Мятый тортик

Дорогой дневник, одно воспоминание из детства все никак не дает мне покоя. Хотя прошло уже тридцать лет, о том, что случилось на самом деле, я узнал только вчера. В детстве я ничего не знал о своем отце, потому что каждый раз, когда на меня накатывало вдохновение спросить его о чем-то, мне отвечал лишь пустой взгляд. Моя же мать никогда не соблюдала толерантности в рассказах об отце. В итоге все, что я о нем знал до и после его смерти, это то, что они был алкоголиком. Тот вечер мне помниться лучше вчерашнего. Был предновогодний вечер 1985, мне тогда было шесть лет от роду. Громоздкие настольные часы пробили восемь. Мать уже все приготовила на стол. Я сидел в коридоре, играл деревянными машинками, редко поглядывая на огромную металлическую дверь передо мной, настолько огромной, которой она может казаться маленькому ребенку. Иногда дети обладают странным чувством ощущать в воздухе напряжение. Мама сидела на кухне и, не отводя головы, смотрела на часы. Мы ждали отца, который уже как два часа должен быть дома. Внезапно ручка двери ринулась вниз, дверь со скрипом отворилась, но вместо огрубелых широких плеч, я увидел тонкую фигуру нашей соседки. Мама обнялась с ней, я слышал, как она всхлипывала. Меня отправили в комнату, я быстро понял, что сейчас моя мама будет раскаиваться перед соседкой. Не смотря на то, что они находились в другой части квартиры, я прекрасно слышал все ее проклятия в сторону отца – но мне было не привыкать, так, в общем-то, прошло все мое детство. Сидя в комнате, я только и ждал прихода папы, который должен был принести елку. Не смотря на то, кем являлся мой отец. Все детство я таил в нем огромную любовь, только такую, которой может любить только ребенок – ничем необоснованную, ни чем не подкрепленную любовь, только самое искреннее, чистое и невинное чувство, идущее от сердца. Я не знаю ничего о своем отце, но я чувствовал в нем взаимность, больше ничего мне и не нужно было. Когда я был совсем маленьким и не мог уснуть, мой отец, в любое время ночи, в любую погоду, брал меня и катал на машине. Он усаживал меня на переднее сиденье и тихо включал легкую и спокойную машину. Но мы не катались по дворам, он ехал загород – в леса, к полям. Так я и засыпал. Но когда я подрос, он не перестал этого делать, стоило мне только попросить и наши колеса уже рассекали по городской трассе в направлении ко сну. Еще одним осевшим мне в памяти событием, было то, как он читал мне стихи. Всякие люди, которые пытались успокоить меня ревущего убаюкиваниями, улюлюкая передо мной и чуть ли не танцуя, были большими глупцами. Только папа умел меня успокаивать, как только по пухлым младенческим щечкам начинали стекать слезы, он принимался читать мне Есенина, Маяковского, Пушника. Да зачастую это были не спокойные лирические стихотворения, а прямо таки хулиганские стихи, да еще и с матом. Наверное, я любил отца, потому что он выходил за рамки привычного всем мира, увы это его и от части сгубило. Он не смог смириться с несоответствием мироустройства и своих взглядов, и боролся с этим, прилегая к рюмке. До Нового Года оставалось три часа. Соседка все еще выслушивала грёзы матери, поддакивая ей. Я шел умыться и увидел, что дверь пошатнулась. В квартиру вошел папа, одежда которого была мокрая от растаявшего на ней снега. Увидев меня, он жестом руки подозвал к себе. Мама выбежала из кухни и с криками «Господи, Господи» стала расспрашивать его где шлялся. Но он ее как будто не замечал. Отец наклонился ко мне и окинул меня взглядом. Я посмотрел ему в глаза и увидел в них что-то непривычное ребенку. Тогда я не мог понять, что это было, но сейчас, пожалуй, мне удастся описать это. Я увидел в его глазах сожаление, он как будто извинялся за мной за все содеянное. Впервые в лазури его голубых глаз я увидел не пустоту, а море, такое теплое и мягкое море. Папа молчал. Я был сосредоточен на нем, мы как будто стали одним целым. Но где-то далеко, в наш спокойный мир, прорывались слова матери: «Опять пьянь все деньги пропил». Но я понял, что папа не пьян, он дышал на меня. От него исходил запах нафталина, который к нему уже прижился, как это бывает у работников завода его возраста. Он молча, ничего не говоря, сунул мне в руку кусочек тортика. Я посмотрел на него, это был шоколадный торт с кусочками орешков, но он был изрядно помят, как будто его кто-то сознательно сжимал в руке. Вдруг он прошептал мне хриплым голосом: «С Новым Годом, сына, всех благ», еле-еле выдавив из себя улыбку. Он растрепал мои волосы, окинув меня самым нежным и любящим взглядом, и двинулся в сторону комнаты. Мама рванула за ним, она кричала на него, но ее слова ко мне не долетали. Скорее всего, это был стандартный набор: «Где деньги?», «Где был?», «Опять?». Я увидел, как соседка стояла у ванной, скрестив перед собой руки. В этот момент я всей душой, как только может ребенок, возненавидел ее – нет, что бы уйти и не лазать в чужом белье, она наблюдала за всем этим, ехидно улыбаясь. Я повернулся к родителям. Папа шел в комнату и совершенно не обращал внимания на кричащую мать, как будто бы ее совсем и не было. Зайдя в комнату, он прямо перед ее носом закрыл дверь. Почему-то эта картина пробудила во мне небывалую грусть, и, сдерживая слезы, я закрылся в комнате. Следующий день я почти что не помню, бой курантов я проспал, да и настроения праздновать не было. Когда я поднялся, то услышал в коридоре возню. По квартире туда-сюда бегали родственники. Я не сразу понял, что к чему. Увы, в этот день жизнь впервые поведала мне о смерти. Как оказалось, запершись в комнате, мой отец к утру скончался. На похоронах меня не было, я отказался верить, что папа мог так просто покинуть нас, да еще и новогоднюю ночь. Весь день я провел, рыдая в подушку. Когда мама вернулась, вместо объяснений, она сказала одно слово: «Спился». Так я и расстался с отцом, считая его алкоголиком. Но этот мятый кусочек торта всегда вызывал плачь, даже когда я стал взрослым мужчиной. Будучи подростком, я еще расспрашивал об отце, но все всегда разменивались одним словом. А потом мне просто надоело. Только вчера, когда мы с моей женой гостевали у матери, она мельком упомянула об отце, сказав, что он умер от инсульта. Тридцать лет я думал, что мой отец пропустил Новый Год просто потому, что он напился. Как оказалось, все было совсем не так. На заводе отцу не дали аванса. Из-за того, что он не сможет купить нам с матерью подарков и самое главное елки, ему стало плохо. Лучший друг папы, Петр Иванович, помог папе дойти к парадному. Тот сказал, что сам поднимется наверх и друг, оставив его в покое ушел. Но отец не стал подниматься к квартире, через силу он направился к местному магазину. Продавщица, потом уже, рассказывала матери, что папа не мог мелочи сосчитать, что пришлось сделать ей. В тот вечер она продала ему шоколадный тортик с кусочками орехов. Папа, собравшись с последними силами, в прямом смысле этих слов, добрался домой. Где он и вручил мне этот кусочек торта. Прости, папа. Люблю тебя. Спасибо за мятый тортик.