Красно-желтое

Сидевший за столом Шредер, возможно, задремавший, возможно, глубоко погрузившийся в безрадостные, что отражалось на его лишенной маски лице, мысли, вздрогнул. Возвращение в реальность, повторившееся шипение свечи, вырвавшее мастера клана Фут из совершенного мира, где он еще совсем недавно блуждал. Глаз, здоровый и внимательный, прищурился, как и второй, пострадавший, но только на него сейчас вся надежда. Тонкий фитилек — нить жизни, толстый ствол свечи, и смерти, полыхавшей в огне на конце, — словно бы утолщался, поблескивал, маслился. Что-то знакомое. Давно забытое. Но выбиравшееся из тайников памяти, откидывая завесу наслоившихся воспоминаний, ломая защиту годами тренируемой выдержки, побеждая и порабощая несчастный изможденный бесполезной борьбой разум, отрицающий свой провал. Очищенный, лишенный каких-либо свидетельств деловой жизни, стол, сидевший за ним, подперев рукой голову, мужчина, узкий низкий крытый красным с желтым шелком диван у стены небольшого кабинета. Низкая подушка в тон ложа, служившего постелью в практически лишенные сна ночи забот и тревог. Красный с желтым огонек свечи. Шредер медленно погружался в дремотную тьму, навалившуюся, заполнившую собой все его существо, не дававшую ни забыться сном, ни взбодриться. Красный с желтым. Перед глазами. Как тогда. И стрекотание. Громкое, сейчас сравнимое по мощи разве что с вертолетным. С натяжкой. Критиковать лезущие в голову мысли лениво, нет желания размениваться по мелочам. Красное с желтым. Только красное с желтым. Мелькнувшее среди наряженной толпы празднично одетых гуляк мелькнуло кимоно, с чужого плеча, но превосходно подогнанное по изящной хрупкой фигурке. Получая вслед брань и недовольство расталкиваемых с удвоенной силой мешавшихся на пути прохожих, Саки рьяно прорывался сквозь толпу, спеша за мимолетным видением. Серо-голубой цвет, манящий за собой, вел молодого японца ближе к празднеству. Гул голосов становился все громче, но это пока — не любивший бессмысленную праздную суету старший сын Хамато не думал ни о чем, кроме дорогого образа. Саки опаздывал, хотя и вовсе не собирался сегодня выходить из дома, проведя вечер в додзе. Остальное же для сентиментального Йоши. Пусть хоть слезы при Луне льет, хоть кваканье жаб слушает, — брату безразлично, как тот проведет время, не маленький уже. Все было бы так. Если бы не проходившие мимо их дома девушки не упомянули имя Тенг Шен («Какой кошмар! Это кимоно еще, небось, ее прабабка носила!») Они шипели, но уста их жгла зависть. Одежда ни в коей мере не была не только поношенной, но и привлекала всеобщее внимание красотой и выделкой ткани. Да и ее хозяйка ни в чем не уступала наряду. Вышедший из дома глотнуть воздуха Саки, услышав, что Шен уже отправилась на праздник, ринулся в комнату, что делил с братом, мигом переоделся, перед этим наскоро вылив на себя ведро обжигающей холодом воды, и устремился за красавицей. Где она, там и он. Красно-желтое. Бумажные фонарики, маленькие теплящиеся в них еле-еле живые огни. Влюбленные, прятавшиеся от родителей или не имевшие их разрешения на свои чувства, незаметно обменивались записками, пихая из одного широкого рукава в другой. Саки не собирался прятаться, ему некого бояться. Отец не одобрит его выбор? Ну и пусть. Тогда они с Шен уедут — старший из детей Хамато увезет невесту далеко-далеко, отринув и хорошее наследство, и власть над кланом, к которой он хоть и стремился, но сейчас был готов отказаться и от нее. Спокойные лица, церемонные поклоны. Или горящие глаза и неподобающе для японца пылающие счастьем щеки. Молодой человек, вызвав проклятья сотни отпихнутых в сторону встречных, наконец достиг покатого, изогнутого кошачьей спиной мостика. Шен уже поднялась на него. Она одна. То, что нужно. И Саки заспешил с удвоенной скоростью. Красно-желтые блики на деревянных досках. Остававшиеся в сумраке лица, после приветствия не о чем говорить. Шен грустна. Лишена романтического настроения. Даже сверчки, услаждавшие слух собравшихся, казалось, молчали для него, обходя вниманием. Воин, запросто управлявшийся с любым оружием и всем, что могло его заменить, странно замер, в поисках чего-то, помощи или совета, напрасно пытаясь заглянуть в опущенные глаза девушки. Он хотел сказать, много и страстно; толкаясь, слова, желая никого пропускать вперед, застряли в горле. Саки молчал. Он… боялся? Шен могла уйти в любой момент. Но, как назло, тишина, раскалывающая мир, так и залегла между ними, убивая на корню любые попытки пробить в ней первую брешь, чтобы толстенное стекло непонимания наконец треснуло, не оставив ни осколка на память. Еще и сверчки эти, невидимые, сплетая «голоса» в хор, отвлекали, не давая сосредоточиться Хамато. Разочарованный взгляд, устремленный к спокойной ровной глади воды, напряженные руки, стиснувшие тонкие выгнутые перила. Глубокий вздох Шен, уголками губ она улыбнулась повернувшему к ней Саки: — Уже поздно. Мне пора. Порывавшийся проводить любимую Саки остановлен. Подруги, их мужья и женихи — вокруг Шен закружился разноцветный хоровод одежд. А он остался. Красно-желтые блики, кровь и огонь, — то ли борясь друг с другом, то ли сотрудничая, страшные в своем единении, — сплетались на лице возвращавшегося к шумной площади Саки. Он обескуражен. Кольнувшая в сердце боль отдалась метким острием в висок: старший Хамато безразличен девушке. Она избрала другого. Кого? Саки не знал, но взыгравшие в нем сила и честолюбие упрямо и услужливо твердили свое: «Ты станешь мастером клана, ты покараешь того, кто осмелился перейти твой путь к сердцу Шен. Ты будешь единственным». Красно-желтые всполохи на руках, по локоть, расталкиваемые зеваки. Красно-желтое отражение мира — в карих глазах все смешалось: краснота разочарования и ярости, желтоватый блеск грядущего восстановления справедливости. Красно-желтые разводы света, расписывавшие скромный кабинет вынужденного затворника. Они погибли быстро, как только смуглые пальцы, до побелевших костяшек сжавшие фитилек, загасили пыл свечи. *** Красно-желтое. Катавшиеся по полу сыновья, заигравшиеся настолько, что вскоре наверняка их потребуется разнимать. Майки и Раф. Красная повязка старшего из них истрепалась и стараниями брата сползала хозяину на глаза, но черепашка с упорством, напоминавшим Сплинтеру человека, когда-то названного братом, продолжал отстаивать фонарик, которым хотел владеть лишь единолично. Выдираемый друг у друга серебристый вытянутый корпус переходил из рук в руки. Случайно включенный, он светил зажмурившемуся Майки в лицо, перекрашивая его повязку из оранжевого в желтый. Красно-желтое. Черепаший клубок. Но вопреки ожиданиям, Сплинтер ни словом не обмолвился о поведении детей, он поднялся с дивана, покинув гостиную, молча. Оставив за закрытой дверью шум. Лео тут же разнял братьев, уверяя их, что именно из-за учиненной возни у отдыхавшего учителя и мастера разболелась голова. В зале для медитации было темно. Зажженная свеча призвана оживить сумрак, разогнав его по углам. Поднесенная к фитильку длинная спичка, весело заплясавший огонек, исполнявший древний первозданный танец. Длинные крысиные пальцы, еще не убранные от свечи, в отсветах казались окровавленными, тронутые предвестьем подбиравшегося огня. Как тогда. Как тогда, когда Йоши, спеша на праздник, увидел таранившего толпу старшего брата, с застывшей на лице маской неприятия и холодности он прорывался сквозь живой заслон. Пришедшая мысль, что Саки ничто не способно остановить, улетучилась в один миг. Было не до размышлений. Младший Хамато забежал в проулок, пропуская брата, явно не стремившегося к чьему-либо обществу, и, убедившись, что тот направлялся домой, заторопился на площадь. Дальше, за ней, на мостике, так подходящим для романтических встреч, любования красотой природы или наслаждения пением сверчков, Йоши ждала оставленная Шен. Он никогда бы не посмел бросить ее в одиночестве среди праздничного веселья, но присланный отцом ниндзя передал срочный приказ явиться, и молодой человек, клятвенно обещая вернуться как можно скорее, последовал за воином. Тенг Шен осталась ждать. И Хамато действительно вскоре пришел. Саки. Он вел себя странно, вроде и пытался с ней заговорить, если можно так назвать пару рубленых фраз, брошенных на удивление решительным тоном. Впрочем, это все неважно. А вот испугавшийся Йоши… Чутье подсказывало девушке, что для долгожданного признания был выбран именно праздник наслаждения пением сверчков. Вызов отца — вернее, сообщение о нем, — могло быть подстроено и специально. Йоши убоялся в последний момент, отступил. Смелый и любящий, он не мог этого сделать — Шен уверена в этом, но иначе не получалось трактовать сложившиеся против них обстоятельства. Она ждала, недолго, но этого с лихвой хватило для рождения и развития неприятных мыслей, а явившийся в место тайного свидания другой, чужой, и вовсе склонил чашу весов в сторону испорченного праздника и упущенной лунной ночи. Шен ушла. Гордо. В сопровождении подруг и их кавалеров. Саки, если он и имел какие-то виды на девушку, как ей опять же неприятно казалось, не должен провожать ее. Что бы ни думал Йоши, она верна, не собирается кидаться в объятия первого встречного, подсунутого судьбой в насмешку вместо любимого, только потому, что будущий жених смутился и сбежал. Обо всем этом сгорбившийся, расставшись в угоду охватившим его воспоминаниям со своей прекрасной осанкой, на татами мастер Сплинтер узнал много позже. Вечером не нашедший на празднике Шен, он бросился к ней домой, но не был допущен даже на порог. Лишь утром девушка прояснила ситуацию — обиженная, она задела Йоши укором, легким, тонким, но точно бьющим в цель. Влюбленный, удивленный до ужаса хитросплетениями логических ходов, рожденных женским умом, младший Хамато говорил пылко, так, как не говорил еще ни разу в жизни. Признание, так долго крутившееся на языке, тщательно скрываемое от всех, потому как не находилась изысканная форма, вдруг сорвалось само. Забыв обо всем, в том числе и о действиях брата, молодой человек обнял девушку и, нежно поцеловав в щеку, склонил голову к ее плечу. Все будет хорошо, ей нечего бояться. И праздничное, подаренное родителями кимоно примеренное Шен сейчас, красно-желтое, выполненное в китайском стиле, будет в том залогом. Оно принесет счастье. Красный — все пойдет в гору, да и свадьба, раз главная проблема разрешилась, не за горами. Желтый, яркий, чистый, насыщенный, казавшийся золотистым в лившемся из окна солнечном свете, сулит богатство и процветание. Все будет хорошо. Красно-желтое. Оно оказалось совсем другим, знакомые символы обернулись своей второй стороной, той, что пророчила иные, безрадостные, перспективы. Кровь и огонь, тирания и сила. Красно-желтое, все красно-желтое. *** Покинувшие выбранные места мужчины, ближе которых раньше было не найти, оставившие воспоминания, где они еще были вместе в начале конца, разошлись, как и в жизни. Ласково взглянув на выстроившихся у двери в зал для медитаций присмиревших детей, Сплинтер опустил ладонь на макушку Майки, который сейчас старался больше братьев выглядеть почтительным сыном, правда, лишь случайно подвернулся мастеру. Надежно, даже слишком крепко сжимаемый в руках Донни фонарик — кому еще Лео мог доверить яблоко раздора? — вдруг выпустил яркий луч, попавший на повязку Рафа. Красно-желтое. Шиканье Лео, оставшееся за пределом сознания уходившего Сплинтера, сыновья смогут и сами занять себя, пока не придет время ложиться спать. Потом, когда воспоминания растворятся в океане памяти, мастер зайдет в комнаты черепашек, проверит, не читает ли Донни в постели, не торчит ли из-под одеяла Майки голая нога, да и Лео с Рафом нуждаются в заботе. Еще более бесшумные движения, пусть это и кажется невозможным, и Шредер отодвинул в сторону седзи, осторожно заглянул в еще недавно бывшую детской комнату. Красный футон, красно-желтое постельное белье, укрывшаяся практически с головой уютно посапывавшая во сне Караи. Красно-желтое, новое — уговорила-таки, несмотря на отцовский запрет, слуг купить ей именно такое, выполнить желание, озвученное как приказ. Нельзя держаться за прошлое, иначе никогда не достичь будущего. Первый порыв: серьезный разговор, затрагивавший только одну безделицу, — новое постельное белье дочери, заклеймен глупым, — отклонен. Красный — все пойдет в гору, а желтый — здесь больше по яркости схожий с золотистым, говорит о власти, которой пока обладает только Шредер, но совсем скоро ей будет наделена и его наследница. Все будет хорошо. Красно-желтое в том порукой.