Контрасты

У Леи белоснежная кожа, мягкая и очень чувствительная, мгновенно покрывающаяся мурашками от его прикосновений. С тонкими голубыми нитями вен вдоль ключиц и вьющимися паутинкой на запястьях. С россыпью рыже-бурых родинок в тех местах, что недоступны постороннему глазу. Но доступны Соло. Их губы соприкасаются. Всего лишь одно движение — а через Органу уже проходит электрический ток, она вся вытягивается по струночке вверх и тянется на мысочках к Хану. Он обхватывает девушку за талию, и притягивает ближе к себе. Лея прикрывает глаза и обнимает Соло, задерживаясь пальцами у лопаток и чуть сжимая ткань мужской рубашки. У Хана грубые и сухие ладони с очерствевшими от работы подушечками пальцев. Кожа бронзово-загорелая — коррелианское наследство. Испещренная белыми, выцветшими полосками шрамов, за которыми скрывается большая часть его биографии. А еще почти всегда теплая — еще одно различие с кожей принцессы. У Леи она холодная, словно ледники Хота. Поцелуи мягкие, нежные — если глубокие поцелуи, при которых соприкасаются языки, можно такими назвать. Даже сейчас, когда Хан делает все медленно и неторопливо, вкладывая максимум ласки и заботы в свои действия, Лея чувствует, как воздух вокруг них накаляется. Соло потягивает ее нижнюю губу — и кровь ударяет в голову; скользит языком внутрь и облизывает слева направо полость рта — «о Сила и вся Галактика он касается моего нёба»; сталкивается своим языком с языком Органы — и у нее перед глазами пляшут звездочки и искры. Страсть внутри нарастает, но она еще недостаточно разгорелась, чтобы окончательно уничтожить возведенные барьеры. Он был рожден и воспитан улицами. Хан пробивался в люди сам, пытаясь любыми способами выжить в этой оставленной всеми богами Вселенной. Не всегда честно по отношению к другим, к себе, зато это работало, и у Соло было всё — здоровье, образование, деньги, жизнь. Он не мог рассчитывать ни на кого, лишь на свой бластер. Потому что друзья предавали, торговали им словно контейнером глиттерстима. Потому что с кем-то дороги просто-напросто расходились, иногда на такие длинные периоды, что Хан не был уверен, остался ли его знакомый тем человеком, каким он его знал. Люди умирали, и доверять оставалось некому. Единственный, кто был и оставался с ним, — пучок лазерных лучей, прикрепленный к правому бедру, и Чубакка, готовый идти за человеком, с которым его связал долг жизни, даже в черную дыру. Однако, несмотря ни на что, чем Соло занимался, чтобы заработать на существование, он считал себя не таким уж и плохим человеком, пусть и был контрабандистом. Да, он шел против закона, но поступал согласно своим принципам, поступал по совести. Хан принимал решения, за которые сам же и расплачивался, когда подходил срок. И он не жалел ни об одном. Не все было так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Хан проводит ладонью вдоль позвоночника и довольно усмехается, чувствуя, как принцесса вздрагивает от этого движения. Он целует ее в скулы и ведет дорожку из поцелуев выше, от подбородка к уху. Лея пытается перехватить его губы, но ей удается лишь пару раз прижаться к щеке, покрытой легкой щетиной. А затем принцесса прерывисто вздыхает — мужчина обхватывает губами мочку уха и прикусывает, оставляя на коже заметные красные пятнышки. С какой стороны биографии не посмотреть, Лея была принцессой. Ее родная мать была королевой Набу, ее приемные родители правили Альдерааном. С самого рождения у девушки было все, о чем она могла только желать. Она получала самое лучшее, достойное принцессы. Лучшие педагоги занимались ее образованием, лучшие повара готовили завтраки, а лучшие портнихи планеты шили наряды. Лея ни в чем не нуждалась, была окружена максимум заботой и вниманием, лаской и любовью. Ее жизнь была похожа на сказку. Но разница между тем, как девушка жила, и тем, как она на самом деле хотела жить, была огромна, «как хатт после обеда». Постоянно на прицеле, в зоне риска, на грани опасности — принцесса в белом была живой мишенью с самого рождения. Все действия Органы были ограничены; свобода в своих поступках была для нее недоступной роскошью, единственной, в которой ей упрямо отказывали всю жизнь. Девушка была зависима от статуса королевской персоны и никак не могла вырваться из золотой клетки. Во всем были плюсы и минусы, но последние все чаще стали склонять чаши весов на свою сторону. Брюнетка обхватывает ладонями лицо коррелианца и целует в раскрытые губы, такие же горячие, как сам Хан. У девушки перехватывает дыхание, и она лишь на короткие мгновения отстраняется ради доли кислорода. Хан перехватывает инициативу и, утыкаясь носом в щеку, жадно сминает опухшие губы Леи. Поцелуи выходят рваные, и каждый новый опьянеет, сводя с ума. Волосы Леи вызывают восхищение. Длинные и густые, вьющиеся у кончиков, такие мягкие, стоит провести по ним ладонью или запустить пальцы, чтобы сжать у корней. Темные-темные волосы создают прекрасное сочетание со светлой кожей; Органа необыкновенно красива, в этом сомнений нет. Каждый день она тратит немного больше времени, занимаясь прической, — заплетая по несколько разных видов кос, укладывая волосы в сложную композицию, начиняя всё это шпильками и заколками. Девушка не разрешает прикасаться к волосам, а уж тем более — высвобождать их из плена металла. И когда некоторое время спустя начала их отношений Лея просит Хана помочь ей распустить волосы, а затем это становится их совместным ритуалом и обрядом, Соло чувствует, как она полностью и целиком ему доверяет. Соло расцеловывает ее шею, и принцесса поддается ему — запрокидывает голову назад, этим действием практически отрезая пути к отступлению и полностью отдаваясь на милость Хану. Ее пальцы путаются у мужчины в волосах, пока он оставляет метки-засосы на чувствительной коже. Лея с трудом сдерживает стоны, и Хан время от времени возвращается к ее лицу, чтобы перехватить томные ахи и вздохи с губ. Светло-русая шевелюра Соло изумительно пушистая, будто он каждый день моет голову лучшими шампунями Галактики. Однако при этом его волосы вечно взлохмачены и всклокоченные, словно он никогда не расчесывался. Будучи кадетом имперской Академии, коррелианец и вовсе безжалостно стриг свои патлы согласно общепринятому уставу о внешнем виде, но те времена давно остались позади. Теперь времени на внешность не было. Хан переводит стрелки на Чубакку — высший знак одобрения у вуки потрепать по голове, а лапа Чуи порядка на голове мужчины не прибавит. Лея ставит под сомнение правдивость этого утверждения, но не говорит об этом напрямую и только улыбается, зарываясь пальцами в волосы Соло и массируя ему голову. Мелкими поцелуями одаривает ключицы; венка яростно пульсирует в ответ на каждый из них. Лея вздрагивает от прикосновения влажного языка к яренной ямочке; Хан глазами следит за выражением ее лица, а сам ведет языком по часовой нарочито-медленно, в конце громко оставляя розовый засос в самой середине. Мало, уже мало тела и кожи — брюнет цепляет мелкие пуговицы рубашки, распахивая и чуть пораженно выдыхая, не в силах (всегда, если честно) отвести взгляда от ее обнаженного идеального тела. Гардероб мужчины ограничивается рядом похожих друг на друга вещей — рубашки, брюки, сапоги, ничего лишнего. Отдельное место занимает кожаная потертая куртка, попавшая к Соло чуть ли не времена учебы в Академии. Просто, комфортно и практично — главный принцип выбора одежды Хана, и в этом они с Леей похожи. Иногда, поглядывая на вымуштрованных офицеров в уставной форме с иголочки, мужчина понимает, что такие ограничения и рамки — определенно не для него. Уж лучше видавшая лучшие деньки рубашка, из которой не выветривается запах машинного масла, перештопанные по несколько раз брюки и сапоги, где каждый изгиб под его мозоли. Кстати о рубашках — их становится все меньше в распоряжении Хана, потому что они стали маленькой слабостью принцессы, и почти все то время, что она проводит дома, девушка носит одежду Соло. В свою очередь вид Леи в его рубашке, часто — на обнаженное тело, — стал слабостью кореллианца. Лея отводит на мгновение глаза в сторону — сколько бы времени не прошло, она не может (возможно, никогда) выносить этот пристальный прищуренный взгляд орехово-карамельных взгляд на себе. Улыбается, прикусывает губу; прежде чем коррелианец успевает предпринять следующий шаг, его жилетка уже оказывается на полу, а ворот рубашки — оттянут еще больше. Пара пуговиц оказываются на полу, в то время как принцесса обхватывает Соло за плечи и тянется к его шее. Пара поцелуев, соприкосновение обнаженной груди — этого достаточно, чтобы Хан прижал девушку ближе к себе, увлекая ее в долгий поцелуй. Шкаф Органы ломится от одежды, обуви и аксессуаров — в нем можно найти костюмы и наряды для климата любой планеты, традиционного праздника почти любого народа, да еще и в нескольких вариантах. Однако в повседневной жизни брюнетка предпочитает практичные и простые комбинезоны, обычно белого цвета — дань альдераанским обычаям. В такой одежде удобно и работать физически, и приемлемо выступать на заседаниях, да и большая их часть пусть и не оголяет кожи, но подчеркивает достоинства ее фигуры. Хану, конечно, приятней видеть Лею в более «девчачьих» платьях, нежели в почти мужских вещах, хотя в них она не менее привлекательна. Он знает ее гардероб вдоль и поперек, начиная парадными помпезными нарядами и заканчивая комплектами нижнего белья, некоторые из которых он лично ей выбирал. А еще у Органы есть одежда, которую видел только Соло; и видеть которую предназначено ему единственному. Руки Органы скользят ниже, останавливаясь на мускулах грудной клетки; сердце коррелианца так и рвется в тиски ее маленькой женской ладошки. Хан в это время ловко выуживает дорогие гребни из прически брюнетки. Темная копна волос спадает вниз по спине, и мужчина, запустив пальцы в самую ее глубь, сжимает их у корней и оттягивает назад. У Леи подкашиваются ноги; она томно стонет Соло в губы и инстинктивно поднимает ногу к бедру Хана, тут же чувствуя его крепкую хватку. Принцесса постоянно злится и обижается, когда Хан напоминает о ее росте. Разумеется, не специально: целуя в макушку, наклоняясь, чтобы прошептать что-то на ухо, приподнимая за талию, чтобы поцеловать. Соло знает, рост — главный комплекс Органы, но вместе с тем это ее главное достоинство. Она низкая, едва достает макушкой ему до подбородка, и оттого выглядит еще более хрупкой. Маленькая женщина в самом пекле страшной войны. От осознания этого желание защитить ее, спрятать себе за спину, укрыть становится еще сильней. Принцесса такая легкая, Хану ничего не стоит, подхватив ее под ягодицами, в несколько шагов добраться до кровати. Она лишь обхватывает его за шею и, пользуясь моментом, мягко обхватывает мочку уха губами. Ее дыхание скользит по ушной раковине; мужчина прерывисто выдыхает, укладывая Лею на кровать. Та уже расстелена или так и не заправлена с самого утра — проспавшие, оба собирались в спешке, и было уже не до уборки. Природа щедро одарила Хана: широкие плечи, могучая грудь, высокий рост. Даже под свободной рубахой иногда можно наблюдать, как сокращаются крепкие мускулы. У Соло замечательная физическая подготовка; как-никак, а жизнь контрабандиста многому его научила. Рядом с ним Лея чувствует себя глупой неуклюжей девочкой. Но вместе с тем Хан — единственный, с кем принцесса всегда чувствует себя в безопасности. С кем она действительно может позволить быть себе слабой, потому что девушка знает, что он защитит ее. На Лее его рабочие мешковатые брюки, подвернутые и затянутые по самое «не могу», но это не влияет на то, что они все равно брюнетке идут; собственно, как вся одежда Соло. Хан стягивает их, откидывая на пол; он не был бы удивлен, если бы на принцессе оказались его боксеры, однако полупрозрачная ткань ее собственного нижнего белья ничуть не хуже. С этим Соло решает повременить и вместо этого стягивает с девушки рубашку, целуя в острые, покрывшиеся мурашками плечи — так намного лучше. Когда речь заходит о делах, Хан наполняется меркантилизмом. Выгода становится основой основ для принятия решений, и коррелианца совершенно не заботят формальности, обычаи и традиции. Если игра стоит свеч, он готов рисковать и жертвовать (в пределах разумного); и бластер верный его товарищ в этом деле. Нетерпеливость, одна из наиболее характерных черт Соло, сильно влияет на его поведение во время переговоров — по мужчине становится заметно, как он нервничает, если пафосные речи ни о чем затягиваются, или как он покрикивает на партнера по поставкам продовольствия, пытаясь сбить цену. Лее это непривычно, Лее это не всегда нравится, но переучивать Хана она не может и не собирается. Но для душевного спокойствия, и его и своего собственного, во время очередного заседания незаметно кладет ладонь ему на колено или ласково берет под руку, спасая торговца от коррелианских нецензурных наречий. Органа тянет мужчину на себя, рассчитывая на поцелуи; тот, конечно, не смеет отказать своей принцессе, но не задерживается на ее губах долго — надо двигаться дальше. Выворачиваясь из кольца рук, Хан выпрямляется и накрывает ладонями женскую грудь: небольшую, но оттого не менее привлекательную. Нежно массирует, проводя по часовой стрелке; слегка сжимает, сводя полушария друг к дружке, и медленно отпускает. Сжимает снова, в этот раз немного сильнее, и одновременно с этим двумя пальцами пощипывает светло-розовые соски, под конец щелкая по ним кончиками ногтей. Лею учили договариваться, добиваться своего долгими упорными разговорами и пускать в ход физическую силу лишь в крайних случаях. Принцесса Альдераана и сама понимает, что словами можно добиться куда большего, чем оружием. Поэтому она терпеливо выслушивает замысловатые предложения, долго взвешивает все «за» и «против», прежде чем вынести свое окончательное решение. Она заинтересованно и восхищенно не сводит глаз с собеседника, опасаясь, что вопросом или комментарием собьет его с мысли. Или хмурится и сжимает плотнее губы, выслушивая поток брани в сторону повстанцев, Республики, джедаев, Галактики и ее лично, сдерживая желание плюнуть наглецу прямо в лицо. Но здесь у них война, где каждый необдуманный поступок может обернуться им целым градом из неприятных последствий, поэтому импровизация у дипломатов, за редким исключением, исключена. Постоянное напряжение выматывает, сосредоточенность на делах и проблемах утомляет. И девушке отрадно в какой-то момент обнаружить Хана за своей спиной, готового поддержать и помочь. Уже просто его внешний вид всегда внушает ей уверенность в себе. Девушка кусает губы, запрокидывает голову и выгибается навстречу Соло, прося, умоляя о большем. Не хватает ничего: ни терпения, ни силы воли, ни кислорода в легких, — и Лея чуть ерзает на мягких простынях словно пытается укрыться от мужских рук. Но это приятная пытка, сладко-тягучая, словно карамель; Лея хватает губами воздух, все еще давит в себе стоны и тянется к Хану, сжимая мускулистые руки у локтей. Лея такая маленькая, маленькая по всем параметрам. Ей недавно исполнилось двадцать два, но в глубине души, несмотря на все испытания, через которые ее провела война Альянса и Империи, она остается юной, наивной девочкой. Хану идет уже четвертый десяток, и эта разница в десять лет порой кажется ему огромной пропастью. Не то, чтобы его когда-либо волновал возраст или то, как он выглядит в свои годы. Но когда Соло смотрит на Лею и вспоминает, что ей всего-лишь-двадцать-два, он чувствует себя почти стариком. Чувствует себя несоразмерно взрослым, старшим по сравнению с Органой. Чувствует огромную ответственность за эту невероятную, хрупкую, маленькую девушку. И впервые в жизни Хан рад подобному кресту на своих плечах. Он видит, как ей не терпится, чувствует, что и сам на пределе, что сердце скоро прожжет дыру в грудной клетке, обуглив ребра, и вывалится из него. Коррелианец склоняется над брюнеткой — пушистые волосы щекочут подбородок — и расцеловывает полушарие груди, начиная от чувствительной кожи окружности и заканчивая ареолами, обводя языком, накрывая губами сосок и сжимая. Принцесса ахает и, когда Хан повторяет то же самое с другим полушарием, не сдерживает громких томных стонов. Лея не чувствует возраста Соло. Как-то он говорит ей, что ему целых-тридцать-два, но девушка видит в этом всего лишь цифры. Война стирает значение возраста. Он не играет никакой роли, ценятся лишь собственные поступки. А подвигов у Хана в биографии хватит на несколько столетий; удивительно, как они только умещаются в тридцать с небольшим лет. Изредка в голове брюнетки всплывают мысли о собственном возрасте; она все-таки вспоминает, сколько ей лет, что прошло и осталось позади, а что было лишь в будущем. Вспоминает, сколько ей лет и какая разница между ее цифрой и цифрой Соло. Но Лея принимает эти десять лет врожденно-спокойно. Потому что любит Хана таким, какой он есть. Потому что смысл заключается не в годах, но в человеческой душе. Потому что в любви возраст не имеет значения. Соло любит ее голос, во всех вариациях: от тихого шепота до громких криков, — но сейчас надо быть тише. Он всегда основывается лишь на собственное удовольствие и обычно даже гордится тем, если об удовлетворенности его женщины будут знать окружающие; но на повстанческой базе и правда следует сдерживать звуки. И поэтому он прижимает два пальца к ее чертовски горячим губам — она же умница, она понимает без слов и по взглядам. Однако принцесса делает глубокий вдох и кусает подушечки пальцев; Хан поднимает на нее глаза, сузившиеся в восхищенном неверии, и Лея, сталкиваясь с его взглядом, делает очередной роковой ход. Она обхватывает губами пальцы и обводит языком каждый изгиб, под конец целуя алые пятнышки от укуса, и мужчина сам хрипло стонет. Хан зовет Лею «Ваше Высочество», не сдерживая усмешек. « Ваше Сиятельство», «Ваше Великолепие» и еще много едких язвительных «ейшеств» и «очеств», которые были придуманы в первый год их знакомства, когда каждый разговор девушки и Соло был похож на ссору. В хорошем настроении и с приятной улыбкой он называет ее «принцессой». Чаще всего звучит «солнышко», и Лея искренне удивляется, как Хану удается произносить это практически безэмоционально, не компрометируя девушку перед окружающими. Он никогда не зовет ее по фамилии — приемных родителей или настоящих, неважно. Даже в шутку, даже в стремлении поддеть ее; Соло прекрасно понимает, что это — больная тема. По имени, без всяких титулов, просто «Лея» Хан зовет принцессу лишь когда они остаются наедине. Лишь в трепетно-интимные моменты с его губ с особым чувством срывается ее имя. И каждый раз, когда мужчина негромко зовет, вкрадчиво шепчет, протяжно выстанывает его, кожа Леи покрывается мурашками. Пока Хан в минутном замешательстве, девушка перехватывает инициативу и, с силой упираясь ладошками в мужскую грудь, отталкивает от себя и следующим ловким движением переворачивает на спину, усаживаясь сверху. Мгновение она оценивает свое новое положение, двигая бедрами над пахом Соло — опасно, опасно, Ваше Высочество, — и затем припадает к его шее. Зеркальные действия — месть за засосы на шее, метки на ключицах, — возможно, не так исполнены искусной страсти, как у опытного контрабандиста, но чувствами наполнены сполна. Она распахивает до конца рубашку, проводит ладонью вдоль его туловища, великолепно, божественно-идеально сложенного; Хан рвано выдыхает, когда Лея целует его, целует его всего, упиваясь вкусом и запахом мужской кожи. Теперь его очередь запрокидывать голову и стонать от каждого поцелуя, от каждого прикосновения ее губ к кубикам пресса, к пупку и низу животу, проводя языком влажную черту по границе с брюками. Но стоит Органе сосредоточиться на расстегивании ремня — а значит, дать Хану время и возможность привести мысли в порядок, — как он переворачивает ее обратно. Органа постоянно называет его по имени. Не потому, что не изобретательна в прозвищах — «флайбой», «лэзербрейн» и «нерфопас», между прочим, ее ума дело, принцесса до сих пор может ненароком напомнить об их существовании, в шутку окликнув Хана одним из этих прозвищ. Не потому, что не боится афишировать их отношения, ведь все совсем наоборот. Ради этого Лея согласна на официальных собраниях иногда называть коррелианца «капитаном Соло», на что мужчина не приминает напоминать ей, что он давным-давно генерал. Принцесса, на самом деле, получает невероятное удовольствие, просто произнося «Хан». Когда ссорится с ним, срывая голос от злости, когда окликает в коридорах, пытаясь скрыть улыбку, полную надежды. Когда отдает официальный приказ, стараясь не обращать внимания на озорные искорки в ореховых глазах мужчины, или когда в волнении переспрашивает указания, беспокойно окидывая взглядом мигающую приборную панель «Тысячелетнего сокола». Когда сдавленно шепчет ему на ухо, прикусывая мочку, или выкрикивает так громко, насколько хватает воздуха в легких. Лея точно знает, что Хан получает от этого всего удовольствия ничуть не меньше. Соло ухмыляется, облизывая губы: конечно, ты будешь сверху, девочка, но не сегодня. Скидывает рубашку, покидает кровать с единственной целью избавиться от брюк и нижнего белья. Начинается финальный акт их игры, и одежда здесь не требуется. Он цепляет ее трусики (о Сила, такие влажные, хоть выжимай) и, отбросив в сторону, наваливается всем телом на Лею, опираясь на локти, чтобы совсем не раздавить свою малышку. В запахе Леи чувствуется легкость и природная нежность. Он видится Хану нежно-розовой, почти прозрачной дымкой, окутывающей девушку с макушки до пят. Аромат выдает ее — утонченную элегантную принцессу. Это подчеркивается и ее парфюмом — стойким, богато-насыщенным арома-оттенками. Органа никогда не изменяет своим вкусам, и эти духи — Соло называет их «для королевских особ» — уже стали ее визитной карточкой, предопределяющие персону девушки задолго до ее появления. Лея пахнет чистотой и свежестью, остающимися светящимися искрами у Хана на ладонях. А еще уютом; родным теплом, почуяв которое сразу становится спокойней и легче на душе. Она испытывает такие противоположные друг другу чувства: в животе будто лава варится, кипятится, раскаливая ее; по рукам мурашки как от холода, каждое прикосновение губ Хана — вспышка, ослепляющая и обжигающая. В животе словно узел, плотный, запутанный, набухший и не развязанный, он отчаянно давит на нее, особенно когда мужчина целует ее там, у пупка и ниже; но между ног, глубже внутрь, — пустота, которую надо заполнить, которая требует тела, второй части мозаики, дополнения. Которая желает его. От Хана веет бензином; машинное масло за столько лет, определенно, уже впиталось ему в кожу, и теперь под напором высокой температуры тела выделяется в комнату радужно-переливчатой дымкой. Веет колюче-жестким металлом, что ощущается в палитре запахов резкой, режущей острой нотой. Хан пахнет космосом, если, конечно, у того есть запах; легкий невесомый пронизывающий аромат, присущий людям, большую часть времени сидящим за панелью управления космического корабля. У пушистых темно-русых волос отдает шампунем; запах стандартной для всех жидкости почему-то играет новыми красками. Существующий, но не выделяющийся никакими взрывными оттенками, именно у Соло он чувствуется особо ярко, как будто именно от человека зависит, как будет ощущаться аромат. И, разумеется, естественный природный «тестестероновый» мужской запах. Впитывающий и растворяющий в себе все отдельные составляющие. Уникальный и неповторимый, осязаемый Леей где-то уровне подсознания. Незабываемый, но позволяющий забыться, забыть обо всем, кроме его обладателя. Соло улыбается ей во внутреннюю сторону бедра, прижимаясь зубами к нежной коже, чувствуя, как девушку передергивает. Когда-то Лея говорила, что никогда в него не влюбится, — однако призналась в своих чувствах первой; когда-то она клялась, чтобы Хан даже не надеялся на ее поцелуй («уж лучше я поцелую вуки!» — таковы были ее слова), — но она любит целоваться с ним еще больше, чем плести политическую паутину. Когда-то Органа говорила (с самым серьезным выражением лица), что разделит с ним постель только после свадьбы; но о какой свадьбе может идти речь, когда тут повсюду война и не сегодня-завтра они растворятся в космическом пространстве, не успев вовремя совершить гипер-прыжок. Когда-то да, принцесса все это говорила; но сейчас она абсолютно обнажена и лежит под ним, шепчет (а позже будет кричать) о том, как любит его, как хочет его. И поверьте, ради этой женщины Хан заставит всю Галактику подождать. Соло опытный любовник, деливший ложе не с одним десятком женщин. Он знает все женские слабости и чувствительные точки, умело пользуясь этим знанием и доводя своих партнёрш до исступления, вознося на высшую ступень удовольствия. Его движения верные и отточенные, словно доведенные до механизма. Раньше было проще некуда — просто следуй выработанной схеме, и в итоге и напряжение снято, и партнерша удовлетворена. Но с Леей невозможно следовать каким-то шаблонам. Не потому что поведение Органы непредсказуемо — с ней секс основывается прежде всего на эмоции и чувства, на стремление доставить ей удовольствие, а уже потом на собственную физическую потребность. Из головы вылетают все мысли, стоит Хану только нависнуть над ней — желанной, податливой, готовой для него. Остается лишь основываться на инстинкты и пытаться не сорваться на животную страсть раньше времени. Лея немного разводит ноги, сгибая в коленях, и громко выдыхает, чувствуя, как губы мужчины исследуют их по всей длине. Одной рукой при этому Хан придерживает девушку за бедро, чуть сильнее сжимая пальцы, словно она убежит. Он спускается все ниже, целуя под коленом и вскоре — лодыжки; женские пальцы выскользают из пушистой шевелюры. Не имея возможности дотянуться до Соло, брюнетка цепляется руками за простыню, что уже перестала хранить накопленный за день холод. По правде говоря, Хан находит Лею очаровательной в своей неопытности. Она такая невинная и чистая, хотя и знает многое в теории. Однако на практике робеет и смущается, даже собственного удовольствия от занятий любовью. Соло чувствует в ее страстных ответных поцелуях, как девушка хочет соответствовать ему, как Лее важно отдавать ему не меньше, чем он дает ей. Он не торопит ее с полной раскованностью в действиях и поощряет инициативу со стороны брюнетки. Хан учит ее: не стесняться себя и своих эмоций, позволять инстинктам брать вверх, не сдерживать желание — медленно и терпеливо. Стараясь не подстраивать принцессу под себя, но самому подстроиться под нее, мужчина помогает своей девочке раскрыться, дать волю страсти. И Лея раскрывается — с каждым несдержанным стоном и криком, с каждым движением бедрами навстречу ему, с новыми засосами на его шее Хан понимает, что успешно справляется с поставленной задачей. Ей еще многому предстоит научиться, но они уже на верном пути. Хан раздвигает ноги принцессы шире, чтобы удобнее устроиться между ними. Брюнетка больше не жмурится, как при первых близостях, но смело опускает взгляд — на самом деле, чтобы посмотреть в глаза Соло, который оглаживает ее маленькое тело своими большими ладонями и целует живот от ребер до пупка; но не заметить эрекцию мужчины — это надо постараться. Хотя осязательный контакт рисует картину намного ярче, чем зрительный, — Лея выгибает спину, их бедра соприкасаются, и девушка томно стонет, только почувствовав кончик его на самом чувствительном участке своего тела. Они абсолютно разные личности. Словно два противоположных полюса планеты. Насыщенно-яркие тона контрастируют с леденяще-холодными, отказываясь сочетаться. Ее холод несовместим с его огнем, его небо губительно для ее земли. Они кажутся совершенно несовместимыми друг с другом. Толчок аккуратный, погружение медленное; Хан словно медленно ведет ее по острию лезвия, и в тот самый момент, когда внутренние мышцы обхватывают его целиком, Органа замирает на самом конце. Большой, твердый, пульсирующий, весь в ней — это только сейчас ее тело приспособилось принимать его легко и податливо; на первых порах главное достоинство Соло создавало им определенные трудности. Но даже через боль он способен принести ей удовольствие. Но когда они вместе, когда они настолько близки, как сейчас, когда они настолько одно целое… Они забывают о всех своих различиях. Их контрасты тянутся друг к другу, точно магниты, и, ломая все границы, смешиваются в яркую эмоционально-чувственную палитру. Которая взрывается пестрыми брызгами в сознании. Ее глаза — темные омуты, подернутые дымкой желания и страсти; так бы и утонуть. Губы полураскрыты и опухли, красные без всякой помады, влажные и такие сладкие. Хан с трудом сглатывает — в голове бешено пульсирует в одной точке, в груди слишком горячо, особенно когда Лея ведет ладошку от солнечного сплетения к шее. Мужчина слабо улыбается и кончиками пальцев заправляет длинные влажные от пота пряди девушке за ушко. Сила, такого не бывает, это, наверное, ему снится; так хорошо в реальности, в той, в которой они живут, просто не может быть. Но всё это — правда. Это близость, единение, воссоединение, слияние; какая-то запредельная любовь, которую можно выразить только через бесконечные поцелуи и прикосновения к обнаженной коже; что-то вообще невероятно-невыразимое. Резкое движение вперед срывает у Леи крик, и Хан тут же перехватывает его, прижимаясь к ней губами и всем телом. Стоны растворяются у него в гортани, текут по горлу, стоит ему продолжать двигаться: быстро, грубо, входя по самое основание и тут же почти полностью покидая тело. Девушка извивается под ним, и Соло лишь сильнее удерживает ее за бедра и наваливается всем телом, каждым толчком все больше вдавливая Органу в кровать. Она не может контролировать ни свое тело, ни свои мысли — которые, если честно, сейчас спутались в такой клубок, что даже страшно. Тело брюнетки словно живет своей собственной отдельной жизнью. Принцесса вскидывает руки и впивается ногтями в плечи мужчины; Хан успевает перехватить за запястье только одну и прижать над головой девушки, переплетая их пальцы. Лея царапает ему спину — он почти чувствует, как из длинных полос проступают алые капельки, — и с силой вжимает пальцы между костяшек. Он — черное. Она — белое. Мощь, сила — девушка чувствует это в каждом движении. Он действительно обладает ею в данный момент: от Соло веет природной мужественностью, словно в нем проснулось что-то природно-дикое, однако на самом деле эта черта никогда у коррелианца не спит. Сейчас мужчины скрывают это за военными мундирами, льстивыми фразами и натянутыми улыбками; но Хан особенный, не такой как все. Он всегда был настоящим мужчиной: сильным и немного грубым, дерзким и своенравным. И принцесса, прогибаясь навстречу ему, прижимаясь бедрами, чувствует необыкновенную радость, что Соло — ее мужчина. Разметавшиеся по простыне, ее волосы везде. Хан тянет к ним ладонь, зарываясь в мягкие пушистые пряди пальцы, почти утопая в них. Не переставая двигаться, — Лея теперь отзывается стоном на каждый толчок, — мужчина собирает волосы в кулак и, замирая глубоко в ней, оттягивает их назад. Девушка томно тянет гласные, зажмуриваясь; коррелианец впивается ей в губы, принимая в себя каждое искажение женского голоса. Но ради нее он готов очиститься, а она ради него — шагнуть в самую пучину грязи. — Нам стоит быть тише, принцесса, — выдыхает Соло; волосы прилипли ко лбу и капельки пота скользят по скулам. — Звукоизоляция здесь так себе. Лея мысленно со всем этим, конечно, согласна, но именно в этот момент — он в ней, она под ним, простыни сбились, дыхание тоже, — ей абсолютно все равно, услышат ли проходящие мимо ее комнаты люди, как и с кем ее Высочество Органа проводит свободное от дипломатической службы время. В голове сплошное помутнение, все чувства накалены до предела, и уже от ощущения его целиком в себе, от этой приятной тяжести мужского тела, навалившегося на нее, брюнетка готова рассыпаться на атомы. Она хочет чувствовать Хана еще больше; ее всю разрывает от желания, пульсирующего внизу, где сливаются их тела. Хочется раствориться в нем, стать абсолютным единым, делить тела и мысли. Лея закидывает ноги Соло на талию, скрещивая их; меняя угол проникновения, это углубляет связь и обостряет чувства. Хан прикусывает кожу за ухом, потому что, малышка, что же ты творишь, почему у тебя это выходит по-космически невероятно? Ритм сбивается, срывается; мужчина лишь крепче обхватывает тело принцессы, по-грубому вколачиваясь в девушку. Внутри нее горячо, узко (они до идеальности подходят друг другу, заполняя и принимая в себя каждый дюйм), влажно. Смущающие ранее звуки соития становятся ласкающей уши музыкой, которая содействует погружению в интимный транс. — Хан! — крик в шею; вжаться, слиться, раствориться, и пусть это длится вечность. Не просьба, не мольба — утверждение. Смотри, что ты делаешь со мной, с моим разумом, с моим телом; Сила, ты знаешь, как это прекрасно? Соло хотел ее альдераанское высочество с самых первых мгновений их встречи: сначала неосознанно, на душевно-глубинном уровне, а впоследствии его желание только росло. Хотел придавить к кушетке или зажать к стене на «Тысячелетнем Соколе», слышать ее стоны и чувствовать, как она отдается ему. Однако вскоре ему стало мало желать всего лишь страсти, одной ночи с принцессой; целью Хана стала любовь. Влюбляясь в заносчивую и поначалу холодную, но умную и независимую Органу, мужчина все больше желал не просто ее тела: он хотел владеть ее душой. Он хотел любить ее всю от макушки до пят, от кончиков волос до низов души; впитать в себя, вогнать под кожу. Страсть — слишком просто, любовь — намного сложнее. Хан Соло всегда любил сложные задачи. — Лея, — мужской стон вызывает у девушки довольную улыбку. Коррелианец, не отличается тихим нравом, но его рычание всегда приходится Органе прямо на ушко. Это женские стоны должны раздаваться на всю комнату (хотя, тут в контрабандисте зачастую просыпается ревнивый собственник, который не терпит делиться никакой частью своей женщины — даже если это не зависит от сторонних людей). Для Соло выражать свое собственное удовлетворение — вот так — громко, несдержанно, — слишком интимно. Только для нее. Брюнетка зовет его, словно в бреду, и просит быть быстрее сразу на нескольких галактических наречиях (хвастаться своим образованием во время акта любви — в этом вся Лея). Хан чувствует — действие близко к развязке, но так не хочется отпускать ее от себя, разрывать самую крепкую связь, на которую они способны. Он пытается не слушать Лею, но девушка лишь сильнее жмется бедрами, и у мужчины будто ураганом сносит все разумные мысли. Последние аккорды, движения, поймать губы друг друга в поцелуи — они вдвоем на самом краю, и калейдоскоп ощущений вращается вокруг. Он — ее самый прекрасный грех. Она — его безумное искупление. Лея вскрикивает, прижимаясь зубами к шее Хана и оставляя на ней отпечатки, впиваясь в его и без того расцарапанные лопатки, и долго с упоением стонет, вздрагивая: оргазм такой сильный, в голове происходит будто бы взрыв атомного реактора. Соло кончает следом — уже не в состоянии оттягивать этот момент, девушка сжимает его так, что искры из глаз. Хан изливается за несколько толчков; Сила, Лея вся пульсирует изнутри, но постепенно ее хватка слабеет. Он нежно и ласково шепчет на старокоррелианском, наваливаясь на девушку, но стараясь не придавить ее опираясь на локти, утыкается носом ей в шею и прикрывает глаза. Хан все еще в ней и чувствует наполняющее ее теплое семя; после разъединения тел оно молочной струйкой течет по внутренней стороне бедра. В голове у Соло рождается мысль, почти жизненная цель: однажды у них обязательно будут дети. И это еще больше усиливает яркость окончания их занятия любовью. Сладкая нега разливается по телу Леи в то время, как яркая завеса оргазма спадает. Острое, сильное чувство, проходящее током через душу, ослабляет свои тиски; словно Органу резко вздернули вверх, а теперь плавно опускали обратно на кровать. Принцесса начинает ощущать тяжесть мужских ног на своих, но это физическое испытание ей всегда в удовольствие — почему-то именно в эти минуты, когда все окончено, она особо чувствует их связь, явственно ощущает, что Хан — ее мужчина. Хан перекатывается на бок и выдыхает, вытирая лоб от пота тыльной стороной ладони. Лея тяжело дышит, и ее грудь вздымается в такт ее вдохам; мужчина несколько минут завороженно наблюдает за этим — Сила, тут никакой самоконтроль не поможет, — и за плечо притягивает девушку к себе. Принцесса, оправившись от эйфории оргазма — хотя, видят звёзды, она готова заниматься любовью с Соло бесконечно, — сама жмется ближе к мужскому телу, утыкаясь носом ему в грудь. Природный мужской запах вкупе с потом и нотками секса, которые пронизывают теперь всю комнату, щекочет ноздри; подушки оказываются за пределами кровати, и Хан подсовывает Лее свою руку под голову, и девушка считает это даже еще лучшей альтернативой. Коррелианец смотрит в ее глаза, улыбается, гладит кончиками пальцев теплую щеку, и Органа нежно целует его в губы. Благодаря за все: за ночи — предыдущие, эту, последующие, — за то, что он рядом, что есть в ее жизни. За любовь. И в этот момент есть только они. Хан. Лея. Их чувства. И никаких контрастов.