и Люси с удивлением поняла, что произнесла свой вопрос вслух, — башню окружает не только клетка, но и древняя магия. Поэтому Акнология особо и не переживает за мою сохранность. Он прекрасно понимает, что мой побег бессмыслен, и я не совершу подобную глупость. Хэппи сел на плечо друга, сложив за спиной крылья. — А для иксидов эта магия безвредна, поэтому я спокойно могу прилетать сюда. — Это несправедливо, держать тебя здесь, — прошептала девушка, чувствуя тоску за этого дракона, которому пришлось расти в одиночестве башни. Оторванному от дома, лишенного всех кровных связей. — Жизнь вообще, — Нацу посмотрел в глаза Люси, — несправедливая штука. И в этом взгляде было что-то такое, что девушка охарактеризовала бы как… борьбу. Словно юноша перед ней боролся с этой печальной аксиомой. И Люси, наконец, смогла понять, каким был по натуре Нацу Драгнил. Бойцом, сражающимся за справедливость, а не пленником, смирившимся со своим заточением. — Кхем, — прервал затянувшееся молчание Хэппи, смерив их странным нечитаемым взглядом. Нацу засуетился, а Люси посмотрела в сторону. — Ох, у вас дождь! — перевел тему дракон. — А у нас дожди придут только через год, и будут лить ровно сто лун. Кстати… Люси стала частым гостем на чердаке, подолгу засиживаясь перед зеркалом, погруженная в увлекательные разговоры с драконом Алого дома. Нацу не был избалован общением, и эти часы, проведенные с человеком по ту сторону зеркала, он воспринимал, как подарки судьбы. Для Люси, которая была очарована миром драконов с самого детства, общение с Нацу предстало новым захватывающим опытом. Несмотря на то, что дракон был практически всю свою жизнь изолирован от остального мира, он был интересным собеседником. Нацу часами мог рассказывать о литературе и живописи, зачитывая ей целые поэмы из книг, стоявших на стеллажах. — А что мне еще было делать в одиночестве? — спросил однажды Нацу. — Единственным развлечением всегда были книги… Мне суждено было занять трон и защищать королевство, а я за всю свою жизнь так и не участвовал ни в одном настоящем бою. В какой-то момент Люси поймала себя на мысли, что Нацу перестал интересовать ее только как дракон и лишенный семьи принц. В какой-то момент, смотря за дурачащимися Нацу и Хэппи, слушая рассуждения Нацу о двух мирах и различиях в их культурах, возмущенно отчитывая его за несбалансированный рацион, Люси поняла, что Нацу стал для нее другом. Не Нацу Драгнилом из Алого дома, величественным драконом с учебников истории, а другом Нацу, который не умел аккуратно есть, часто подшучивал над ней и рассказывал удивительные, волшебные истории, которые хотелось слушать вновь и вновь. Это осознание разлилось теплым ручьем у нее в душе и поселило мягкую улыбку, когда она поняла это. Она сидела возле окна. Луна сияла ярким диском на ночном небосводе. Это место давно не видело настолько ярких звезд.***
25 ноября. 1802 г. С приходом холодов в Корнуолл жизнь в поместье заметно поутихла, и единственным знаменательным событием средь серых будней стал приезд Джерара Фернандеса, о котором отец Люси сообщил еще в начале октября. Это был высокий статный джентльмен со светлой кожей и яркими и пронзительными синими глазами. Он легко соскочил с прекрасного шотландского скакуна, несмотря на теплое с меховой отделкой пальто, и галантно поцеловал руки леди Аннабет и Люси, чем вызвал хорошее впечатление у пожилой женщины. Джерар был старшим и единственным сыном маркиза Фернандеса и, как слышала Люси, завидным женихом во всем королевстве. В его распоряжении было отменное поместье в Эссексе и пятнадцать тысяч годового дохода, что уже было достаточным для очереди из юных девиц, желавших заполучить обеспеченное будущее. Люси, которая не считала нужным следить за завидными женихами, все это узнала из уст Леви. — Он приезжал на прием у Эвклифов, — прошептала она ей. — Сестры Колона чуть не подрались за возможность станцевать с ним первый танец. На Люси господин Фернандес произвел положительное впечатление. Он был умен и остроумен, но не имел того жеманного нахальства, присущего его окружению, и это сразу способствовало его расположению к себе. Джерар хорошо разбирался в лошадях, музыке и живописи и был интересным собеседником. И заточенная из-за приближающейся зимы в поместье Люси была рада новому знакомому, который порой скрашивал ее вечера, когда она не проводила время за вышивкой с Леви или традиционными разговорами с Нацу на чердаке. — Так этот Джерар, значит, завидный жених? — спросил дракон в один из таких разговоров. Люси, разглядывавшая в отражении зеркала привезенное Джераром в подарок дивной красоты платье из нежно-розового газа, удивленно посмотрела на Нацу. — Из всего моего рассказа ты услышал только это? Старательно начищавший свои когти дракон неопределенно пожал плечами, не поднимая глаз. — Ну, не похоже, что этот Фернандес приехал только на виды посмотреть, — пробурчал он. — Ты ведь понимаешь это? Люси фыркнула. — Конечно, я это понимаю. Отец явно желает моей свадьбы с маркизом. — И что же ты, не против? — спросил Нацу, наконец, посмотрев в глаза Люси. — Я не желаю выходить замуж, — спокойно проговорила девушка. — Пока не встречу достойного человека. Достоин ли господин Фернандес? Я не могу сказать после недели знакомства. Время покажет. На этом данная тема была закрыта. В то же время Люси начала все чаще замечать, что дракон что-то от нее скрывал. Количество исписанного пергамента с каждым разом становилось все больше, а сам он порой терялся в собственным мыслях, подолгу молча и не отводя взгляда от одной точки. Причины такого поведения он не раскрывал, но Люси не была слепа, и тихие перешептывания Нацу и Хэппи, похожие на совещания, появляющиеся в башне новые предметы, неизвестного предназначения, и волнение, которое источал дракон, наводило ее на определенные мысли. И эти мысли не способствовали ее спокойствию. Люси понимала, что не имела права вмешиваться в жизнь Нацу, но любая, даже вскользь промелькнувшая мысль об опасности, подстерегавшей его и замысел, который он вынашивал, каким бы он ни был, вызывала в ней страх, граничащий с паникой. Что мог задумать дракон, столько лет заточенный взаперти? Какие безумные мысли могли посещать его наедине с самим собой и своим одиночеством? Люси начинала бояться того, что Нацу шел по пути «мне нечего терять», и она по-настоящему боялась того, что этот путь не имел счастливого конца. В Корнуолл пришел первый снег. Люси чувствовала, что с первым снегом что-то внутри нее начало зацветать. Но что, она не могла сказать даже самой себе.***
20 декабря. 1802 г. Перед Сочельником Луценс Кор превратился в настоящую рождественскую сказку. Люси с улыбкой смотрела на высокую ель в гостиной с крупными искусно расписанными шарами и веточками омелы, развешенными по всему дому. Аромат хвои и спелых мандаринов окутал дом, и Люси с замиранием сердца ожидала прихода праздника. Однажды, во время традиционной полуденной прогулки по заснеженным просторам парка в компании Джерара и чуть-чуть отстававшей Леви (которая не желала им мешать), Люси решила задать вопрос, который давно терзал ее. Несмотря на то, что намерения приезда мистера Фернандеса были понятны с самого начала, он не проявлял никаких попыток сблизиться с ней, остаться наедине или завести разговора о замужестве. — Я, как и вы, не склоняюсь к браку, — ответил на ее вопрос Джерар, вышагивая по хрустящему слепяще-белому снегу. Люси, удивленная этим заявлением, выдохнула, чувствуя легкое морозное покалывание на щеках. — Зачем же вы тогда приехали в Луценс Кор? — Я не скрою, что намерение нашего брака было решением наших семей, — с улыбкой проговорил Джерар. — Мой отец вырвал меня с моего путешествия по Южной Америке ради приезда в Корнуолл и знакомства с вами. Но если вы спросите меня, я не желаю жениться. По крайней мере, по велению отца, — он повернул в ее сторону голову, и в ярких синих глазах плескалось тепло, которое Люси могла бы охарактеризовать как братская нежность. В груди отзвуком пронеслось ответное чувство, в то время, как Джерар, устремив взгляд в бескрайнее голубое небо, мечтательно прошептал слова, которые надолго отпечатались в ее памяти: — Можете считать меня глупцом, миледи, но я из числа тех романтиков, которые безнадежно уверены, что настоящая любовь существует. А я пока свою еще не нашел. Между ними повисла уютная тишина. Наверняка, в большом свете их мысли вызвали бы волну возмущения, но Люси была рада, что смогла найти истинного единомышленника. И в какой-то момент она поняла, что даже если бы Джерар не был бы против этого брака, несмотря на все достоинства маркиза… Она бы ответила отказом, как бы не настаивал ее отец и не осуждало ее окружение. Она его не любила. Внутри нее что-то цвело. Что-то, напоминающее зелень лесной травы, цветки сакуры и ярко-алые цветы пионов. Что-то, что она еще не в силах была признать. — Что же вы собираетесь сказать вашему отцу? — спросила спустя какое-то время Люси. Джерар беззаботно пожал плечами, галантно подав ей руку, помогая поднять на небольшую возвышенность. Отсюда открывался прекрасный вид на покрытый снежной шапкой хвойный лес и сияющий, подобно миллионам бриллиантов, нетронутый снег. — Я не хочу об этом думать, — проговорил он. — По крайней мере, не сейчас. Это была первая настолько снежная зима. В эту зиму Люси поняла, смотря за белоснежными пейзажами из округлого окна чердака, что единственный человек, с которым она хотела бы разделить эти моменты, был по ту сторону зеркала. В эту зиму она впервые почувствовала себя настолько одинокой.***
6 июля. 1803 г. Время бежало с неумолимой скоростью. Лишь вчера, казалось, она танцевала под звуки фортепьяно в Рождество, а уже сейчас наслаждалась вновь распустившейся зеленью и вступившим в свои права летом. Казалось, эти несколько месяцев были самыми спокойными в жизни Люси, наполненными звучанием скрипки в умелых руках Джерара, ставшим родным смехом служанок и мягким голосом бабушки, декламирующим вслух особо полюбившиеся отрывки из книг. Ароматной выпечкой Мираджейн, которая каждое воскресенье подавала к столу новые рецепты, удивляя господ разнообразием вкусов, шуршанием страниц в руках Леви и музицированием Лисанны. За практически год в Луценс Кор Люси привыкла к этому месту. К туманным пейзажам и раскидистой зелени. К залам дворца и горделиво молчавшим драконам. Но самое главное, к маленькой тайне — большому зеркалу, в котором отражалась одинокая башня, заточенная в клетку. К одному единственному дракону, ставшим истинным другом и товарищем. Люси не могла представить своей жизни без общества Нацу Драгнила. Так, медленно, шаг за шагом, приходя в пустующий чердак, Люси впускала в себя ростки, которые овили ее сердце и глубоко пустили корни. И уже сейчас она могла признать, только себе в тиши своей комнаты, перед самым сном, когда даже духи не могли услышать ее, что, кажется… — Я влюбилась. Это знание не стало для нее неожиданностью. Как только она поняла это, все встало на свои места, и казалось, она знала это всегда, просто тщательно старалась уберечь себя от новых волнений. А причины для волнений были. С каждым днем Нацу отдалялся. Он закрывался в себе, и Люси уже не могла сказать точно, в чем была причина, хоть все подсказки уже давно были разложены у нее в голове. Нужно было лишь соединить точки, чтобы получить ответ. Однако, Люси боялась его. Боялась всей душой. Боялась понять замысел Нацу. Боялась услышать эти слова из его уст. Боялась потом его потерять. В один из вечеров Джерар изрек мудрую мысль: — Вы задумывались, Люси, как человек старательно пытается отрицать свои проблемы. Только тогда, когда они стучатся в самые окна, только тогда он снимает повязку с глаз, крича то, что его никто не предупредил, но уже поздно. Скинь он эту повязку чуть раньше… Что ж, возможно, все сложилось бы иначе. Но история не терпит сослагательного наклонения. И если Люси не смогла бы сейчас вспомнить предмета того разговора, саму фразу она запомнила надолго, и еще много ночей после, лежа в постели, она вспоминала ее, с удивлением понимая, что она и была тем слепцом, не желавшим становиться зрячим. Только потому, что боялась того, что может увидеть. Шестого июля Люси, не зная, почему, с самого утра чувствовала подступавшую к сердцу тревогу. На небе собирались густые тучи, обещавшие сильный ливень. Эльфман загонял в конюшню скакунов, а Венди и Шерия закрывали теплицы в саду. Люси не понимала причин своей тревоги, но сердце, кажется, предчувствовало что-то. — Для вас письмо, милорд, — проговорил вошедший в столовую Фрид, подав завтракавшему Джерару письмо. Люси не чувствовала аппетита, лишь пригубив стакан с водой. Леди Аннабет обеспокоено смотрела за внучкой, которая не притронулась к завтраку, но ничего не сказала. В открытые окна гостиной проникал свежий ветер, который нес с собой аромат грозы. Люси смотрела на идущие с горизонта тучи, и в ее голове была лишь одна мысль: «Грядет буря». — Отец шлет вам привет, миледи, — с улыбкой сказал Джерар, обращаясь к пожилой женщине. Люси перевела на него взгляд ровно в тот момент, когда улыбка на его лице потухла. Нехорошая тень пробежала в его глазах, и тонкая морщинка залегла между бровями. На одно мгновение, всего лишь на одно, он посмотрел в ее глаза, и Люси почувствовала, что первые удары грома прогремели. Не на небе, а здесь, внутри поместья. — Простите. Люси резко встала, удалившись из столовой. Сейчас ей хотелось только одного — оказаться на чердаке, напротив зеркала, услышать мягкий голос Нацу, который смог бы успокоить ее, который сказал бы ей, что все ее переживания лишь глупость. Она не могла сказать, что было в письме, пришедшем Джерару, но это что-то съедало ее изнутри, не давая возможности здраво мыслить. И она хотела как можно быстрее оказаться в своем убежище. В безопасности. Рядом с Нацу. — Люси, постойте! — окликнул ее Джерар, когда она поднялась на второй этаж. Он запыхался. В руках он держал письмо, а в глазах его читалось столько эмоций, что Люси не могла разгадать ни одну. — Вы что-то хотели? Голос Люси прозвучал на удивление спокойно, хоть внутри нее бушевал ураган. Джерар на секунду замялся, повертев в руках письмо, но тут же взял себя в руки, уверенно встретившись с ней взглядом. — Я хотел бы попросить вас составить мне компанию. В саду. Вдали от посторонних глаз и ушей. Все нутро Люси молило ее развернуться и продолжить намеченный путь к Нацу, но взгляд Джерара, молящий и практически отчаявшийся, заглушил голос ее сердца. — Конечно. Не вижу причин вам отказать. Джерар судорожно выдохнул, сжав руки в кулак. Письмо неаккуратно смялось. На улице было прохладно, и Люси плотней укуталась в свою шаль. В пруду мерно плавали утки, а от каждого раската грома по водной глади шла рябь. Люси с замиранием сердца ждала речи мужчины, втайне уже понимая, о чем она пойдет. Джерар шел чуть впереди, судорожно сжимая руки. Казалось, все в его фигуре источало напряжение. И это напряжение передавалось ей. — Люси, — Джерар резко развернулся, встретившись с ней взглядом. И в этом взгляде полыхала решимость. — Да? — Вы помните наш разговор о браке? — Насколько я помню, ваше мнение было о нем категорически отрицательным, — спокойно проговорила девушка, чувствуя внутреннюю дрожь. — А помните ли вы свой вопрос о том, что я буду делать, когда терпение моего отца закончится и он потребует немедленной свадьбы? Взгляд Люси заскользил по белому листу бумаги. Еще когда Джерар не вскрыл конверт, она уже, кажется, догадывалась. — Да, конечно, — прошептала она, подняв голову. — И что же вы решили? По саду вновь прошелся раскат грома, и несколько капель дождя упали на лицо. Но ни он, ни она не обратили на это ровным счетом никакого внимания. Джерар смотрел в ее глаза, печально и отрешенно. В нем не было любви, и он, казалось, пытался найти в ней хоть что-то, что вызвало бы в нем хоть капельку той страсти, которая именуется этим чувством. Но взгляд его продолжал быть наполнен только братской любовью. Непорочной, тихой и нежной, словно шепот осеннего ветра, который умел дарить лишь заботу. Наконец, Джерар медленно упал на одно колено, аккуратно схватив ее ладони. С непроглядно-серого неба ливнем полился дождь. Люси чувствовала, как намокает ее платье и шаль. Она чувствовала мокрую ткань, прилипшие к щекам волосы и горячие капли слез, которые скатывались по ее лицу. Она чувствовала, как сердце разрывалось на куски, когда Джерар, перекрывая гром, сказал: — Люси Хартфилия, предоставите ли вы мне честь стать моей женой? Люси резко замотала головой, не вырывая рук. Она мотала головой изо всех сил, и рыдания, громкие и надрывные, вырывались из ее горла, не желая прекращаться. Она не хотела чувствовать это. Она не хотела отвечать и не хотела, чтобы этот момент наступал. Единственным ее желание было разрушить границы двух миров и почувствовать теплые объятья Нацу. Джерар встал с колен. Его темные волосы прилипли ко лбу и, казалось, он сам плакал. Он крепко сжал ее плечи, встряхнув и заставив посмотреть в его глаза. Голос его звучал уверенно, хоть, она чувствовала, крупная дрожь сотрясала и его. — Послушайте, Люси, согласитесь. Согласитесь, и вы получите самого понимающего вас мужа. Если вы откажете, ваш отец выберет другого или заставит силой. В наш век, как бы это печально ни было, у вас нет права выбирать. Я… Я не посмею тронуть вас. Я буду лишь вашим другом и братом. Согласитесь, Люси, и я куплю поместье рядом с этим. Согласитесь, и вы сможете приезжать сюда, когда вашей душе будет угодно. Если бы это было возможно, я бы позволил вам забрать то зеркало, у которого вы проводите столько времени, — Люси ошарашенно раскрыла глаза, но Джерар не обратил на это внимания, продолжив чуть тише. — Я искренне рад за вас. Вы нашли свою истинную любовь, и это печальный злой рок, что вы не можете быть со своим избранником. Но вы можете отдать свою руку мне, в то время, как сердце я оставлю в вашем распоряжении. Дождь хлестал сильным потоком, но Люси не чувствовала его. Она чувствовала лишь крепкие руки Джерара на своих плечах и засасывающую душу пустоту где-то между ребер. Она чувствовала, как падала в бескрайнюю пропасть, и единственное, что не давало ей разбиться — Нацу. Образ Нацу, высеченный на ее сердце. Нацу, такой далекий и нереальный, что Люси разрыдалась пуще прежнего, уткнувшись лицом в плечо Джерара. — Я боюсь, Джерар, — прокричала девушка, до боли сжав руки мужчины, но он только крепче прижал ее к себе, позволяя выговориться. — Я так боюсь, что никогда не смогу его коснуться или обнять. Я так боюсь, что он навсегда останется лишь отражением в зеркале, и я так боюсь будущего без него, — Люси всхлипнула, чуть тише добавив: — Я ведь так его люблю. — А ему ты об этом говорила? — шепотом спросил Джерар куда-то ей над ухом. Люси отстранилась, встретившись с ним взглядом. Дождь и слезы размывали его лицо, но она могла увидеть мягкую улыбку и сияющие теплотой глаза. — Нет, — выдохнула она. — Люси, — он убрал мокрую прядь с ее лица, — настоящая любовь приходит не ко всем. Не всем дано познать ее пьянящий вкус и боль, которую она приносит. Нельзя размениваться этим, словно это ничего не значит. Ты должна схватить свой шанс за хвост и сказать ему это. Сказать все, что ты чувствуешь, ведь, я уверен, он чувствует то же самое. И эти слова стали для нее толчком. Она рванула в сторону дома, не обращая внимания ни на ливень, ни на неподобающий вид. Имело значение лишь зеркало, дракон по ту его сторону и слова, готовые сорваться с губ. Сердце с силой билось о ребра. Предчувствие, склизкое и навязчивое, становилось только сильней. В голове поселилась ужасная мысль, что она может опоздать, и ее бег стал только быстрей, хоть она и не могла понять, что могло ей помешать. Но сердце торопило, и она гналась, слушая его зов. На чердаке звук ливня был приглушен. Мокрая шаль упала на пол. Люси медленно прошла к зеркалу. Настолько же медленно, насколько она торопилась сюда. Сейчас, смотря на алый бархат, скрывавший зеркало от посторонних глаз, девушка почувствовала парадоксальный страх. Страх, что комната в отражении может оказаться пустой, потому что, Люси знала, Нацу готовил побег. Все это время, с самого момента их знакомства. Погруженный в схемы и непонятные послания, в тихие разговоры с Хэппи и мысли внутри себя. Люси не была слепа, и жажда жизни в глазах дракона была сильнее всего, чего он хотел. Но она не могла вечно бояться, и, решительно шагнув вперед, она скинула шаль на пол. Парад пылинок взметнулся вверх. Люси облегченно упала на колени, прикрыв рот ладонью, пытаясь сдержать вновь начавшиеся рыдания. Нацу привычно восседал на бархатных подушках, читая какую-то книгу. Он был здесь. Он не ушел, и все страхи отступили, как только она встретилась взглядом с глазами, наполненными лесной зеленью. Нацу, увидевший состояние Люси, тут же отбросил книгу, ринувшись к зеркалу. — Что случилось? Люси отрицательно мотнула головой, не находя пока в себе сил ответить. Слишком много сил забрали у нее волнения и страхи. — Тебя кто-то обидел?! — не унимался Нацу. Люси улыбнулась, чувствуя горячие слезы на щеках. Мокрый подол платья оставлял разводы; кожа покрылась мурашками, и только сейчас она заметила, насколько продрогла. Собрав оставшиеся у нее силы, Люси медленно придвинулась к зеркалу, не отрывая своего взгляда от глаз Нацу. Все, чего она хотела, это лишь оказаться как можно ближе к нему. Нацу, все еще обеспокоенный и напуганный, смотрел за тем, как девушка, промокшая и озябшая, подползала к зеркалу на коленях, протягивая в его сторону бледную и дрожащую руку. В какой-то момент она коснулась холодной поверхности зеркала. Несколько капель скатилось по зеркальной поверхности, а Нацу, ведомый собственным чувством, коснулся зеркала со своей стороны, и в том месте, где они оба должны были почувствовать тепло чужой ладони, был лишь зеркальный холод, и несколько прозрачных капель скатилось из глаз Люси. — Я… — она не находила в себе сил. Рыдания сдавливали горло, не позволяя вымолвить ни слова, но глаза Нацу, такие теплые и родные, в которых плескался вопрос, давали ей силу. Ведь она не могла оставить его без ответа. — Я люблю тебя. И в этот момент она видела, как что-то вспыхнуло и тут же погасло в глазах дракона. Ладонь по ту сторону стекла чуть сжалась, словно в желании схватить ее, и гибкий чешуйчатый хвост медленно двинулся в ее сторону, коснувшись зеркала. И хоть Люси не чувствовала чужого тепла, что-то разлилось внутри нее. Что-то горячее и согревающее. Нацу посмотрел на свой хвост, и грустная улыбка поселилась на его губах. — Я даже не могу поцеловать тебя, — прошептал он, в то время, как кончик его хвоста печально скребся по зеркалу. Крохотный лучик света вспыхнул в сердце Люси. — Так ты? .. — Конечно, — улыбнулся Нацу, встретившись с ней взглядом. И в этот момент, не смотря на физические границы, они были близки друг к другу, и на одно единственное мгновение, когда Нацу шептал такие заветные слова, она могла поклясться, что чувствовала тепло чужой ладони, хоть это и было плодом ее фантазии. — Я тоже тебя люблю. Они так и уснули, под звуки дождя в двух мирах, под тихое дыхание друг друга, не отнимая ладоней от зеркал, не желая покидать друг друга. Под тихое согласие Нацу, когда Люси шепотом рассказала о предложении Джерара. Под мерное сердцебиение друг друга. Убаюканные стуком капель дождя и теплом от признаний. На утро покои Нацу пустовали. 7 июля 1803 года он решил вырвать себе свободу, и Люси смотрела на стелящиеся по полу шелка, золотые блюда и покрытое тучами небо. Рука медленно соскользнула с поверхности зеркала. Сердце знакомо защемило.***
23 июля 1803 г. — То, что ты смотришь целыми днями в зеркала, ничего не изменит, — прошептал Джерар, мягко коснувшись ее плеч. — Леди Аннабет сказала, что ты опять не позавтракала. Люси не нашла что ответить. На самом деле, ей было все равно. В эти дождливые дни после исчезновения Нацу, единственное, что ее интересовало — отражения в залах дворца, любая зацепка или волнения, которые могли бы дать ей подсказку об его местонахождении. И в последнее время драконы действительно выказывали больше волнений, чем когда-либо до этого. Одним глазом, лишь однажды, Люси смогла лицезреть короля драконов, который впервые за все ее пребывание в поместье вышел из своих покоев. Хэппи был прав. Акнология стал подозрителен. Люси не раз видела портреты короля драконов, но воочию это зрелище невозможно было описать. Казалось, он был огромен, настолько раскидистыми были его черные, точно мгла, крылья. Хвост его гибкой змеей следовал за ним; волосы его были белоснежней снега, а взгляд суров и безжалостен. Каждое его движение дышало скрытой мощью, и видя этого огромного, закаленного в тысячах боях воина, Люси хотелось закричать. Ведь Нацу не мог ему противостоять! Ведь слабый, заточенный всю свою жизнь в темнице дракон, не мог пойти против этого безжалостного зверя! А ведь именно это он собирался сделать. Иначе и быть не могло… Отчаяние, тяжкое и всепоглощающее, овило ее душу, не позволяя сдвинуться с места, и несколько дней к ряду она смотрела немигающим взглядом в многочисленные зеркала поместья, молясь, чтобы тихие коридоры оставались тихими, а Нацу, пусть даже если им не суждено было бы увидеться вновь, сбежал куда-нибудь далеко-далеко, где Акнология не смог бы его найти. Но вопреки ее желаниям, с каждым днем Изумрудный дворец наполнялся все большим числом драконов, и в общем гуле голосов она различала колющие по сердцу слова. «Сбежавший принц», «опасность»… «война». Это было ужасное слово. Оно несло за собой другое слово, холодящее все закоулки души. Смерть. И самое ужасное, что Люси была лишь сторонним наблюдателем, которая не могла сделать абсолютно ничего. Не потому что не хотела, а потому что не могла. Границы между мирами позволяли лишь смотреть, но не участвовать. Именно поэтому драконы во дворце перестали обращать внимание на людей за зеркалом, говоря громко и четко, ругаясь и споря. В воздухе витал запах перемен. Только Люси не знала, были ли они к лучшему. Подумав об этом, девушка провела кончиком пальцев по обручальному кольцу. Простому, но изящному, с аккуратным небольшим бриллиантом. Кольцо было невесомым, но Люси казалось, что оно давило непосильным грузом. Их свадьба была назначена на сентябрь. Отец уже прислал ей письмо с выказанным желанием об ее возвращении в Лондон, для приготовлений, но Джерар, понимавший состояние невесты, отсрочил их приезд насколько смог. И Люси была ему за это благодарна, в который раз задавая вопрос небесам, за что они послали ей такого понимающего друга. Который ради нее решил сломать свою жизнь… Люси обернулась, встретившись взглядом с источавшим беспокойство Джераром. В который раз она задала себе вопрос, почему он пошел на это? Почему он решил ей помочь во вред себе, своим принципам, лишая себя возможности осуществить свою мечту — провести жизнь с человеком, которого бы он любил. И в который раз она спросила себя, не было ли так эгоистично с ее стороны соглашаться, обрекая Джерара на вечность с ней? — Не думайте об этом, миледи, — проговорил он, и когда ее глаза удивленно расширились, он только улыбнулся. — На твоем лице все написано. — Я боюсь, Джерар… — Я понимаю, — кивнул он. — И я хочу знать, что мое решение было сугубо моим. Я как-то уже говорил тебе, что являюсь тем редким глупцом, хотя, я бы назвал себя счастливчиком, который не потерял веру в искреннее чувство, — Джерар сел напротив нее, подперев рукой подбородок, и взгляд его стал мечтательным, как у поэта, нашедшего свою Музу. — Однажды, гуляя по коридорам этого поместья, я набрел на небольшой чердак, и я бы так и прошел мимо него, но вдруг, о чудо, я услышал тихие голоса. Скажу честно, я до сих пор стыжусь своего следующего поступка. Я вошел, как можно тише, чтобы не выдать свое присутствие, конечно, и увидел удивительную картину. Возле большого, от самого пола и до потолка, зеркала, сидела девушка. На ней было воздушное белое платье, в дивных золотых локонах отражались редкие в этих местах лучи солнца. Девушка эта разговаривала с драконом, который отражался в зеркальной поверхности. Дракон этот был статен, красив, хоть и лишен некоторых манер, но… по-своему очарователен. Они были настолько погружены в свою беседу, что не замечали ничего, что происходило вокруг них. Казалось, если бы началась война, они и тогда бы не пошевелились, продолжая смотреть друг другу в глаза. Только это для них имело тогда истинное значение. Я стоял в своем укрытие в виде большого платяного шкафа, и понял все в тот же час. Любовь, которую я так отчаянно искал и не мог найти ни в одной прелестной даме, сколько бы земель я не объехал, была здесь. В этом маленьком чердаке, в отражении зеркала. В юной девушке и статном драконе, для которых не могло быть преград… Кроме зеркала, разделявшего их. Люси почувствовала, как горячие слезы подступали к глазам, с каждым сказанным Джераром словом. — Тогда, — продолжил он, мягко взяв в свои руки ее, — я пообещал себе, что сделаю все возможное, чтобы сохранить их сильное чувство. И, Люси, перестань корить себя за мои решения. Возможно, на моем пути не встретится та, которую я полюблю, но на смертном ложе, я не буду сожалеть ни о чем. Потому что я буду знать, что, по крайней мере, я смог стать проводником для чужой, настоящей и неподдельной любви… — Джерар… Неожиданно ее слова заглушили громкие крики из коридора. Люси и Джерар, не медля ринулись в сторону крика леди Аннабет. Она была в гостиной, сжимая в руках серебряный крестик, смотря немигающим взглядом в отражение тронного зала дворца драконов. Все было в огне. Тяжелые бархатные гобелены с сияющим изумрудным драконом, высокие колонны и мраморный пол. Огонь был повсюду. Ярко-красный, пожирающий все на своем пути. В тронном зале не было никого, кроме двоих, но даже это не мешало Люси слышать громкие крики, доносящиеся из-за стен дворца. Там шла ожесточенная битва. В тронном же зале, прямо на их глазах, идя по кругу, выслеживали друг друга два огромных дракона: один, черный, точно мгла, с изумрудным узором на раскидистых крыльях, второй — красный, точно кровь, с яркими и пронизывающими насквозь янтарными глазами. Люси узнала эти растрепанные длинные волосы, разметавшиеся по туловищу дракона. Это был Нацу. Сердце сжалось. Время замедлило свой ход, и был лишь тронный зал в отражении зеркальной поверхности. Был ужасающий король драконов. И был Нацу. С кровавой раной на боку, грязью и копотью на алой чешуе и вырывающимся из ноздрей дымом. Нацу, хромавший, но пытавшийся выглядеть сильным. Нацу, от вида которого Люси захотелось ринуться вперед, чтобы оказаться рядом, чтобы оградить от настигавшей его опасности. — Ты глупец, — разнесся громом голос Акнологии, и все в комнате вздрогнули от этого леденящего кровь звука. Изумрудные узоры на его крыльях становились ярче от каждого сказанного им слова. — Ты глупец, Нацу, раз решил сбежать из башни. Ты глупец, раз решил пойти против меня. Ты глупец, раз думаешь, что сможешь победить меня. Леди Аннабет сильнее сжала крестик у себя в руке. Джерар встал чуть ближе к Люси, в то время как она не могла оторвать взгляда от глаз алого дракона. И в краткий миг она поняла: Нацу не собирался сдаваться. Но самое главное, он и не собирался проигрывать. И в момент, когда она это поняла, в залу дворца с грохотом ворвались еще два дракона и маленький на фоне этих существ Хэппи. Драконы встали позади Нацу, расправив крылья и оскалив клыки. Стены дворца сотряслись от грохота. В арочных окнах промелькнула огромный меч и не менее огромная рука, сжимавшая его. В голове девушки пролетела мысль: «Великан?». — Это ты глупец, — проговорил Нацу, последовав примеру друзей и расправив крылья. Дракон, который мог беззаботно смеяться, рассуждать о совершенно глупых вещах с серьезным видом и вести себя подобно ребенку, сейчас предстал грозным зверем, внушавшим уважение и благоговение. Его сильное тело источало жар и силу, благородство и величие. У Люси перехватило дыхание, в то время, как Нацу сделал тяжелый шаг вперед, не обращая внимания на новый оглушающий грохот. — Это ты глупец, Акнология, раз решил, что я собираюсь сражаться с тобой в одиночку. В отличие от тебя я еще знаю значение слова «дружба». Позади Нацу стояли драконы и эльфы, гномы и кентавры. Позади дракона, сжимая в руках посохи, были готовые к бою волшебники и маленькие парящие в воздухе феи. Эта армия, объединенная волею одного единственного дракона, решительно стояла за спиной наследника престола, готовые сражаться за принадлежащий ему по праву рождения трон. В их глазах пылала решимость, коей не было в глазах Акнологии. И хоть король драконов был сильнее принца, он не был сильнее воли тысячей. Эта война была проиграна. Крестик леди Аннабет упал ей на грудь, когда она со стоявшими в глазах слезами, прошептала: — У него получилось. В дверях стояла прислуга, любопытно глазеющая в разворачивающееся в поверхности зеркала действо, но Люси не обращала ни на кого внимания. Ее взгляд был прикован к Нацу. К дракону, который победил. Но самое главное, он выжил. Остальное для нее не имело значения. Позже, вечером этого дня, она сидела у ставшего родным зеркала в тиши чердака, который, в эту самую ночь был окутан волшебной аурой победы. Люси сидела у самого зеркала, облокотившись о его холодную поверхность. С другой стороны, в таком же положении сидел Нацу. Их пальцы соприкасались, и хоть они чувствовали только гладкую поверхность зеркала, продолжали водить по нему. Если бы зеркало было теплым, возможно, на одно мгновение можно было представить, что между ними не было преград. — Когда ты уезжаешь? — разорвал уютную тишину мягкий голос Нацу. — Через три дня, — прошептала она. Казалось, любой лишний звук мог разбить эту ауру покоя, в которой Люси хотелось плыть вечно. — Я хотел бы познакомиться с ним. — Зачем? — Я должен знать, кому тебя отдаю… Люси открыла глаза, отстранившись от зеркала. Нацу не выглядел злым или раздраженным. На его лице печатью отражалась бесконечная, не идущая его молодому лицу усталость. — Ты ведь понимаешь, что все это всего лишь… — Фикция? — спросил Нацу, запустив руку в волосы. — Но, несмотря на это, я никогда не смогу быть к тебе настолько близко, насколько сможет он. Кто знает, к какому моменту живое тепло человеческого тела станет тебе ближе зеркального холода? Рука Люси соскользнула на колени, а взгляд заискрился искренним негодованием. — Вы можете не сомневаться в силе моих чувств, ваше величество, — процедила она сквозь зубы. — Я уверена в себе, и я уверена, что ни один человеческий мужчина, какими бы он достоинствами не обладал, не смог бы заменить мне вас. Возможно, для драконов это значит что-то другое, но люди, а тем более истинные леди, к коим я себя отношу, не разбрасываются словами о настоящей любви. И если у вас до сих пор возникают сомнения, то я повторю еще раз, и буду повторять столько, сколько потребуется, чтобы вы перестали волновать себя подобными мыслями, — Люси вновь положила руку на зеркало, туда, где отражалось родное лицо, и мягкая улыбка поселилась на ее губах, когда она твердо прошептала: — Я люблю тебя, Нацу. И ни Джерар, ни кто-либо другой никогда не станет властителем моего сердца. Оно давно отдано тебе. Нацу ошеломленно смотрел за ее эмоциональной речью, и что-то промелькнуло в его глазах. Люси бы сказала, что это было понимание. Его губы растянулись в мягкой улыбке. Он придвинулся к зеркалу вплотную, прижавшись лбом к нему, и в этот момент он казался невероятно близким, что Люси не сдержалась, и повторила его действие. Их глаза были друг напротив друга. Они смотрели в глубины чужих глаз, ведя немой диалог, и в этом взгляде было больше, чем кто-либо из них мог произнести вслух. Наконец, спустя минуты, а, возможно, часы, Нацу прошептал: — Я тоже тебя люблю. И именно поэтому… Прости, что завел этот разговор. Я должен был удостовериться, что твои чувства настолько же сильны, насколько и мои. — Ничего, — улыбнулась девушка, не отрывая взгляда от его глаз. Приятное тепло разлилось по телу, но что-то в тоне Нацу заставило поселиться беспокойству под самым сердцем. — Ты что-то задумал? Дракон прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Ночное небо над драконьей столицей было затянуто тучами. Люси и забыла, что дождь в королевстве должен был длиться сто лун… — Я хочу отказаться от долголетия драконов, — раздался его тихий шепот, и сердце Люси пропустило удар, — чтобы иметь возможность состариться вместе с тобой. — Нет! — тут же воскликнула она, отчаянно схватившись за края зеркала. – Нет! Ты не посмеешь! — Я хочу этого, — прошептал он, не изменившись в лице. Казалось, он ожидал подобной реакции, но не собирался отступать. — Я хочу встретить с тобой старость. Хочу видеть, как ты взрослеешь и взрослеть самому, а не оставаться ребенком, в то время, как в твоих глазах начнет появляться мудрость старости. Я хочу прожить одну короткую человеческую жизнь с тобой, а не длинную жизнь дракона, большую часть которой я проведу без тебя. Эти слова отозвались щемящей тоской в груди. Люси не могла поверить, до сих пор, после всего, что произошло, она до сих пор не могла поверить, что юноша по ту сторону зеркала, в которого она влюбилась так внезапно и сильно, любил и ее. Это знание стало для нее неожиданностью, но в ту же секунду в голове пролетела мысль, что она знала это всегда. Она чувствовала всем своим нутром, что он любил ее, и сомневаться в этом она не имела права. — Разве это возможно? — наконец, спустя время, спросила она, расслабившись. — В моем мире существуют великаны и русалки, — усмехнулся Нацу. — Конечно, это возможно. Ее интересовало только одно: — Ты действительно этого хочешь? Люси уже сдалась. В глазах дракона была решимость, такая же, как в тронном зале, когда он стоял напротив Акнологии. Он не отступит. — Да. Я действительно этого хочу. И в этот момент, смотря в искрящиеся теплом и решимостью глаза Нацу, она могла прошептать только одно: — Тогда, я буду счастлива разделить эту жизнь с тобой. Сердце в груди отбивало сильные удары. Горячее чувство обвило его, и в этот самый момент она как никогда поняла, насколько ее любовь была сильна. Хвост дракона коснулся зеркала в уже знакомом жесте, и Люси перевела на него взгляд. — Что это значит? — спросила она следя за скребущимся по зеркалу кончику красного хвоста. Нацу также посмотрел на хвост, улыбнувшись. — Люди целуются губами. Драконы своими хвостами. Неожиданно этот глянцевый кончик стал центром ее мира. Одиноко скребущийся и стремящийся преодолеть зеркальный барьер. Она не поняла, как ее рука накрыла зеркало там, где был он. — Люси, — разрушил тишину дракон, — ты в скором времени покинешь эти места. — Джерар обещал, что я смогу навещать тебя, когда моей душе будет угодно. — Да, но я не хотел бы разлучаться с тобой. Посмотри в уголок своего зеркала, — взгляд соскользнул вниз. У самого угла виднелась тонкая, практически незаметная трещина, которую она увидела еще при ее первом посещении этого места. Губы Нацу растянулись в улыбке. — Когда-то Аннабет случайно разбила край этого зеркала… Возьми этот осколок себе. Люси аккуратно вытащила его, посмотрев в отражение. В нем также отражалась башня. — Пока это зеркало находится здесь, — продолжил Нацу, — осколок будет привязан к нему. В нем будет отражаться эта башня… А я в свою очередь буду приходить сюда как можно чаще. Если я не могу быть с тобой в твоем мире, то я хочу иметь возможность быть с тобой рядом на протяжении всей нашей жизни. Осколок был небольшим, с гладкими краями, и Люси успела подумать, что он легко может поместиться в ее сумочку. — Я заберу его с собой, — пообещала она, подняв голову. Нацу улыбнулся, коснувшись ладонью зеркала. Ладонь Люси накрыла его. Этот день вошел в истории королевства драконов, как день Алого восстания. День, в который принц Нацу Драгнил отвоевал свой трон. День, в который бывший король Акнология сдался, сняв корону, и ушел туда, где солнце встречалось с горизонтом. Спустя семь дней на голову Нацу была водружена тяжелая золотая корона в огромном тронном зале пред многочисленными подданными, а черное и изумруд сменили красное и золото. Но все это было через семь дней, а сейчас, в тиши ночи, он сидел в отдаленной башне, в которой провел всю свою жизнь узником не для того, чтобы распрощаться со всем плохим, что было здесь, а чтобы встретиться с тем хорошим, что это место ему подарило. С перевязанной рукой и ногой, парой шрамов и незначительными царапинами, он сидел у зеркала, смотря в глаза человеческой девушки, и чувствовал, как мир был несправедлив. Казалось, вот она, была рядом. Оставалось лишь протянуть руку… Но рука, уже готовая коснуться мягкой кожи и ощутить чужое тепло, натыкалась на зеркальную преграду. И от отчаяния хотелось разбить это зеркало на миллионы осколков. Но он не мог. Не тогда, когда оно подарило ему свет. Который причинял боль, но без которого жизнь уже не была возможна. Через три дня Люси села вместе с Джераром в экипаж и отправилась знакомым трактом в Лондон. Через месяц и десять дней они обвенчались в церкви Святой Софии. Маленький осколок зеркала покоился в руках леди Аннабет во время венчания, но никто не догадывался, что сквозь него за ним наблюдал посторонний зритель. Нацу и Люси пронесли свою любовь сквозь года, трепетно оберегая ее от преград, встававших у них на пути. С расстоянием и с невозможностью коснуться друг друга; с законами своих миров, традициями и ценностями. С взрослением, с приходящей мудростью и осознанием, что ради своей любви нужно было чем-то жертвовать. В двадцать три Люси родила сына. Она назвала его Филиппом. У него были светлые пшеничные волосы матери и пронзительные синие глаза отца. В двадцать пять Нацу женился на Хисуи Е. Фиор, красивой драконихе с крыльями цвета бирюзы. Она была наследницей соседнего королевства, хрупкая и прекрасная. Хисуи подарила короне двоих наследников и одну маленькую принцессу, названную в честь прекрасного цветка — Орхидея. Жизнь шла своим чередом. С тихими разговорами в зеркальном отражении двух осколков от одного зеркала, заточенного на чердаке поместья Луценс Кор. С рассказами о королевских делах, союзе с эльфами и волшебниками, с войной гномов и великанов. С шепотом о раутах и балах, приемах у маркиза Эвклифа, о свадьбе Фрида и Мираджейн, и влюбленности Леви в статного джентльмена, внушавшего в Люси искренний страх. В тридцать шесть Люси рассказала Нацу о том, что Джерар, наконец, встретил свою истинную любовь. Ее звали Эрза Скарлет. Женщина с цветом рубина, заточенного в длинных волосах. Серьезная и резкая, не желавшая следовать привычным традициям. В глазах ее виднелась сталь, а в обращении со шпагой она была лучше любого мужчины. — Он так смотрит на нее, — прошептала Люси в небольшой осколок, расчесывая свои длинные волосы. — Я ни разу в жизни не видела у него такого взгляда. Он действительно влюблен. — Как и я в вас, миледи, — с улыбкой проговорил Нацу. С годами у дракона начали проявляться мелкие морщинки, и черты лица потеряли своей юношеской свежести. Он становился старше непривычно быстро, и в какой-то момент он понял, что его жена, все еще прекрасная и цветущая, для которой двадцать лет было лишь мгновением, начала походить на его дочь. В сорок лет Хисуи переселилась в отдельные покои, услышав из уст мужа и неизвестной человеческой женщины в зеркальном отражении удивительную и совершенно нереальную историю. Прошли годы, прежде чем королева простила своего супруга. Когда Люси исполнилось сорок девять лет, Филипп обвенчался с милой и скромной девушкой, которая пришлась женщине по душе. После этого он отправился на войну добровольцем, а через два года вернулся с медалью на груди и глубоким шрамом на щеке. Когда ей исполнилось пятьдесят четыре года, Филипп и Аска подарили им с Джераром внуков — двоих мальчишек, которые стали для нее истинной отрадой. Нацу стал мудрым и справедливым королем. Люси — истинной леди и хранительницей очага. Но несмотря на разделявшую их преграду, они продолжали любить друг друга так же сильно и неподдельно, как когда-то давно, когда они были юны и наполнены верой в счастливую любовь. Когда Люси исполнилось семьдесят, Джерар покинул этот мир. Долгие месяцы длилось ее горе. Он был ее истинным другом и верным товарищем на протяжении всей жизни. Через месяц скончалась Эрза, не выдержавшая утраты. Именно тогда, смотря в свое отражение и видя платиновые пряди волос и испещренное морщинами лицо, Люси поняла, что скоро придет и ее конец. Последние годы своей жизни она провела в поместье Луценс Кор, в знакомых местах с хвойными лесами и стелящимся по полю густому туману. С ароматом шиповника и розмарина, которым был окутан каждый уголок поместья, и призраками ушедшего прошлого. И каждый вечер она сидела напротив зеркала на чердаке, слушая удивительные истории Нацу, как когда-то давно… 7 июля 1861 года часы, бьющие в разнобой время, прекратили свой ход, и чердак погрузился в тишину, а двое, человек и дракон, погрузились в бесконечный сон, из которого нельзя было проснуться. Все также. Облокотившись с разных сторон о зеркало, ставшее для них непреодолимой преградой. Две руки, как и раньше, прикасались друг к другу. В одну секунду оба сердца прекратили свой ход, но перед этим каждый из них пожелал только одного: в другом мире, в другой вселенной оказаться там, где между ними не было бы преград, которые нельзя было преодолеть. Их желание было исполнено.***
6 лет.
Люси резко вынырнула из мира сновидений, сжав в руках края одеяла. За окном только-только вступал в свои права восход. В комнате приятно пахло свежестью, шиповником и розмарином — так пахла мама. Глаза Люси обеспокоенно забегали по комнате. Она не могла вспомнить своего сна, но маленькое сердце билось подобно крыльям колибри, но как бы принцесса не пыталась вспомнить сон, размытые образы в голове не желали приобретать четкие очертания. Девочка вновь откинулась на подушки, прикрыв глаза. В голове появилась мысль посетить лес Светлячков, ведь только там девочка могла по-настоящему расслабиться. — Возможно, так я смогу вспомнить этот странный сон, — прошептала она в пустоту. Солнечные лучи накрывали Алое королевство и королевство Фиор, готовя встречу, предназначенную Судьбой. Лебеди проснулись. The End.