Зима — уютная

— Какой же он забавный. Люси улыбается довольно, задорно хохочет слегка хрипло, глядя на чуть покосившееся «творение», а Нацу надувает щёки, точно обиженный ребёнок, и пытается выровнять снеговика. Закусывает язык, усердно работает над своего рода скульптурой, то и дело замечая какие-то, на его взгляд, недостатки. А Люси продолжает хохотать. И она веселится, радуется чудной погоде. И снежинки, точно танцовщицы-балерины, кружатся в причудливом хороводе, такие живые, такие славные. — Готово! Нацу тоже улыбается широко, довольно, и поглядывает на Хартфилию. — Говорю же, забавный. И теперь бегают вокруг снеговика, а под ногами снег скрипит причудливой мелодией. Им обоим взлететь бы сейчас высоко, умоститься бы на пушинки-облака и глядеть на Магнолию, что точно полотно искусного художника — волшебный пейзаж. Им бы спускаться с этих самых облаков, вместе со снежинками-балеринами танцевать и смотреть в глаза друг другу, ловить искры-эмоции. И есть ли дело до мороза, что назойливо щиплет щёки, словно играя, зазывая забежать в уютную квартирку да поскорее заварить чаю покрепче? Не холодно, вовсе нет… глупости какие. Упасть бы сейчас в сугроб, смеяться заливисто, громко так, будто весь мир только им принадлежит, — он словно их зачарованное королевство. Кидаются снегом, точно ребятня, которая так долго ждала зимы, долго ждала, когда же наступит веселье. И Нацу, и Люси сейчас — действительно дети. Им бы бегать вот так до головокружения, до потери сил, чтоб аж душно было, жарко-жарко. Драгнил прижимает Хартфилию к себе бережно, разделяет тепло с нею и вдыхает морозный воздух, что царапает лёгкие. А Люси ощущает, как внутри всё сворачивается согревающим комочком, как заставляет зажмуриться крепко и дарует уют, некое блаженство. Им обоим сейчас бы расправить крылья, да летать наперегонки с пронизывающими ветрами, обгонять вьюги и метели. Превратиться бы на миг, на мгновенье, в тех волшебников-колдунов, чья привилегия — окутывать всё и вся серебристым инеем. Люси до чёртиков нравится любоваться переливами блестящей мишуры, и в глазах тогда пляшут огоньки задора. А Нацу любит сидеть рядом, наблюдая так же любопытно за Хартфилией. Ему бы шептать той на ушко обрывистые фразы, обнимать бы крепче, ещё крепче, и ловить для неё зимнее колдовство. Только ей одной дарить улыбку. Для обоих зима — уютный Мир чудес, для обоих — тепло в душе и сказка вокруг. А морозный воздух слегка царапает горло.

…даже приятно.