Аля

Тучи заволакивают небо, начинает накрапывать дождь. Аля идёт по узкой тропинке, которая, впрочем, скоро закончится, держа в руках букет из одуванчиков. Жёлтых, как отсутствующее этим летом солнце. Одуванчики пачкают её руки горьковато-липким соком, когда она слишком сильно сжимает их. Впрочем, это Алю нисколько не тревожит. Руки всегда можно вымыть. Её тревожит другое: тропинка, с двух сторон окружённая глухим лесом и покрытая невысыхающей и незамерзающей никогда грязью, заканчивается, вот-вот начнётся трасса. А туда Але ходить нельзя. Папа не разрешает. Вернее, папа вообще не разрешает выходить за ворота. Но на трассу — особенно. На трассу нельзя выходить даже с папой. Аля заинтересованно вытягивает шею, разглядывая нескончаемый поток транспорта, и тут же испуганно прячется, когда в буквально нескольких метрах (но ей кажется, что в миллиметрах) от неё пролетает машина. И уносится, уносится куда-то вдаль, к Ладожскому озеру. Теряется в великом множестве подобных ей машин. В пяти минутах ходьбы — остановка. Аля это знает. Точнее, она знает про остановку, а вот то, что в пяти минутах — определяет на глаз. Периодически там останавливаются автобусы, в которые никогда никто не садится. Аля знает, что автобусы идут в город. Несколько раз она даже хотела сбежать, собирала сумку и — так же, как сейчас — вытягивала шею и пугалась. Никуда не ехала, а возвращалась домой, в теперь уже привычную жизнь, которая с каждым днём казалась ей всё более настоящей. Гораздо более настоящей, чем предыдущая. Але всего десять, а у неё уже была предыдущая жизнь и уже есть нынешняя. И обе выбрала не она. Гудок, и рядом с Алей тормозит большая красная машина. Одуванчики падают на землю, мгновенно вбирая в себя липкую грязь.