Приключения Конька-Горбунка

      Девушки из белорусской сборной охотно выслушали все песни, заселфились с каждым участником, угостили мужчин домашними пирогами, а после, посовещавшись, решили присоединиться к их шествию. Количество участников росло от номера к номеру, идеи становились смелей, спиртное множилось быстрее людей — на какой-то миг Антон выпал из реальности. В чувство он пришел лишь тогда, когда вся их огромная разношерстная компашка остановилась перед дверями норвежских братьев, ярких, как само солнце.       Тарьей открыл сразу, ничуть не удивившись огромной толпе, которая едва помещалась в тесный гостиничный коридор. На песни норвежец реагировал бурно, сути не понимал, истоки празднования волновали его еще меньше, но подобные развлечения были вполне в его вкусе — так что, презрев культурные и языковые противоречия, Бе влился в коллектив, прихватив своеобразную дань.       Но не все были настроены столь благодушно. Французы, например, выгнали всех прочь, пригрозив сообщить администрации. В отместку Бе, которого Антон просветил в культурные традиции русских деревень, предложил перепутать их ботинки. Конечно, обычно проказы бывали жестче, но в гостинице особо не разгуляешься.       Разочаровавшись отсутствием Фуркада-младшего в номере, Гараничев предложил съездить в соседний отель, где остановились немцы. Его идея, к большой досаде Шипулина, воспринята была с большим энтузиазмом. И только один Тарьей, еще не успевший догнаться до кондиции «соучастников», задался вопросом, как они смогут добраться такой оравой, да и кто их пустит?       Вот только доехать до немцев шумная братия не успела — застуканные на месте преступления одним из тренеров российской сборной, биатлонисты разбежались в разные стороны.       – Знаешь, я так и не понял, кто ты, — Бе насмешливо окинул взглядом костюм Шипулина, когда мужчины, оторвавшись от преследования, скрылись в лифте.       – После всего выпитого я просто не смогу объяснить, — мрачно промямлил россиянин под гогот Бе. — С таким смехом конем надо было быть тебе.       В костюме было невыносимо жарко, россиянин мечтал только о том, как бы поскорее избавиться от него и лечь спать. Но то самое шестое чувство, игнорирование которого привело ко всему этому, кричало о том, что вечер приключений еще далеко не завешен.       – Что ты сказал? Не расслышал, — Бе уставился на россиянина, прищурившись.       – Хорошо, говорю, что ты присоединился к нашей компании.       И Антона действительно радовало присутствие норвежца. Если бы не Тарьей, ехал бы он сейчас в своем костюме, распугивая честных, невинных немецких граждан, если, конечно, они бы не привлекли внимание органов правопорядка. Хотя картина, как он в таком виде предстает перед Шемппом, пугала его сильней.       В порыве искренних дружеских чувств, россиянин кинулся обнимать Бе, который был вовсе не против. Антон едва успел высвободиться, когда двери лифта распахнулись, пропуская Фуркада-младшего. Взлохмаченный француз удивленно уставился на хорошо знакомых ему мужчин, но промолчал, становясь к ним спиной. Да и что тут скажешь? Один Шипулин чего стоил, наряженный в костюм помятого коня. Сразу видно, парень в погоне за желтой майкой лидера.       – Антон, кажется, у тебя ухо съехало, — громким шепотом произнес Тарьей.       Спина Фуркада окаменела. Шипулин попробовал поправить костюм, но руки, скованные тряпичными копытцами, замедляли движения. Бе, как хорошо воспитанный норвежский мужчина, не мог спокойно взирать на мучения друга, а потому мужественно давился смехом.       – Конь из тебя так себе, — не выдержал Тарьей, затягивая ухо на место.       – Я тебе не какой-нибудь заурядный конь, я — Конек-Горбунок, — горделиво ответил Антон, а после припал к груди норвежца в истеричном припадке.       Лифт остановился на нужном этаже, и Фуркад посторонился, пропуская веселящуюся парочку. Но перед тем, как дверь снова закрылась, Бе, интимным полушепотом, поглядывая на француза, но обращаясь к россиянину, спросил:       – А ты покатаешь меня на себе, не конь?       Напоследок норвежец сумел разглядеть злобный прищур Мартена, доставивший Тарьею особое удовольствие.

***

      – Не понимаю, мне то зачем это делать? Я женат!       Гараничев со Слеповым в унисон застонали. Мужчины уже минут пятнадцать пытались убедить Шипулина, что он обязан присоединиться к рождественским гаданиям, которые замышляли девушки.       – Да-да, ты не даешь нам забыть об этом. Тем более не пойму, что ты теряешь? Увидишь в зеркале свою нареченную супругу, и дело с концом. А девочек-то как порадуешь, они ведь так старались!       Антон прикрыл глаза, силясь придумать достаточно убедительный повод отказаться. Он только недавно отвязался от Бе, пообещав потусоваться с ним в другой раз, и снял костюм Конька-Горбунка, наивно полагая, что на сегодня с него достаточно.       – Может быть, Тоха трусит потому, что нагадают ему не Луизу, а, скажем, какого-нибудь норвежца или француза? — задумчиво протянул Женя.       – А сам не боишься? — покраснев, поинтересовался Антон.       – А че ему бояться-то? Свою судьбу он уже нашел! — Слепов обнял Гараничева, чмокнув того в макушку.       Шипулин скривился. Стоило хорошенько поразмыслить, прежде чем соглашаться на дальнейшее участие в гулянке. С одной стороны, безумно хотелось спать и забыть об этом вечере, как о страшном сне, но с другой Антон прекрасно понимал, что друзья вряд ли оставят его в покое, и выспаться в случае отказа, ему все равно не дадут.       – Мы будем петь до тех пор, пока ты не пойдешь с нами, — проговорил Женя, словно читая мысли Шипулина.       – Черт с вами, — махнув рукой на последствия, смиренно произнес Антон.       Друзья многозначительно переглянулись, но этого Шипулин уже не видел. Занятый поисков кроссовок он надеялся только на то, что его не заставят повторно натянуть на себя злополучный костюм Конька-Горбунка.

***

      – Все в сборе? Тогда начнем!       Девушки, загадочно переглядываясь, предлагая различные варианты рождественских гаданий. Антон, зевая, слушал вполслуха, стремясь оказаться поближе к кровати. Нагадать себе подушку в спутницы жизни — разве это плохо?       – … я вот знаю такое: надо за калитку бросить ботинок: в кого попадет — тот и суженый!       Антон не был уверен в том, кто именно из девочек предложил сей вариант, но именно эта идея вызвала восторг у мужчин, которые тут же принялись обсуждать, чья обувь полетит вниз. Коль калитки нет, подойдет и окно, благо всего второй этаж: суженого не убьет, но контузит знатно, да так, что можно сразу под венец оттащить.       – Значит, предлагаю кандидатуру Шипулина, как лидера нашей сборной. Антон Владимирович, прошу кроссовок на стол, и к барьеру. От вашей меткости будет зависеть будущее! — Слепов, снова взяв инициативу на себя, выжидающе уставился на Антона.       – Вы больные? Мы в какой стране находимся? — гробовое молчание послужило ответом, и Шипулин подавил раздраженное восклицание: — Мы в Германии! В России бы еще прокатило, возможно, ну нос бы подправили, а тут засудят просто за выбрасывание чего-либо из окна!       Присутствующие негромко зашептались, принимая правоту Антона. Окрыленный посеянными сомнениями, спортсмен откинулся на подушку. Вот только одна назойливая мысль мешала окончательно погрузиться в объятия Морфея:       – И, кстати, почему именно я должен искать себе суженого? Вон, Оля, не замужем, — кивнув Подчуфаровой, тут же залившейся краской, произнес Антон.       – То есть, тебя смущает только это? Не то, что они стремятся найти тебе суженого, а не суженую, а …– Дима Малышко замолчал на полуслове, удивленно уставившись на друга.       – Димон! — укоризненно произнес Женя, качая головой. — Мы ведь договаривались!       – О чем это вы там сговорились уже? — подозрительно поинтересовался Антон, переводя взгляд с серьезных мужчин, на веселящихся девушек.       – Ну что за глупости, дорогой? Откуда такая мнительность? — Даша Виролайнен присела рядом с Шилулиным, похлопав мужчину по колену.       Антон мучительно улыбнулся девушке. Даша в гаданиях участвовать отказалась, сославшись на крепкую семью, но посодействовала в организации, предоставив свой номер.       – Мы отвлеклись. Значит, идею с ботинком отбрасываем, а жаль. Только представь, как ты попадаешь в голову Фуркаду, а потом он заходит сюда, пылая от негодования, чтобы затем…       – Тебе бы дамские романы писать. Обязательно вспомни мои слова после завершения карьеры, — Слепов расхохотался, бесцеремонно обрывая план Гараничева.       Женя обиженно засопел, но отвечать не стал. Гениальные идеи далеко не всегда находили мгновенный отклик в людских сердцах, но когда-нибудь они непременно осознают свою не дальновидность, в этом Евгений не сомневался.       – Тогда используем мой вариант с зеркалом. Все выходим, оставляя участника одного, чтобы не спугнуть видение. Возражения?       – Никаких!       Приготовление номера под гадание не заняло много времени: убрав все лишнее в ванную, девушки поставили зеркало на тумбочку напротив входной двери, предварительно занавесив все остальные зеркальные поверхности простынями. Глядя на все эти слаженные действия, Антона снова посетили мысли о большой подставе, в которой он — главный герой. Взглянув на Женю, который набирал смс с хитрым выражением лица, спортсмен только уверился в своих подозрениях, но возмутиться не успел: свет в номере погас. Негромкая возня, а после девушки, хихикая, попытались усадить его на стул, действуя по наитию.       – Так, сел? — Антон промычал проклятия, поднимаясь с пола. — Чудесно. Сейчас мы выйдем, а ты зажги свечи, только их, ясно? Ну и слова мы написали на бумажке, а потом жди и молчи, зеркало покажет тебе судьбу!       – Почему снова я первый?       – Раньше отстреляешься — раньше спать пойдешь! Мы ушли.       Некоторое время Антон просто сидел, привыкая к темноте. Вызывать каких-то там духов ему совершенно не хотелось, да и смысла в этом он не видел — свой выбор он уже сделал, и его суженая ждала в Екатеринбурге. И все же любопытство взяло вверх. Нащупав зажигалку, предусмотрительно оставленную на тумбочке у зеркала, Шипулин поднес ее к свечке. Сквозняк, невесть откуда взявшийся, затушил огонь. Антон поежился. Суеверным он не был, ну слегка разве что, в рамках биатлонных примет, но сейчас всерьез запереживал, что какими-то своими действиями умудрился разгневать рождественских духов.       – Это просто бред!       Собственный голос казался чужеродным и неправильным тишине номера, но именно он позволил взбодриться. Отбросив суеверные страхи, Антон решительно клацнул зажигалку. Свечка затрещала, разгораясь, наполняя светом тумбочку, и…       – Ааа! — Антон вскочил, опрокидывая стул, но видение Фуркада, одетого в желтую лидерскую майку поверх спортивного костюма, упорно не желало покинуть зеркало. Все было настолько реально, что Шипулину казалось, будто француз стоит за его спиной. Мартен подмигнул Антону, протягивая руку навстречу, и это стало последней каплей для психики россиянина. Чертыхнувшись, биатлет бросился наутек, едва не выбив дверь.       – Какой он быстрый! — восхитился Гараничев, смотря вслед убегающему товарищу, который в считанные секунды добрался до лестницы в конце коридора. — Ты заснял это?       – А то! — Слепов смеялся, вытирая слезы. Впрочем, не он один — все участники гадания вторили ему. — Я обещал Губерниеву показать.       – Где Антон? — Фуркад вышел из номера, улыбаясь.       – Кажется, он говорил что-то про Тарьея. Утешаться и бояться к нему побежал, — охотно доложил Гараничев.       Мартен помрачнел. Пробормотав извинения, он направился к лифту, вне всяких сомнений собираясь навестить старшего Бе.       – Превратности любви, — философски произнес Слепов, и Гараничев кивнул, соглашаясь. — Когда мы скажем Антону правду?       – Завтра. Сегодня, думаю, Тохе не до нас — ему еще с суженым-ряженым разобраться надо. Продолжим застолье? Малыш, ты как? Девчонки?       – За такое дело просто грешно не выпить!       Спортсмены, все еще посмеиваясь, вернулись в номер, празднуя начало нового этапа и Рождество до тех пор, пока не были обнаружены вездесущими тренерами, которые пообещали марафонский бег с утра. А Антон же, так и не дойдя до своего номера в ту ночь, пообещал расквитаться с зачинщиками при первой же удобной возможности.