Проявить внимание

      Недавно теплую погоду заменяет пышущее солнце, и теперь земля горит под ногами, а деревянные гета жгут пятки, словно уже превратились в дымящиеся угли. В голове бьет лишь одна утешающая мысль — пора заканчивать тренировку.       Утяжелители тихо позвякивают на ногах и запястьях, будто сообщая о состоянии хозяина. Он обессилено толкает ворота в свой дом и медленно входя во двор, понуро замечает что в нем безлюдно. И только в кустах что-то на мгновение проскакивает с шорохом — наверное, снова соседская кошка забрела по случайности.       — Я вернулся! — тишина за стенами прихожей, и только еле различимая возня на кухне. — Эх, опять, наверное, сериалы смотрит. Когда же они закончатся?       Внутреннее чутье подсказывает — никогда.       И зачем они только подключили это треклятое кабельное телевидение? Ему и так хорошо жилось с пятью местными каналами, а точнее — с одним музыкальным и единственным каналом с фильмами. Но появились эти злосчастные круглосуточные каналы, беспрерывно показывающие мыльные оперы и детективные сериалы…       Кто придумал эту дьявольскую разновидность телепередач, забирающую все ее время?       — А раньше она встречала… — вздыхает Асакура, поднимаясь по деревянным ступенькам и садясь на крыльцо.       Крыша дома укрывает его под теньком, и парень расслабляется, снимая с головы горящие от жары наушники. Солнце было беспощадно к шаману во время тренировки и, несмотря на все его молитвы, его тело было нагрето щедрым ультрафиолетом, а горло теперь першит из-за сухости.        — Надо бы пойти попить…       Монотонную тишину разрывает топот ног. Резко отодвигаются седзи, и шаман с улыбкой оборачивается на шум.       — Мастер! Как я рад вас видеть! — Рюносукэ в фартуке и свободных штанинах выглядывает из дома, радостно помахивая поварешкой. — Я пришел недавно и поэтому обед будет чуть позже. Но вы же потерпите, да, господин?       — О, Рю! Я тоже рад тебя видеть, — кареглазый дружелюбно улыбается, не подавая виду, что надеялся увидеть совсем иного человека. — Хе-хе, спасибо за то, что обед вообще будет!       — Ох, мастер Йо, для меня честь готовить для Вас и ваших друзей. И я счастлив, что вхожу в этот список, — Умемия с любовью проводит ладонью по промазанным гелем волосам и, прокашлявшись, вытирает пальцы об фартук. — Наверное, нужно уже добавлять овощи. Ждите скоро шикарных блюд!       — Ладно… — с тихим смешком кивает шаман уже скрывшемуся в коридорах дома «деревянному мечу».       Во дворе висят постиранные простыни и пододеяльники, совсем не колыхаясь на ветру. Видимо, от того что его и вовсе не было. Парень недоуменно чешет затылок. Наверное, Манта потрудился. Попался ей на глаза, когда еще не шли сериалы…       Снимая утяжелители, ему вдруг приходит мысль о совместном просмотре этих самых телевизионных передач. Парень с утробным стоном трет ладонью ноющую спину — хорошо бы развалиться в гостиной и уснуть под голоса смазливых актеров. Хоть так побыть рядом.       Целая неделя без передыха — отжимания, приседания, бег…       Парень позволяет себе сгорбиться и опустить плечи. Разминая кисти рук, он ленивым движением ступней сбрасывает обувь на землю. Прохладная тень размаривает его веки и расслабляет тело, невольно вынуждая оставаться на месте, хотя ему и очень хотелось зайти в дом.       Пусть смотрит свои сериалы хоть до ночи. Ему и одному хорошо.       — Расслабляешься?       Асакура разлепляет глаза и, моргнув в неверии, замирает. Неужели он настолько расслабился, что не услышал ее прихода? Видимо, он слишком устал. Но когда это ее волновало?       — Ты выполнил норму? — ровный голос без капли интереса, и парень уже ощущает ее присутствие за своей спиной.       Он даже не оборачиваться — знает, что светлые глаза прожигают его спину. Она ненавидела, когда он сутулился.       — Анна, твои духи-шпионы все тебе доложили. Ты наверняка уже в курсе, сколько раз я пробежал и отжался, — пожимает он плечами, словно сказанное было для него повседневным пустяком, и косится в ее сторону.       Губы так некстати выдают все его удовольствие от ее слов, растягиваясь в довольной ухмылке — знает, а все равно спрашивает.       В следующую секунду он вознаграждается ее прикосновением. Легким подзатыльником. Можно даже сказать нежным, учитывая, что обладательница бьющей ладони — его невеста. Но парень все равно надувает губы, чисто из уважения к себе и вынужденной ситуации.       — Наконец-то ты становишься внимательным, а не витаешь в облаках. Это хорошо.       — А бить-то зачем? — все еще надутыми губами бормочет шаман, потирая макушку.       — Это чтобы ты не раз подумал перед тем, как выделываться передо мной.       Йо хочет возразить в ответ, но его останавливает тот факт, что девушка садится на крыльцо рядом с ним. Садится так близко, что их плечи соприкасаются, и он может почувствовать ее мягкую прохладную кожу своей. Парень пропускает вдох, а то и два, и, стараясь быть незамеченным, не поворачивая головы, наблюдает за ней. Анна выглядит совершенно спокойной и смотрит куда-то вниз, отчего ее светлые ресницы опускаются вместе с веками. Еле сдерживая восхищенный вздох, шаман прижимается к девушке еще теснее.       Судя по всему, один сериал закончился и, пока не начался другой, у него есть время побыть с ней рядом. Для большей эффективности своего замысла, Асакура перехватывает ее пальцы ладонью, начиная их слегка поглаживать.       Он уже начал забывать, какого это — находиться с ней наедине, хотя только недавно узнал, какого это. Они редко сидели вот так, одни, без посторонних зрителей, и парень не успевал привыкнуть к этому томящемуся чувству, обволакивающему легкие и солнечное сплетение. И сейчас Асакура ощущает, как горит кожа лица от румянца, когда она почти незаметно приподнимает уголки тонких губ, дотрагиваясь пальцами до его волос. Шаман прикрывает глаза и расслабленно улыбается, даже и не помня, когда эта близость стала для него такой обыденной и в тоже время необходимой.       Он просто чаще, чем обычно, хотел быть рядом, а она начала проявлять к нему внимание и собственнически напоминала о замужестве.       Проявляла она внимание по-своему…       Могла с рассветом солнца оскорблять его, говоря о его никчемности, а вечером, стоя у окна и смотря ему в глаза в отражении, неожиданно заговорить о его храбрости.       Давала звонкую пощечину за долгий, «совершенно непристойный» по ее мнению взгляд и целовала за ухом, когда он, уткнувшись лицом в новый выпуск любимой манги, посапывал бочком на татами. Посапывал — не значит спал. И она это прекрасно осознавала, но все равно ложилась рядом.       Ее настроение было невозможно предугадать. По одним утрам она могла выплескивать весь свой гнев на жителей Фунбари, а после завтрака другого дня, пока никто не видит, хватать его за щеки и увлекать в долгий поцелуй. Он медленно отходил от шока, а она ждала, когда оживут его губы, не прекращая снова и снова прикасаться к ним.       Она всегда целовала первой…       И даже сейчас, крепче перехватывая его ладонь, она ленивой россыпью поцелуев проходится по его щеке, переходя на уголок рта и запечатывая поцелуй уже на приоткрывшихся губах парня.       На него сразу накатывает приятная усталость — такая, что хочется утонуть в мягкой пуховой подушке, что навязчиво манит его к себе, с тех минут, как он решил прервать тренировку. Теперь же лежать на перине Йо хотелось не одному, а с ней. И непременно ощущать эти губы, вдыхать ее выдох и целовать, целовать…       Но все резко обрывается. Асакура тянется просящими устами к пустоте, а в горле тонет разочарованное мычание.        — Ты сейчас похож на рыбу, — девушка беспристрастно хмыкает, ничуть не смутившись своему минутному порыву.        — Анна, так нечестно! — взвывает парнишка где-то в районе ее шеи, — только дразнишь…        — А ты наваливаешься на меня всем туловищем, сам виноват. И убери ты свою чугунную голову с моего плеча.       Асакура нехотя отлипает от недовольной девушки и с кислым выражением лица отворачивается, задетый ее комментарием.       Ничего у него голова не чугунная. А у нее вон платье короткое. Хотя какая тут связь?       С шумом выдохнув щедрую порцию воздуха, парень едва различимо покрывается неровным румянцем.       Ему явно на солнце припекло. И еще он устал.       А эта раздражительница капилляров то сама лезет обниматься, то смотрит на него косым взглядом!       Ну вот о чем она думает? А сейчас?       Своими глазами уже кажется пригвоздилась на его переносице.       Она хоть моргнет?       Наверное, уже придумала ему марафон новых упражнений. Или же в магазин хочет отослать.       А может она вообще думает не о нем, а о своих сериалах?       Парень раздраженно фыркает, чем вызывает плавный изгиб светлой брови. Надо будет вечером кинуть камнем в телевизионную тарелку на крыше. Хотя, Анна же уже и так рядом. И вроде не собирается уходить.       Значит, сегодня выиграл он, а не телевизор?       — Асакура, ты на редкость молчаливый сегодня. О чем думаешь?       — Да так, гадаю о том, о чем думаешь ты.       — Хм, наверняка как всегда набиваешь голову всякой ерундой.       — Это ты набиваешь себе голову ерундой, когда непрерывно смотришь сериалы, — немного резко бросает шаман и снова потирает ноющую спину, приглушенно зашипев при этом что-то неразборчивое.       Девушку удивляет такое к ней обращение и, могло бы даже разозлить, если бы не промелькнули в его голосе до смешного обидчиво-детские нотки. Тихая усмешка не сдерживается с ее губ.       Мальчишка. Он даже злится на нее не как все. С надутыми щеками и обращенными взглядами исподтишка.       Думает, что не замечен?       Какая наивность.       Как можно сидеть так близко и думать о своей анонимности? Когда она рядом, он всегда такой рассеянный — о чем-то мечтает, улыбается, спотыкается, иногда даже заикается… но она видит, что он счастлив.       Ее пальцы крепче сжимаются, и она ловит его напряженный вздох. Морщась, Киояма замечает, что ее плечо находится куда выше его руки. Кажется, вот-вот, и его фигура растечется ленивой массой по ступенькам порога. Блондинка хмурится — ее утверждение, неугасимо жившее в ее женском сердце, в этот момент стало тускнеть. После каждого ее поцелуя Асакура светился не хуже, чем городская вывеска, его солнечные батарейки искрились зарядом, щеки пылали, а улыбка заражала всех несчастных, кто находился поблизости. А сейчас… он лишь крепче сжимает ее ладонь и пытается не закрыть глаза.       — Йо? — зовет она его и кладет ладонь поверх их сомкнутых рук, — что-то не так?       — А? С чего ты взяла? — парень полусонно улыбается, пытаясь дотянуться губами до ее виска, — я лишь тихо радуюсь, что ты сейчас со мной.       Анна кивает, принимая его ответ, стараясь не замечать изменения в тоне любимого голоса.       — А у нас сегодня кабельное отключили, — пространственно сообщает она, когда слышит тихий чмок возле уха, — наверное, из-за неуплаты.       — Какая хорошая новость, — расплывается Асакура в блаженной улыбке и подключает свободную руку, приобнимая ее за плечи.       — Да какая к черту «хорошая»?! — вскипает Киояма, отчего парня словно прошибает током от ее возмущения.       Выбравшись из его объятий, девушка складывает руки на груди и хмуро произносит:       — Сегодня должна была быть серия «Неизбежности судьбы», где главный герой проявит интерес к своей подставной жене, которая живет с ним лишь ради денег — но это не так. Он понял это в прошлой серии. А сегодня будут моменты, которые я ждала на протяжении шестидесяти серий!       Киояма вскидывает ладони и оборачивается к замеревшему юноше.       Йо думает вставить в ее поток хоть слово, но Анна, окончательно распалившись, выдает ему с негодованием:       — Шестидесяти, Йо! Ты представляешь как долго я ждала развития сюжета? И я не могу посмотреть сегодня эту серию! В этом сериале так не хватает романтики…       — А мне тебя! — нетерпеливо заявляет парень прерывая ее и, стушевавшись, нервно почесывает затылок. — И я рад, что кабельное вырубили!       Киояма возмущенно открывает рот, намереваясь высказаться обо всей эгоистичности его слов, но, прокрутив в мыслях его первую фразу, невольно теплеет во взгляде.       — Не сутулься, — лишь выдыхает девушка, заместо гневной тирады, и он отчетливо видит в ее хитрых блестящих глазах примесь удовольствия.       Ей было приятно такое услышать?       — Извини, Анна. У меня спина побаливает, кажется, что-то потянул…       — Ты сегодня много занимался, — вспоминает девушка рассказ ее духа-преследователя.       — Да, устал немножко, — протягивает шаман и секундой спустя машет в протесте руками, припоминая, что его невеста не одобряет нытье. — Но это поправимо холодным душем и хорошим обедом. Рю сказал, что скоро будет готово.       Анна обводит его скептическим взглядом и еле различимо хмыкает.       — Мне надоело смотреть на твой горб.       Удивленно моргнув, парень отмечает ее серьезный тон и запоздало замечает ее ладони, сомкнутые на его футболке. Ее лицо все так же отличается незамутненной собранностью, а его, как он подозревал, выражает лишь неподдельное недоумение. Асакуру бросает то в жар, то в холод, когда ее пальцы стали задирать ткань футболки, оголяя натренированное тело. Парень мешкается, но не сопротивляется, помогая высвободить его от верхней одежды. Раз она так хочет…       — Анна, а может не здесь? — тихо предлагает Йо, от предвкушения неизведанного облизав губы.       — Не о том думаешь, Асакура, — безапелляционно прерывает его мечтания медиум, постелив его футболку на деревянный пол. — Ложись на живот.       — Э, на живот? Зачем?       — Ложись. И не спорь со мной.       — Ну, ладно…       Парень ложится на расстеленную ткань одежды, и девушка, не дожидаясь когда Асакура соберется с мыслями, со словами «Будем убирать этот мерзкий горб» седлает его бедра. Издав звук, похожий на икоту, Йо широко раскрывает глаза, чувствуя, как девушка на нем устраивается удобнее и немного оттягивает его штаны.       Мысли лихорадочно копошатся в его побитой солнцем голове и одна мысль, выбравшись из пучины своих бесстыдных собратьев, кричит о том, что такого на его веку с ним еще не происходило. Смутно догадываясь, что с ним хотят сделать, шаман вздрагивает, почувствовав прохладные ладони на своей разгоряченной спине.        Совершенной неожиданностью для него становятся ее мягкие прикосновения, поглаживающие и растирающие его мышцы. Слегка надавливая на плечи и разминая его шею точечными движениями больших пальцев, девушка очерчивает выпирающий позвоночник, чем вызывает его расслабленное урчание.       — Ох, Анна, я и не знал, что ты умеешь делать массаж… — едва разборчиво протягивает довольный шаман, кладя голову на сложенные руки.       — Кино-сан часто просила помассировать ей плечи, когда она возвращалась с рынка по горной тропе. Можно сказать, что опыт у меня есть.       Киояма умолчала о том, что можно было футболку и не снимать, но, похоже, ее жениха это не смущало. Хотя, смотря на его взлохмаченную макушку, она не знала, какие эмоции блуждают не его лице. Ее руки, тем временем, легкими массирующими движениями добраются до лопаток.       — А почему ты об этом опыте рассказала только сегодня? — недовольно интересуется парень, вспоминая все разы, когда он валялся в своей комнате, постанывая после тренировок. Если бы после каждой из них ему был бы предоставлен такой презент с чудо-пальчиками, то он бы сам, наскоро надевая утяжелители, рвался в марафон упражнений, укомплектованный самой заботливой женушкой на свете.       — Потому что мне так захотелось.       Асакура, сжав губы, только удовлетворительно кивает на ее слова.       Неоспоримый аргумент — и даже не нужно пытаться что-то вставлять, рассказывая о том, как бы хорошо ему было, устраивая она такое почаще. Не надо. Она же всегда права. Стоит считать, что на него снизошло благословение богини Аматэрасу, раз она — «девушка-золотце» тратит на него свое драгоценное время, а не просиживает подушку в гостиной, уничтожая килограммовый запас сенбея.       Дальше шаману уже ничего не хочется спрашивать, а просто спать. Да, именно спать, так как все манипуляции Киоямы вызывают только усыпляющее действие. А ему и так было трудно справиться с усталостью.       Вот она медленно водит ладонями по бокам, переходит на плечи, задевает кожу ноготками. «Потому что мне так захотелось» у Анны бывает очень редко. И он старается запомнить ее руки и потом вспоминать их прохладную ласку, а лучше запомнить так, чтоб это снилось во снах. Почему-то у парня есть чувство, что после ему такое только будет сниться.       В один момент, Йо замечает, что деревянный настил вместе с обожженным солнцем двором будто плывут перед его глазами. Все кажется таким неясным и от неожиданных ласк со стороны Анны, парню уже всерьез кажется, что этот день нереален, но он быстро отметает эту мысль. Думать сейчас, от этой жары и этих мягких рук — катастрофически тяжело.       — Так хорошо, что я сейчас усну… — тихо мычит Асакура уже с закрытыми глазами.       — Нет, дорогой, так не годится. Ты же все пропустишь.       — М? — парнишка нехотя поворачивается на звук ее голоса, приоткрывая тяжелые веки.       Упираясь локтем об деревянный пол, девушка полулежа располагается на смуглой спине, пододвигаясь к его шее.       — Ты же так хотел моего внимания, — выдыхает Анна ему за ухо, и ее рука двигается чуть дальше поясницы.       Парень резко выдыхает, округляя глаза.       — Так получай.       — Аа-н-на…       — Что «Анна»? — Йо мог поклясться, что она сейчас ехидно улыбается. — Мне продолжать?       — Определенно… только, не в этом направлении, — сконфуженно произносит Асакура, ощущая ее дыхание недалеко от виска.       Вообще само их положение как-то его напрягало или возбужда… Смущало. Да, однозначно смущало. Иначе, как объяснить его ни с того ни с сего сбивчивое дыхание и этот странный, окутывающий все тело жар?       — Ты как знаешь Йо, а я услышала лишь одобрение, — миниатюрная ладошка, вернувшись на поясницу, спускается вниз, к накаченному прессу.       — Может, продолжать ты будешь все-таки не здесь? — весь запыхавшийся парень, приподнимает бедра, пропуская девичью ладонь дальше под его тело.       — Опять ты об этом, — бурчит Киояма, и парень прикусывает себе язык за свою глупую несдержанность. — Хм, и все же мы с тобой отвлеклись. Надо основательно размять твою спину.       — Нет, Анна! — протестует Йо, и девушка не успевает удивиться, как он поворачивается к ней, весь красный и взбудораженный. — Опять ты дразнишь?       — Не понимаю, о чем ты.       Парень от безнадежности взвывает, ведь произнесено это было так, будто то, что она по-прежнему лежит на его спине, касается его взволнованного и разморенного тела, ни о чем не должно говорить.       И нет, она не делает вид, что не понимает.       Она дразнит.       Поцелуем в шею.       Она дразнит.       Руками на его груди.       Она ехидничает:       — Йо, у тебя скулы горят, тебе жарко?       Она влечет. Она так близко. Она сейчас с ним рядом.       Ему не хватает воздуха. Сводит шею. Целовать неудобно. Плевать.       Возбуждает?       Ее пальцы в его волосах. Она прижимается тесней. Больно тянет его пряди.       Он слышит свой стон.       «Довольно», — решает она, резко вырвав его из жаркой пучины маленького сумасшествия.       Да, она лишь дразнит. Она — само противоречие.        — Анна, так нельзя!       Она выпрямляется и облизывает влажные губы.        — Хм, стоит проведать телевизор, вдруг кабельное включили.       Эта такая своего рода угроза? Или предупреждение?       — Но ты же хотела размять мне спину? — находит аргумент сразу же заулыбавшийся парень. — А она у меня до сих пор потягивает.       — Правда? Тогда нужно принять радикальные меры.       — Радикальные? — с подозрением повторяет шаман.       — Сейчас ты почувствуешь всю силу моих ладоней.       Асакура сразу напрягается, вспоминая ее многочисленные пощечины, от которых у него слетала с ног обувь. Было бы это красивым сравнением, Йо бы мог просто усмехнуться, но это было жестокой правдой.       Киояма в полной готовности прикладывает ладони к спине парня, при этом слегка улыбнувшись. Чего греха таить, а разминать плечи Кино-сан было не так увлекательно. Это чудо под ней издает такие своеобразные звуки, что, как бы она ни упиралась от его «А может не здесь?», все ее действия против ее воли к этому и шли. Девушка всегда считала себя стойкой. Но она даже не догадывалась, что прикасаться к этой обнаженной спине, загорелым плечам и рукам будет так опасно. Опасно потерять незаменимое спокойствие.       — Асакура, приготовься не распускать нюни.       — Да чего уж там, Анна? С тобой я уже на все готов, — вздыхает парень, вспоминая все изощрения Киоямы, в которых он самым поразительным выделил кидание в него какашками.       — Вот только не говори, что ты со мной уже и Геенну Огненную видел.       — Эм, я не до конца уверен… и надеюсь, что сейчас я ее тоже не увижу.       — Ну, надейся, — только и усмехается девушка, крепко сжимая его плечи.       Когда она приступает, все, что остается парню, это только терпеть и крепко сжимать рот, чтобы не издавать уж очень громкие крики о мольбе. Скрыть свою реакцию полностью у парня все же не сложилось — весь двор, Фунбари Онсен и, как он подозревал, соседи, могли услышать его слишком громкое мычание.       В глазах Киоямы плещется власть и превосходство, удовольствие от сего положения и от выпавшего шанса выплеснуть накопившуюся «подростковую энергию». Асакуре хорошо, он отыгрывается на шаманских боях или уличных драках, а как отыгрываться ей? Ответ прост: далеко ходить не надо, когда под боком эта любимая улыбающаяся мишень для пощечин, поцелуев, наказаний, объятий и прочих полезных утешений.       — Анна! — жалобно кричит парень, выгнувшись дугой, когда Киояма двумя руками давит на центр позвоночника.       — Терпи дорогой, будешь как огурчик.       — Да? И ты заделаешь из меня салат? — изнеможенно протягивает парень, пытаясь отлепить от лица прилипшую от пота прядь, но тщетно — его снова прогибает под ее натиском.       — Еще бы я возилась над стряпней, — фыркает она, сведя загорелые плечи максимально близко.       — Анна!       — Йо Асакура, ты не мужик, если не будешь терпеть, — провоцирующе бросает распаленная девушка, крепко массируя бока и переходя на поясницу. — А если ты не мужик, ты не достоин моего уважения.       — А ты разве меня уважаешь?       — Вот сейчас и выясним.       Оповещающие шаги о скорейшем появлении обитателей отеля полностью игнорируются хозяевами Фунбари. И даже с шумом отодвигаемые седзи не производят никакого впечатления — для них двоих остальной мира в данный момент не существует. Но интерес зарождается у пришедших парней, которые так и застывают у створки седзи.       — Анна… — в последний раз протягивает шаман, не видя ничего и никого, от испытанного впав в прострацию.       Манта, только вернувшись из прачки, замирает на пороге, осматривая запыхавшуюся Анну, у которой на губах застыла маниакальная улыбка, а в глазах было чувство, которое Оямада видел у нее лишь раз. Видел тогда, когда покупая вместе с ней туалетную бумагу в местном магазинчике, ей удалось заплатить за один рулон, а не за три. Впрочем, заметив полуголого и… полуживого друга, коротышка всерьез стал подозревать о случившемся изнасиловании.       Осматривая задравшееся платье госпожи Анны, Рю чувствует незамедлительный укол зависти по отношению к своему обожаемому господину и рыщет по груди в поисках носового платка, но вспоминает — он оставил его в пиджаке. А ему так хочется всплакнуть, ведь как ни крути, а именно господин Йо ей больше подходит. Вон как сияет. Умемия даже не может вспомнить чтобы он видел лицо госпожи настолько оживленным. И вот Рю, выпятив губу, снова думает о носовом платке, так некстати припоминая про холодную первую встречу с госпожой Анной.       Мужественно поправляя прическу, чтобы скрыть душевные раны, Умемия запоздало вспоминает, что рядом с ним находится маленький друг, и, не задумываясь о том, что этот маленький парнишка умом даже взрослее чем он, спешит прикрыть Манте глаза, чтоб тот не мог видеть разворачивающийся стыд.       — Обед готов? Манта, ты все постирал? — приглаживая растрепавшиеся светлые волосы и все еще сидя на парне, без лишних эмоций интересуется Киояма.       — Да-да, госпожа Анна, обед готов и ждет вас уже на столе, — улыбаясь гордой улыбкой, Рю чуть ли не гладит себя молодца по груди.       — Отлично. Манта?       — Осталось только повесить, — все еще с ладонью Рю на глазах оповещает коротышка.       — Ну, так и повесь.       Поднимаясь, девушка слезает с насиженного Асакуры и, встав во весь рост и чему-то недовольно скривившись, дает несильный пинок в бок его бесчувственного тела. Умемия с ужасом замечает красные следы на его коже, словно его кто-то очень долго щипал. И он даже не сомневался, кто.       — Эй, ленивец, хватит лежать. Идем обедать. А вы что, еще до сих пор стоите? Манта, ты же шел белье вешать? Так иди.       — А-а… я уже иду, — ретируется от греха подальше коротышка, потащив за собой корзинку мокрого белья.       — Анна, ну так я мужчина? Ты меня уважаешь? — раздается глухой голос Асакуры, который лицом уткнулся в деревянный настил.       Предпочитая не вслушиваться в столь личный диалог хозяев отеля, Умемия, неловко прокашлявшись и еще раз напомнив об остывающих блюдах, со спешкой и явным облегчением покидает веранду. Анна, проводив его взглядом, снова обращает внимание на распростертое тело под ее ногами. Осмотрев его хорошенько, девушка беспристрастно выдает свой вердикт:       — Хм, не знаю. Но сейчас ты не похож на мужчину.       — Все соки из меня выжала…       — Госпожа Анна, быстрее, кабельное включили! Хуэнто Карлос признается в любви Джессике!       — Уже иду!       И вот Йо снова один. Лежит на веранде, весь замученный, со следами от женский ногтей на спине, задумывается о мазохистском удовольствии. С опьяненной улыбкой он чувствует все тот же жар, горячей волной скапливающийся в одно тянущее чувство под бедрами. До чего она его довела…       Она дразнит — а ему мучайся.       — Хуэнто Карлос все это время следил за ней! Так почему же он не признался в любви ей раньше, госпожа Анна?       — Потому что он дурак. Потому что он ждал, что она признается ему первой. Он мужчина — он должен всегда проявлять внимание первым.       — Наверное, стоит запомнить. О, «Женщина-полицейский» начнется через пять минут!       И почему они не захлопнули седзи? Так рвались посмотреть эту муть?       Около ступеньки лежит серенький камешек, небольшой, но очень действенный при правильном применении. На лице Йо высвечивается яркая улыбка, совсем не отражающая его помыслы. Придется платить за починку телевизионной тарелки после, но сейчас не хотелось даже задумываться над этим.       Мужчина должен делать первый шаг?       Ладно.       Теперь его очередь дразнить.