— И тогда ты поймешь, что теперь все это — всего лишь рассказ. Рассказ о прошлом. Осознав, что твои горести превратились в пустые слова, ты сможешь с легкостью плюнуть на все, что было, и обо всем забыть. ©Чак Паланик. Невидимки
Я стою около железнодорожных путей. Я не знаю зачем здесь рельсы. Никогда и никто не видел, как по ним идут поезда. Просто длинная дорога от одного конца города до другого. На западе небо алеет. Закат. Плавные переходы от красного к оранжевому, от оранжевого к желтому… Зачем я здесь? Я прихожу сюда подумать, а точнее, повспоминать. Наверное, таким образом я хочу соединить мое прошлое и настоящее. Когда я попал сюда, то есть, после того, как я умер, первое, что мне снилось по ночам долгое время это… мои воспоминания. Сначала я думал, что это просто сны, но потом понял, что это не так. И все, что я вспомнил, хотел бы забыть.«С чего мне начать? В нашей семье нас было семеро, во время родов моей самой младшей сестры мама умерла и отцу пришлось растить нас самостоятельно. Воспитание это было не самым лучшим, учитывая то, что он горбатился в двойную смену, чтобы всех нас прокормить. Я помню лишь малое, куча нянек и абсолютное невнимание даже к тому, что мы говорим. Я помню, как часто ругался с ним из-за этого, сбегал, но всегда возвращался. И тогда, папа говорил: „Эх, Саймон, Саймон!“ — и крепко меня обнимал. Это были самые хорошие моменты моего детства. Когда мне исполнилось восемь, компания папы обанкротилась. Нам вызвалась помочь тетя Аделаида, но с условием, что до конца месяца он женится. Я тогда этого не знал. И как любой другой ребенок, я не хотел новую маму, тем более такую, как Миссис Квикли. Она была блондинкой с узкими глазками, вздернутым носиком и тонкими губами, которая строила из себя светскую львицу и одевалась во все розовое. У нее было две дочери от двух прошлых браков, но с ее деньгами она могла прокормить и 50 детей. В общем, я смог испортить две недели ухаживаний за один вечер (конечно, не без помощи моих братьев и сестер). Она была единственной женщиной, которая могла выйти за папу после четырех недель ухаживаний. Мы потеряли квартиру и нас отдали в приют, где я и застал, ну, апокалипсис.»
Вот такая, в общей сложности история. Как видите, я во всем виноват. Я сам взял и как настоящий бейсболист отправил мою семью на самое дно горя и отчаяния. И все собственными руками! Но было и кое-что хорошее в этих воспоминаниях. Я понял, почему мне казалось, что я уже знаю Кит. Эти воспоминания стали появляться не сразу. Они были самыми последними, самыми искрометными в моем сознании.«Как я уже говорил, у миссис Квикли было две дочери. Старшая, Шарлис (какое-то собачье имя, не находите?), была точной копией мамы, блондинка, строящая из себя невесть что, только вот одевалась она во все фиолетовое. А вот младшая… Рокси. Ей только пару недель назад исполнилось восемь лет и она была прекрасна. Увидев ее первый раз, мое детское воображение даже нарисовало крылья за ее спиной. Она была совсем не похожа не тех двоих. Будто из другой семьи вообще. Большие глаза цвета неба, темные волосы, аккуратный маленький носик, пухлые розовые губы, скромная и молчаливая. А бесконечные платья семьи Квикли заменяли джинсы и свитера. Как-то раз вся семейка Квикли была приглашена к нам на ужин, а Рокс сидела прямо напротив меня. Я не мог отвести глаз и просто неприлично ее рассматривал. Моя сестра Тори пару раз меня одернула, но это не помогло. Рокси все, конечно, заметила и тоже часто поглядывала на меня, улыбаясь. Потом вдруг меня выдернули из созерцания этого чудесного существа. — Миссис Кивкли, посмотрите! — сказала Лили (единственный ребенок в семье, который был старше меня). — Куда, дорогуша? — На Саймона! — А что с ним? — Вы что не заметили, как он смотрит на Рокси? Они влюблены друг в друга! Если вы будете вместе с папой, вы разрушите их любовь! — в моей головке пролетели разом очень ужасные картины мести. — Неужели? Рокси, ты любишь Саймона? — голос у миссис Квикли стал такой холодный, будто она хотела приставить нож к горлу собственной дочери. Если б она задала этот вопрос мне, я бы выкрикнул „да“, потому что всем своим маленьким сердцем я верил, что люблю эту девочку. Я знал, головой понимал, что она никак не может ответить „да“, но в моей душе что-то скреблось и очень желало, чтобы она так и сказала. Думаю, когда она украдкой кинула взгляд на меня, она увидела Саймона с головой щенка. Щенка, который вот-вот заскулит. — Нет, — это первое слово далось ей очень тяжело, — нет, я не люблю его, — скребеж с душе прекратился. В груди стало очень пусто. — Как я могу любить того, кто скоро станет моим братом? — добавила она. Улыбка удовольствия расплылась по лицу этой розовой жабы. — А ты, Саймон? Ты любишь Рокси? — она повернула голову ко мне и в ее глазах блеснул победный огонек. — Нет. »
Вот такое вышло воспоминание. Не самое счастливое, но сильное. Когда мне стерли память и поместили в Лабиринт, вся романтичность и поэтичность выветрилась, спасибо гриверам. Но потом я увидел ее снова. И полюбил уже по-другому, по-взрослому. Поэтому я решил, что все, что было до Лабиринта, теперь уже не существует. Этого нет. Поэтому с этими воспоминаниями я довольно легко смирился. И она тоже. Я не рассказывал вам, как мы стали парой?«Я захожу под навес и вижу, как Кит привязывает очередной гамак. Она оборачивается и спокойно улыбается, возвращаясь к гамаку. — Все уже пошли отдыхать, а ты все работаешь. — Иначе Чаку негде будет спать. Я хмыкаю, будто бы Чак не может сам себе гамак привязать. — Сегодня Минхо опять спросил пара ли мы. — И что ты ответила? — облокачиваюсь на бревно, которое держит гамак. — Что мы встречаемся, — она специально не смотрит на меня, ждет реакции. — Вот и правильно. Сколько можно уже ходить вокруг да около? — отвечаю я спокойно. В конце концов, когда-то это должно было случится. Она резко оборачивается и смотрит на меня удивленно. Именно такой реакции она ожидала от меня. Я подхожу и обнимаю ее, целую в лоб. Она обнимает меня в ответ.»
Вот так вот. Легко и просто. Будто бы мы были созданы для этого очень давно. Так же просто я разворачиваюсь спиной к рельсам и иду домой. Солнце село. /конец POV Ньют/Нельзя слишком много думать о себе и замыкаться в собственных горестях, но с другой стороны, если все время думать о других, ни чем хорошим это тоже не кончится. ©Олег Рой. Муж, жена, любовница
/начало POV Кит/ Я поднимаю глаза и смотрю на идеально белую дверь. На ней золотая табличка, где написано «Лидия и Стайлз». Да, такая табличка есть и у нас с Ньютом. Ньютом, который ушел куда-то и даже не предупредил. Я не знала, правильно ли поступаю и стоит ли оно того. К черту! Лидия меня поймет. Глубоко вдыхая, поднимаю руку и стучусь в дверь костяшками кулака. Слышу три характерных шага со стуком каблучков. Дверь открывает рыжеволосая девушка. — Привет. Вы уже готовы? — Привет. Прекрасно выглядишь, дорогая. Еще не совсем. Проходи. Мартин возвращается к зеркалу, оставляя дверь открытой. Я захожу и закрываю за собой дверь. Мда. Здесь все совсем не так, как у нас. Чудовищный беспорядок брюнета каждодневно убирается Мартин. Все вокруг источает запах духов Лидии. Я кидаю взгляд на диван и вижу Стайлза, который, похоже, давно готов выходить. Джинсовая куртка и кеды тому доказательство. Каждый раз смотрю на него и мурашки бегут по спине. Первый раз увидев его, Ньют решил, что это Томас. Но это совсем не он, хотя сходство поразительное. Сама Мартин пока что прихорашивается у зеркала, и, насколько я знаю Лидию, выходить будет готова еще не скоро. Смотрю на свое отражение в окне. Распущенные волосы, легкий макияж в виде туши и румян, белый топик, сверху тяжелая, черная, кожаная куртка, обтягивающие темно-синие джинсы и красные туфли. Давно меня никто в таком облачении не видел. Последнее время мы с Ньютом засели дома. А сейчас я решила развеяться, раз блондин ушел и вернется, похоже, не скоро. Ровно через полчаса Лидии удалось определится с нарядом: три переодевания и шесть смен прически. Все это сопровождалось кучей вопросов, то ко мне, то к Стайлзу. — Белый меня не полнит, Кит? — Нет, ты прекрасно выглядишь. — А украшения подходят? — Да, подходят. — Стайлз, моя попа нормально выглядит? — Твоя задница в порядке. В итоге, Лидия выбрала белое облегающее платье до колена и такие же белые туфли. Волосы решили собрать в конский хвост. С макияжем, на мой взгляд, она переборщила, но это же Лидия, слово поперек — смерть. Хотя, здесь нам это не страшно, я пожалуй остерегусь. Одев серое пальто, Лидс громко заявила: — Я готова идти. — Наконец-то! - протянул брюнет и встал с дивана. — Хотя стоп… Что-то не так… — Что еще?! — А где Ньют? Оба синхронно поворачивают головы в мою сторону, на их лицах изображен интерес. Я решаю, что соврать будет глупо, да и вряд ли у меня хорошо получится. Они раскусят меня очень быстро. Потому говорю правду: — Я не знаю.Ни одна эпоха, ни одна цивилизация не создавала людей, в душе которых было бы столько горечи. В этом смысле мы живём в уникальное время. Если бы надо было выразить духовное состояние современного человека одним-единственным словом, я, несомненно, выбрал бы слово «горечь». ©Мишель Уэльбек. Расширение пространства борьбы
Знаете, после смерти мое окружение не изменилось. Настоящими друзьями и семьей навсегда останутся для меня глейдеры. Такие, как Уинстон, Лидия, Стайлз, Бойд, Скотт. Все они побывали в Лабиринте, вышли из него и погибли. Поэтому мы можем понять друг друга, а на понимании мы построили собственную группу. Этот город наполнен такими группами. Обычно, дружат те, кто были знакомы при жизни или живут сейчас в одном доме. С Лидией мы познакомились в магазине одежды, а потом и со Стайлзом, Стайлз познакомил меня со Скоттом, а потом мы нашли Бойда. Я же познакомила их с Уинстоном. Сейчас мы все вместе сидели в кафе, пили (нет, не молочные коктейли) и разговаривали. — Бойд, а как ты умер? — Наш вертолет вышел из строя и мы упали прямо в Жаровню. Те, кто выжили пытались добраться до Убежища, но постепенно мы погибали. Кто-то от жажды, кто-то от голода, а вот меня, например, разорвали шизы. — А ты, Стайлз? — Мы с Лидией не иммуны. Мы оба заразились. Я пристрелил сначала ее, а потом сам… - он смотрел куда-то в пустоту. Будто бы эти кадры снова и снова он видел, как в кошмаре. — А ты, Скотт? — Оу, ну, из меня Порок выкачал всю кровь, чтобы получить лекарство, — он говорил это с непринужденной улыбкой. Совсем не как Стайлз. — Всего-то. Пф, — сказал Стайлз и мы все засмеялись. Зазвенел дверной колокольчик. Дверь открылась и зашел Ньют. По одному его взгляду можно понять, что он недоволен. Очень недоволен. Обычно, все избегали случая видеть его таким. Все смолкли. — У, ураган надвигается, — прокомментировал Стайлз, скрестив руки на груди. Он в тишине подошел к столику, за которым мы сидели, в тишине сел за него, слева от меня. — Что делаешь? — говорит он, безусловно, обращаясь ко мне. Ко мне — тяжелый, грозный взгляд. — Пью, — указываю на бутылку, — разговариваю с друзьями, - не отвожу взгляда, не в этот раз. — Пойдем, — он встает и разворачивается в сторону выхода. — Я никуда не пойду. — На. Выход, — четко, словно рубит дрова, проговаривает Ньют. Такому тону я перечить не могу, если не хочу потерять его навсегда. Беру куртку и тоже встаю. Ньют идет к выходу, я хочу последовать за ним, но Лидия хватает меня за руку и смотрит на меня обеспокоенно. — Все будет в порядке. Она отпускает меня и я выхожу на улицу прямо за ним.Если тебя ищет то, что ты ищешь, Оно тебе встретится. ©Без билета — Всё сразу!
Выходя из кафе, я чуть не столкнулась с Ньютом, но он так же смотрел на асфальт, нахмурившись. Он развернулся и пошел по улице в сторону нашего дома. Я пошла c ним, догнав за пару шагов, в унисон. Он молчал, и молчание это было ужасным. Я уже начала сомневаться в правильности своего решения. Хотя, до этого уверенности во мне тоже было не очень много. Но сейчас мне казалось, что я совершила самую ужасную ошибку в своей жизни. И что теперь он переселится от меня и на моей табличке будет «Кит»… Он прервал поезд лихорадочных мыслей, остановившись. — Ты вообще в курсе, — он резко поднимает голову и его взгляд упирается в меня, — что я зол? — Да, - отвечаю я. — Знаешь, каким я был, когда только попал в Глейд? — он чешет затылок и делает шаг вперед; я, инстинктивно, — назад. — Я был мальчишкой, которому было очень страшно. Страшно настолько, что он молил о смерти. Я даже попытался совершить суицид. Как видишь, вышло не очень хорошо. Конечно, со временем я научился защищаться, но все равно боялся и хотел умереть. Знаешь, что заставило меня изменится? Ты, — он сделал еще один шаг вперед, а я еще один назад. — Нет ничего на свете, что делало бы меня сильнее, чем твое хрупкое сердце. Ты пытаешься это скрыть, но я знаю, что ты очень ранима. И смыслом моей жизни стало защищать тебя, — он вдруг замолчал и опустил голову. А потом уперся руками в стену за моей спиной и вжал меня в нее. — Поэтому. Ты. Не. Будешь. Уходить. Когда. Вздумается. — Когда ты ушел, я почувствовала… — Так это все из-за этого? Я невольно улыбнулась, он тоже улыбался. — Стоило выйти покурить, как ты тут же подняла пол дома, — он обнял меня и я уткнулась в его плечо лбом, потому что мне просто хотелось спрятаться в его руках от всего мира. Один мальчишка — тысяча эмоций. Я не стала ему говорить, что его не было три часа, и что я хотела отомстить этим походом в кафе, потому что он и так это знал. Мы просто стояли и обнимались, я вдыхала запах его одежды, а он зарывался рукой в мои волосы. И пусть это длится вечность. Нашу маленькую вечность.