Всему одна лишь причина - любовь

Ты мой лучший друг. Лучший, потому что иначе и быть не может. Даже в другой жизни я бы нашел тебя. Я бы почувствовал тебя и пришел. Я пришел бы к тебе, чтобы снова узнать и полюбить. Ты мой лучший друг, потому… потому что мы не можем быть чем-то бОльшим. Мой лучший друг, моя семья, мой брат. Ведь Супер Джуниор — семья. Но ты всегда будешь мне ближе и роднее всех, я верю, что ты, мой ДонХэ, ни за что не предашь меня. А если вдруг так получится, то, значит, виноваты обстоятельства, а вовсе не ты. Поскольку мне лучше всех известно, что внутри тебя нет тьмы. И я знаю: если скажу: «Я люблю тебя», ты неизменно и не задумываясь ответишь: «И я тебя». Но эти слова причинят больше боли, чем молчание, будто солью по венам или раскаленным гвоздем в затылке. Ты не спросишь, а я не отвечу, отчего так болезненно сердце в груди бьется от каждого твоего прикосновения. Почему время от времени я замираю, стоит тебе обнять меня. И лежа ночью в кровати, плавая между сном и реальностью, я мысленно отвергаю свое тело, не смотря на то, что оно такое сильное, ловкое и крепкое, полное энергии, и ради работы я ухаживаю за ним изо всех сил. Потому как променял бы его на другое — слабое, хрупкое, неуклюже — только ради призрачной возможности, ради крохотного шанса сказать тебе: «Наш сын похож на тебя». Я пожертвовал бы собой, ради надежды. Ничего у нас с тобой не будет, потому что кому-то другому ты однажды дрожащим от нежности и смущения голосом скажешь: «Я люблю тебя». И я буду дядей твоим детям, потому что по-другому у нас с тобой не будет. Невозможно. И все потому, что я не та. Я хочу прикасаться к тебе, иметь на это право, а не просто играть, делая вид, что мне все равно. О да, за эти годы я так хорошо научился притворяться. У меня нет права любить тебя. «Никогда» такое страшное слово… никогда ты не поцелуешь меня всерьез, никогда не узнаешь, что чувствует мое сердце, младший брат. Но я рад, рад оставаться твоим старшим братом, ведь тогда ты не прогонишь меня, и мы будем вместе. Потому что по-другому невозможно… Невозможно… Не бывает… Лишь одно меня утешает, что ты и не подозреваешь о моих чувствах. Что для тебя все наши прикосновения — привычная дружеская игра. И для меня нет большей радости, чем видеть тебя счастливым. Ты — моя капелька солнца в холодной воде, моя маленькая рыбка в холодном океане. Во времена, когда ты сломлен, когда грустишь, когда не видишь выхода, и кажется, что никто не поймет и не утешит, я буду рядом. Я все почувствую и приду. Каким бы далеким ни был путь, как бы трудна ни была дорога, ты только дождись меня. Я приду. Кто-то скажет, что я ничего не знаю о настоящей боли, о настоящих трудностях. О боли настолько сильной, что легче в петлю. О боли матерей потерявших детей, о боли сирот, вдов и разрушенных семей и потерявших даже смысл жить. Но это моя боль, собственная. Долгая, лелеемая и хранимая годами где-то под сердцем. Боль, как от ноющей сломанной кости — если не тревожить, то еще можно терпеть. Но я не помню о ней, когда ты рядом, потому что там, внутри меня, есть еще кое-что: любовь и нежность, и забота. Я смирился. За столько лет привык, что ничего у нас с тобой не будет. Никогда. И мать с отцом ни за что не простят. Я с трудом убедил их, что на сцене это просто игра, моя роль и моя работа, я всего лишь продаю развлечение. А если я решусь однажды, возьму тебя за руку и приведу к ним со словами, что ты моя единственная любовь, они не поймут… И тогда у меня точно никого не останется, кроме тебя… — Хён, — послышалось из-за двери. — Чего? — крикнул в ответ Ынхёк, убирая письмо в ящик стола, в единственный, который запирался на ключ и куда не разрешалось лазить даже ДонХэ. — К тебе пришли? Ынхёк высунулся в коридор, прошел в прихожую, но никого не обнаружил. — Хэ, — позвал он, на пороге возник лохматый и жующий бутерброд ДонХэ. — Ты сказал, что кто-то пришел. — Ага, — ответил тот, откусывая изрядный кусок, — ЧжиХон. Она, наверное, уже на крышу поднялась. Сказала, что будет ждать тебя там. Ынхёк закатил глаза и, поспешно натянув куртку и сменив домашние тапочки на ботинки, поплелся наверх. Жить на последнем этаже удобно, когда у вас есть ключи от двери на крышу, где можно покурить, побыть одному, порепетировать, даже петь, все равно голос потонет в шуме улиц, или пригласить девушку, устроив вечер в стиле Голлиудского кино. — Чжихон-а. — Оппа, — она обернулась. Был холодный, ветреный день, и щеки и кончики ушей у нее порозовели, а длинные волосы развевались, как светлый стяг. — Откуда ты здесь? Мы же вроде не договаривались о свидании. — Да, — она смотрела в пол или вдаль, но только не на него и все крутила на пальце подаренное Ынхёком кольцо, — я проезжала мимо и подумала вдруг ты дома… Хотя нет, знаешь, я приехала специально. ЧжиХон нервно покусала нижнюю губу, и в этом жесте не было ничего сексуального. — Я даже надеялась, что тебя не будет, и я смогу… — она запустила ладонь в волосы, и пальцы застряли в спутанных прядях. — Почему… почему ты надеялась, что меня не будет? — Я думала, что смогу оставить тебе записку или передать через кого-нибудь. А еще, — она решительно стянула кольцо и вложила в его ладонь, — возьми. — Что это значит? — колечко было маленькое и холодное. ЧжиХон отвернулась от него и посмотрела на город, обнимая себя за плечи. Она была похожа на героиню дорамы, красивое лицо отражало именно столько эмоций, сколько нужно было. И вела она себя так, как должно. — Давай, — ЧжиХон выдержала паузу, — расстанемся. Ты идеальный бойфренд, оппа. Ты не устраиваешь ревнивых сцен, и не заваливаешься ко мне пьяным в три утра, не попадаешь в скандалы. Но это ведь не от того, что ты так сильно меня любишь… Ынхёк молчал, и ее глаза, как он и ожидал, будто по сценарию, наполнились чистыми крупными слезами. — Я больше так не могу, — слеза красиво покатилась по щеке. А он будто бы в приступе чувств прижал ладонь ко рту, на самом деле стараясь скрыть улыбку. От нелепости и театральности все этой сцены, Ынхёка пробирал смех. Он опустил голову, словно стараясь смириться со своей горькой потерей. — Прощай! — бросила она и стремительно направилась к двери. — Чжихон, — окликнул он, позволяя доиграть сцену. ЧжиХон напоследок взмахнула волосами и послала ему прощальный взгляд. Ынхёк подбросил на ладони колечко и опёрся на перила, беззвучно смеясь. Хлопнула дверь, он стер улыбку с лица. — Хёкки, — позвал ДонХэ, подходя и обнимая его за плечи. — Что случилось? ЧжиХон пронеслась по лестнице как сумасшедшая. Ынхёк поднял руку и показал ему кольцо на пальце, а потом другое, такое же, но поменьше, которое только что получил от девушки. — Ооо… — протянул ДонХэ, сочувственно и печально улыбнувшись, - но, может, еще обойдется? Разве возможно бросить такого отличного парня, как ты? — Да ничего, — Ынхёк сжал ладонь младшего, лежавшую на его плече. — Ты что-то сделал? Извинись, и все наладится. Она не сможет противостоять твоей грустной мордашке. — Да нет, наверное, это и к лучшему. Донхэ протянул руку и молча погладил его по щеке.