Борьба со стихийным бедствием.

Трогаю свои губы и печально вздыхаю. Я даже со стороны могу прикинуть, что они из себя представляют: этакий экземпляр жеванной губки, бледно-малинового цвета. Кусаю большой палец обмотанный лейкопластырем и в тысячный раз пытаюсь найти способ утихомирить этого придурка, что, в свою очередь, заканчивается полным провалом. Одно то, что он – придурок и четкое осознание того, что это у него не лечится, дает понять – выхода нет, и не будет. Прохожу мимо зеркала в школьном фойе, мельком смотрю на свое отражение: растрепанные волосы, вселенская печаль в глазах, рот… Что и следовало ожидать – жеванная губка, как она есть. Мои губы уже давно свою форму потеряли, хотя были вполне себе нормальные – ни толстые, ни тонкие. Обычные, пацанские. Сейчас же, они из себя представляют сплошной отек и припухлость, покраснение и раздражение, словно меня яркой помадой намазали и размазали ее по моему рту. Блядский рот получился, в общем. А ублюдку это доставляет. Когда разговариваем, он только и делает, что пялится на мой рот. Я стоически терплю первые пять минут, потом не выдерживаю и ору, что: «Когда разговаривают, смотрят в глаза, урода кусок!!!», одновременно избиваю его, мысленно же вопрошая, какого хрена он у меня в друзьях водится, изврат хренов. И не хочу вспоминать, что впоследствии, я оказываюсь прижатым лопатками к любой поверхности, а в мой рот всасывается этот самый «изврат хренов». Мне так хочется этого ублюдка ненавидеть… очень хочется, но не получается. С ним вообще мало что получается. В том смысле, что желаемого от него не добьешься. Я его давно знаю и очень хорошо, чтобы рыдать над фактом того, что если этот придурок поставит для себя пунктик, то буде следовать ему очень долго. Ужасающе долго. Поэтому-то я и испугался, когда он сказал, что любит меня. А когда я пугаюсь – психую. Потому не удивительно было, что он потом с синяками и ссадинами ходил. У меня же по карате черный пояс имеется, так что ему не везет очень сильно. Иногда, я действительно ловлю себя на мысли, что он мазохист. Просто людям же не нравится, когда их бьют, ну, кроме мазохистов, а он прям-таки сам напрашивается. Потом я вспоминаю, кого и куда пытаюсь пристроить, ведь это же он – придурок, у него по-другому не получается. Если не сразу, то вообще никак. Так и с дружбой у нас получилось. Я тогда ходил по округу, рассматривал новое местожительство и присущие ему достопримечательности, пока родители руководили грузчиками. Не заметить этот огромный игровой комплекс через дорогу было просто нереально. Я так обрадовался и быстро побежал разглядывать, что не сразу заметил, что там уже ребятня гуляет. Стою, значит, около сетки-забора и с восхищением во взгляде блуждаю по обилию разных турникетов, жадно глотая каждый имеющийся предмет, мысленно побывав на каждом по десять раз, как слышу, кто-то громко говорит: «Эй, пацаны, смотрите, новое лицо! Он мой друг, запомните его!!». Я был не настолько самоуверен и самолюбив, чтобы решить, что это обо мне говорят. Решил украдкой посмотреть, кто и к кому это там обращался, немного завидуя этому парню, так как я только переезжаю, мне еще предстоит втереться в общую массу местной шпаны. Посмотрел. Потом глаза выпучил и рот разинул от удивления, когда понял, что это ко мне навстречу (я оглядывался по сторонам, чтобы уж точно наверняка) несется этакий оборванец, с широченной лыбой на лице. И заметить не успел, как улыбнулся в ответ. Он подбегает, открывает дверь слитую с забором, которая от меня в паре сантиметрах была, бесцеремонно затаскивает меня чуть ли не за шкирку внутрь этих райских гущ, этого детского блаженства, радостно сообщая чуть ли не скороговоркой: «Ты мой друг, парень. Как тебя звать? Пошли футбол гонять?». Ответить я не успел вообще ничего, а он уже рассказывает, как и где здесь можно развлечься. Я, вообще-то, энергичный пацанчик был, и футбол любил, так что заслушался. Очнулся тогда, когда родители позвали. Прощались со мной, как с родным, да и я так же сказал «до встречи». Уже дома на меня свалилось осознание того, что втираться мне никуда не надо, что я и так стал уже «своим». Что у меня появились друзья и один лучший друг. Что… все это произошло так быстро, аж страшно стало. Мои представления о дружбе, о том, что она зарождается медленно, рушились на глазах. Само мое отношение к этому парню – рушило все. Я же недоверчивый был, - думал я так, по крайней мере. А потом смотрю, он у меня уже и «ублюдком» стал, и «придурком», получает по первое число, на коленях стоит, замышляя очередную идиотскую вещь. Мать моя нарадоваться не могла, что у меня такой друг появился, ведь я же спокойный был, слишком спокойный для своих лет, а тут прихожу домой весь растрепанный, в порванной одежде, с побитыми руками и коленями, и довольный, хоть и злющий на одного конкретного пацана. Особенно он понравился им, моим родителям, тем, что в свои девять лет, при первой встрече с матерью сказал: «Оу, какая шикарная женщина!». Ей польстило, конечно, зато от отца он за такое подзатыльник схлопотал. Но и там засранец не растерялся. Схватился за ушибленную голову, от боли один глаз зажмурил, другим на отца восхищенно посмотрел. Сказал: «Теперь понятно в кого парень таким крутым и сильным растет!». Отцу это польстило так же, как и матери. И он стал нашим частым гостем. Мало того… так же внезапно, как стал мне другом, он так же внезапно стал членом нашей семьи. Так и… с «любовью» этой было. Не думаю я, что на свете есть еще один человек (парень), который в здравом уме будет подходить к другому человеку (парню), который занимается чисткой рыбы от кишков, и говорить: «Слышь, а я тебя люблю!», потом еще и добавлять: «Мне объяснить, как именно люблю? На деле, на словах?». Сначала я сидел и думал, что у него перегрев или удар солнечный, но когда понял, что это не то, чтобы прикол, а вполне себе серьезная ситуация… запустил в его серьезную рожу дергающейся рыбиной. Подскочил, испугался, вмазал ему по испачканному лицу кулаком, сбил его с ног подсечкой и рванул от него подальше, потому что бить его всерьез у меня рука не поднимается, а другого выхода я на тот момент просто не нашел. Так в любви мне еще не признавались. Если честно, мне в любви не признавались вообще – не до этого мне было. Учеба да спортивные секции увлекали больше, чем мысли о девчонках и так называемом «встречаться». Я думал, что успею, никуда же девушки не денутся. Думал… но оглянутся не дали, как я уже встречаться начал. С парнем. Без моего согласия и вообще… Хоть мне на тот момент и не признавались, представления-то о процессе я все же хоть какие-то да имел на этот счет. Этот процесс тоже рушился на глазах. Он меня догнал, еще за метр до меня сделав финальный прыжок, завали в горячий песок. Он, как зверь какой-то бешеный, честное слово. Пока мы валялись в песке, попеременно дубасив друг друга, я четко понимал, что я - его «пунктик». Он мне сам про эти «пунктики» рассказывал. А то, что он рассказывал, мне сразу не понравилось. Не понимал я такие вещи. Но то, что я услышал… это было вообще не весело. Понимать, что меня любит парень, к тому же мой лучший друг, да еще и с заскоками на определенные вещи… это было, мягко говоря, очень необычно и ненормально. Странно и страшно. А когда меня еще и поцеловали… мало того, что мой первый поцелуй (хотя я по этому поводу и не особо парился как-то, но до того момента), так еще и с парнем. С придурком! - Вот так я тебя люблю! – заявил он, когда отлип от моего рта. Я же, когда почувствовал скользкий, мерзкий вкус травы и рыбы у себя во рту, только и успел лечь боком, чтобы проблюваться. Ублюдок, конечно же, не принял это на свой счет. С того дня и повелось: предварительная драка, которая драка-драка, а не «хилое сопротивление беспомощной жертвы» и полчаса облизывания. Ладно, к этому за пару недель еще можно кое-как привыкнуть, уверив себя тем, что это не на долго; меня пугало другое. Секс. Как приехали с дачных поселков, он тут же всех своих подружек мягким образом отшил, и заявил, что я у него теперь единственный. Что, конечно же, подразумевало то, что секс у него будет только со мной. А зная его, даже я был уверен, что секс у него будет и точно - со мной. Отчаявшись от невеселых мыслей, я уже собирался попросить родителей отправить меня к дяде родному за границу, лишь бы не ждать, когда засранцу приспичит исполнить этот ужасный приговор, как он озвучил свое решение. Все о чем я думал, пока он объяснял причины своего решения это то, что у нас этого гребанного секса не будет еще три года. Три, мать вашу, гребанных, года! Я был счастлив как никогда раньше, даже передумал просить родителей о переводе. У меня в запасе появилось еще немного времени, чтобы решить, каким именно способом можно бороться с ним, но так, чтобы при этом в конце остаться друзьями. И так же не забывал, что если дело касается его и его «пунктиков», то все будет не чики-пики. Что подтвердилось уже через пять минут. Он любит целоваться, обниматься и тискать меня, как гребанную плющевую игрушку. Пока же он меня целовал, я пытался сделать две вещи: дышать и отыскать иголку в стоге сена. Проще выражаясь – найти хотя бы одну вещь, которая будет отвлекать его от меня. Такой вещи в природе не существовало. Похоже, все его интересы были зациклены на одном мне. Это не весело. Это ни разу не весело. По просьбе его родителей, строгих и серьезных людей, которые нашли во мне прекрасную няньку для сына, я пытался быть совестью этого мелкого засранца. «Пытаться» и «быть» - разные вещи. Я сам себя зауважал еще больше, когда понял, что все мои попытки тщетны, а я еще не сдался и продолжаю бесполезное занятие, стараясь вразумить этого идиота, когда как все заканчивается одинаково, с учетом настроения ублюдка. У меня самого куча недостатков, а неконтролируемые привычки – самый большой минус во мне. Даже родители, самые близкие мне люди, не знают то их количество, которое знает мое личное несчастье. И постоянно их использует против меня, доказывая свою роль ублюдка в нашей дружеской парочке. Я себе все ногти сгрыз из-за придурка, потому что от него одно сплошное волнение и психозы. Чувствую себя загнанным человеком и дерганым истериком. Это то, во что я превратился после его признания. По его взгляду (очень ощутимому), я с легкостью могу определить, что опять что-то грызу или чешу. Если я грызу кожу, то у него в глазах неподдельное восхищение стоит и в уголке рта слюня стекает. За это он, конечно, по роже получает. Когда же я мучаю карандаш или что еще, то он с тоской смотрит на мой рот, а я его не отвлекаю от этого занятия, справедливо рассудив, что пусть хоть так мучается, раз по-другому с ним никак, вообще никак не получается. И ненавижу это его «чиз!». У меня перед глазами сразу же всплывает картинка из серого больничного потолка на фоне которого его испуганно-заплаканное лицо медленно появляется. И шрам на спине сразу же чесаться начинает. Ну, знаете, это как надпоминалка о не очень хорошем случае из не долгой моей жизни. Как раз из-за этого гребанного «чиз!», я этот шрам и получил. Потому у меня мышцы на спине сводить начинает, и пока не почешешь – хрен отойдет. Он это знает. И, не смотря на то, что в этом его вины больше, чем моей, он пользуется этим постоянно. Но самого ублюдка ненавидеть не получается. Он стал мне хорошим другом, я этого еще не забыл… а то, что лезет ко мне целоваться или издевается надо мной… я буду считать ему мелким бонусом и своим «спасибо», за все то, что он для меня сделал. Ну, понимаете… облегчаю свою участь и успокаиваю гордость таким образом, можно сказать. Чтоб легче жилось! Он него хрен спрячешься и убежишь. Он, почему-то, знает все обо мне: где, с кем, во сколько, почему, для чего. Ублюдок похож на маньяка. Как-то раз я решил проверить, какой он без моего присутствия рядом, потому что, когда рядом - вижу в нем сплошного идиота и извращенца. Решил я, значит, и на следующий день с самого утра ему на глаза не попадался, предварительно предупредив (нагло им наврав) своих родителей, чтоб не сдавали меня, а то у них есть такая привычка, а сам затарился биноклем и пошел следить за засранцем. Сейчас думаю, что это выходка больше похожа на очередной поступок ублюдка, нежели на меня, но тогда меня это сильно увлекло. А открытия, сделанные из засады, поразили. Я открыл в нем нового человека, похожего на того ребенка, которого я впервые встретил. Совершенно нормального пацана, который любимчик всех друзей, душа компании, весельчак и простой до чертиков парень в окружении таких же людей. Думал я, пока смотрел на него такого, что будь он таким и со мной рядом, я бы даже… не знаю… не так сильно его шугался, что ли? Наблюдал я тогда не за своим идиотом, а за незнакомым мне человеком. Правда, все впечатление портили его СМС-ки, которые он посылал очень часто. Посылал сначала обычные-любовные, а уже потом с угрозами того, что он со мной сделает, если ему повезет встретить меня в темном переулке. Я ему не верил, забыв совсем, что он человек-слово. Утром следующего дня, стоило только увидеть этого извращенца у себя в подъезде, я пожалел обо всем на свете, содеянном мной. Даже раскаялся, перед всеми Богами, что были мне известны и молил их о пощаде, и о том, чтобы засранца молния поразила сию же секунду. Меня никто не услышал и не пожалел, естественно. Зато его маньячная лыба мне не понравилась вообще, а мое скромное «привет» было сигналом к моему же жалкому побегу подальше от него, то есть - на верхние этажи. Сильно далеко мне убежать не дали, конечно, как обычно, схватили не ласково за плечо, рывком впечатав меня в стену, и зацеловали. Тогда я понял страшную вещь: если с ним не видится то то, что он мог бы сделать со мной, он обязательно сделает в следующий раз, с удвоенной силой и рвением. Скучал, как бы. Поэтому не видится с ним для меня опасно – можно быть задушенным или во время поцелуя, что ни разу не напоминает поцелуй, или во время объятий. Пару раз я ему таки врезал, и пока он отходил от удара, только и успевал спросить «Какого хрена, урод?», как он возвращался к прерванному занятию, так ни разу мне не ответив. Меня больше волновало моральное состояние моих хороших соседей, нежели то, что может случиться со мной. Я-то привык, а вот для других картинка двух целующихся дылд мужского пола, с весьма агрессивным настроем у одного из них, с утра пораньше – больше испугала бы, так как все это было похоже на акт изощренного способа убийства, чем на страстный поцелуй. На мои обрывчатые претензии ублюдок отвечал «похер» и продолжал. Ему вообще башню сносит, если дело касается меня, кажется. И мне это не льстит. Ни разу, бля, не льстит. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что отвечаю ему не для приличия, пытаясь повторить его действия, а вполне себе серьезно. Получаю удовольствие от всех этих облизываний, которые раньше казались занятием не «приятным», а странным и мокрым. Это открытие надолго выбило меня из колеи. Я даже не злился и не ругался на него, когда он отлип от меня с довольной лыбой. Я все думал о том, что же это произошло такого. Долго ломал голову, если честно. Дня три – точно. А когда на меня снизошел ответ, мне он не понравился. Ни разу не понравился. Видимо, та часть моего подсознания, которая не была уверенна в том, что это несчастье в лице моего друга, мне предстоит терпеть действительно до конца моих дней, убедилась и смирилась с этим окончательно, а увидев то, что мне не хотелось бы осознавать, решила, что стоит из всего того, что связано с ублюдком, извлекать хоть что-нибудь полезное и приятное, раз ничего другого мне не остается. Если он, урод, решил, что я его парень, это значит то, что девчонки у меня не будет, что, в свою очередь, означает одно – все радости похоти я обязуюсь получить от ублюдка. Это не радовало… Но. То, что он делает, показывает и говорит, только лишний раз доказывает всю его серьезность и то, что я для него действительно один такой - особенный… Исходя из этого… Так и получается: я его теперь не только терпеть буду, я от этого еще и удовольствие получать буду! Это совсем не круто. С того дня у него повелось встречать меня в подъезде и ходить вместе в школу. Ладно бы просто «ходить вместе в школу», так нет же, ему обязательно надо поизвращаться за мой счет. Я, честно, пытался этого избежать: выходил раньше необходимого – встречал его, этого придурковатого извращенца, по дороге; выходил позже – все равно натыкался на него; не выходить вообще мне родители запрещали. Его же родители были довольны тем, что я у него такой заботливый (?)(типа моя заслуга, я его вынуждаю), раз он начал вставать ни свет, ни заря и нёсся в школу. Знали б они, зачем он вообще встает «ни свет, ни заря» не думаю, что были бы так рады. И я рад, что мы учимся в классах разной специальности. Так хоть 45 минут отдыха есть. Он вообще страшный человек. Эти его «люблю», обнимашки, СМС-ки… все, бля, такое убедительное, что мне действительно страшно становится за свое будущее. К этому ни разу не привыкнешь. Не привыкну я, особенно, к его ночевкам, которые, обычно, ничем хорошим для меня, предсказуемо, не заканчиваются. Я все это стойко терплю, сдерживая желание броситься к родительским ногам и умолять их, хотя бы одного, не уезжать вместе, иначе изврат обязательно воспользуется случаем и сотворит непотребное. Я понять не могу: почему он не дрочит где-нибудь подальше от меня? В этом что, есть что-то особенное, или как? Я-то не знаю, мне это не особо интересно было, вот я и не занимался подобным; да я и порнуху не смотрел, если быть честным. Поэтому и не понимаю. Спросить его, я не могу - он же мне в подробностях не только все расскажет, но и покажет. А зная себя, несчастного, я думаю, что не выдержу. Ладно бы он один всем этим занимался, так нет – и меня втянул. А после того, как меня предала моя собственная подсознанка, я вообще начал возбуждаться. Временно, я был рад тому, что он не все замечает сразу. А когда он заметил этот угнетающий факт, он сказал: «Мне тут интересно стало, а как вообще это делают?». Я уверен, меня черт дернул за язык спросить «Что именно?». Он – человек без тормозов, и рискуя быть убитым, все равно полез… делать минет. Тогда-то я и узнал про свою сверхчувствительность в определенных местах ко всяким родам ласки. Сам удивился, как чуть не задохнулся от обилия ощущений. Слезы так и стояли у меня в глазах, когда я понял, что ничего хорошего мне этот человек во мне не откроет. Я его действительно хотел убить. Я его чуть не убил. Мне было обидно за себя и очень за себя стыдно. То нихрена не реагирую, то, нахрен, реагирую очень бурно. А ненавидеть вообще никак не получалось… Я долго отходил от шока. Чувствовал себя никчемным и нелепым, вообще ни разу не мужиком. Он-то этому только радовался, ведь я потом вообще сопротивляться перестал. Психовал, избивал, но не сопротивлялся. Окончательно смирился, можно сказать. Ответ на вопрос «почему это я вдруг решил смириться?», я предпочел не искать, чтобы окончательно не разочаровываться в себе, как в личности. Так время и летело. Я не терял надежды, что он переключится на кого-нибудь другого, или я сам, хотя бы найду способ справиться с ним. Все было тщетно. Надежда медленно, но верно сгорала. В один миг она вообще рухнула подобно карточному домику. И не возвращалась. Он уехал заграницу с отцом, что-то там важное решать, а я… начал осознавать очень много невеселого. Я стал совсем зашуганный из-за него и совсем издергался; заметил я это тогда, когда простые хлопки по моему плечу какого-нибудь друга вызывали во мне жгучее желание врезать. Просто врезать. Потом я увидел, что у меня нет ни одной ручки и карандаша с нормальным и целым концом, у некоторых даже стержни выскакивают, когда я писать начинаю, из-за чего, я, опять же, психовал. Заметил я за собой то, что постоянно оглядываюсь и удивляюсь тому, что не обнаруживаю того, что на самом-то деле меня угнетало, когда было рядом. Некоторые части моего тела, где этот урод больше всего прикасался, начинали время от времени чесаться. А то, что я не так часто, как при присутствии придурка, злился и психовал, то желанное чувство свободы и безопасности меня начинало бесить. Но это не самое «оно», что убило меня во мне самом. Самое «оно» - это ожидание ночных СМС-ок. Пиздец, думал я, это полный пиздец. Это ожидание я замечал за собой и раньше - просто мне проще было подождать, чем потом подскакивать на постели от неожиданной вибрации. Я замечал, да, но не так, чтобы сверлить ни в чем не повинный телефон злобным взглядом и желать разбить его к чертям собачим, раз он молчит и вообще бесполезной штукой кажется. Ведь нет никаких «Оу, я знаю, что ты ждешь, что я тебе напишу!» (а я не жду, но он не верит и пишет «Раз ответ мгновенный, значит ждал!»… разве что, для того, чтоб побыстрей послушать его нытье и поскорей уснуть после этого), или - «Хочу, чтобы ты сделал мне массаж, интимным массаж!» или извечное «Люблю же, ну», после которого сразу же представляется его рожа с щенячьим взглядом. К концу недели докатился до философии на тему «истинные чувства проявляются на расстоянии». С чувствами я преувеличил, конечно, но суть мысли от этого не менялась. Я, бля, скучаю. Вашу ж мать!… Правы были те, кто твердил, что: если вам признались в любви, то это не остается бесследным. И первое, что я сделал, как увидел его, это – вмазал по его счастливое морде со всей дури, на которую был способен, за все то, что испытал за прошедшую неделю. А он… сука… а он сказал на это: «Вижу, ты скучал, да?». Урод, неприлично читать людей, как открытую книжку! «И тебе привет!» - пробормотал я, и пошел на выход, почесывая подбородок, чтобы откровенно не чесать губы. Это все не весело. Очень не весело. Я этого не хочу. Он – это стихийное бедствие, после которого не остается ничего прежнего. Долгое и упорное стихийное бедствие, которое размеренным темпом добивается своего. Вообще-то он хороший парень, если не брать в расчет все его извращенские замашки. Веселый, спортивный, умный (только учиться не любит). Надежный и добрый (периодически). Упорный, упертый и упрямый (что не есть хорошо). Черт. Да я таких не встречал еще. Подержит, обнадежит, не подведет. Очень эгоист и издеваться любит. Выгодный человек, если подумать. Любит деньги, но не любит, когда они достаются ему от отца. Всячески пытается отработать то, что ему силой выдают на карманные ( не хилые такие карманные). Частенько отрабатывает тем, что моет обе машины родителей, при обязательном моем присутствии. Я вообще не догонял, что делаю в салоне клеевой тачки, пока этот ее намывает. Как-то спросил «Какого хрена я сижу у тебя над душой и нихера не делаю?», он мне ответил, застенчиво улыбаясь: «Ну, понимаешь, чем быстрей я закончу и качественней сделаю, тем быстрей я тебя зацелую». Бля, лучше бы я не спрашивал. Смыться по-тихому мне еще ни разу не удавалось, а отказаться от посиделок – тем более. Он зашугал меня, угрожая поцелуями. И, я так думаю, что мне выгодней «посидеть, потом терпеть», чем «терпеть, потом посидеть и опять терпеть». Кстати… его родители мне настолько доверяют, что вручили в руки его карточку с деньгами, ибо он-то тратит все до последней копейки, при этом совершенно не знает, куда их сплавляет. Я знаю, что родители у него уважаемые и влиятельные люди (до сих пор удивляюсь, как у таких людей родился такой придурок), знаю так же, что денег они на сына жалеть не будут, и то, что беспечность сына по отношению к расходам средств их, скорей, пугает, чем разочаровывает. Поэтому контроль за сыном они полностью списали на меня. Во всех отношениях. Знаете, я так себя еще ни разу не жалел, как после этой новости. Особенно, когда услышал, что неконтролируемый и свободолюбящий придурок вместо возмущений стоит и ржет за моей спиной. И в смехе этом было больше самодовольства, злобы и коварства, нежели радости. Ведь этот приговор значит, что я, как ответственный, должен следить и ходить за ним, как гребанная собачка на поводке, чтобы он хоть немного, но тратился на себя. Значит, все мое свободное время он так же будет доставать меня. Кажется, ему самой судьбой прописано добиваться всего, что он захочет. Я хотел рыдать над всей этой нелепой ситуацией. Я очень хотел рыдать. Но вовремя вспомнил, что я мужик, что небеса ссылают на нас лишь те испытания, которые мы можем выдержать. И смирился. Смирился я до тех пор, пока не узнал, что он любит долгий шопинг и выпендреж. Дорогие бутики, множество консультантов и обязательное «Как думаешь, мне идет?» с его стороны и с моей – «Убейся! Мне плевать, во что ты одет!», «О, да, я знаю, что ты любишь, когда я голый!». Он невозможен. Все переврет и подстроит под себя. Ублюдок. Или еще в том же бутике: ходит туда-сюда от примерочной до зазеркаленного отдела, красуется, не особо стараясь привлекает к себе внимание, потом останавливается напротив меня, встает в пафосную позу и спрашивает: «Чувствуешь секс? Секс, ну, во мне, чувствуешь?». Я чувствую, что из-за него за моей спиной продавцы-консультанты не только секс чувствую, но уже и оргазм, а сам я – жуткую усталость и раздражение. Потому и осыпаю его нецензурщиной, описывая, что ему следует делать, а чего делать не следует вообще. Он внимательно слушает мое монотонное бормотание и говорит «Ты такой не интересный. И бука», затем идет за горой одежды, которую успел выбрать. Он очень любит много внимания к своей персоне. Я знал, что каждый человек по своему уникален и не подражаем, но все равно… опять убеждаюсь, что таких, как ублюдок, я больше не встречу. Я хочу поговорить о «здравом уме». Такого в его мире не существует, я думаю. Потому что, будь у него такой или хотя бы немного от логики, я полагаю, что он не стал бы делать множества глупых вещей. Например: стоим на площади, гуляем, что называется. Он болтает, рассматривая поочередно то мой рот, то людей вокруг, на первом задерживаясь дольше, чем надо, потом замечает классную (даже на мой взгляд) девушку. Затыкается. Провожает ее жадным взглядом, похабно улыбаясь, поворачивается ко мне, встает поближе и говорит: - Шикарная задница прошла, ты заметил, да? – лыба при этом у него ничего-хорошего-непредвещающая. Я сглатываю и говорю «угу», сразу же понимая, что это была ошибка всей моей жизни. Лыба становится вообще неприличная. - Но твоя, конечно же, вне всякой конкуренции. И я чувствую… как она… его рука, действительно лапает мою задницу. На шок уходит три секунды, затем я, своей холодной пяткой, обутой в мощный ботинок с тяжелой подошвой, наступаю ему на ногу, обутую в кроссовок, прикладывая побольше сил, вместе с тем своим острым локтем, врезаюсь ему под ребра. Прикрываю глаза от блаженства, слушая его хриплые маты, говорю «Козел!», говорю «Адьо» и ухожу подальше от него. Он меня оскорбил! Будь у него мозг, он не стал бы сравнивать задницы обоих полов, при том, что до меня, как бы, он не отлипал от женских прелестей. Во-первых – женская, определенно, лучше. Во-вторых – я парень, мою задницу не должен рассматривать такой же парень. Он оскорбил меня дважды! Он меня догнал, закинул руку мне на плечи и улыбается: - Я, правда, так считаю. Он, кажется, вообще ни о чем не думает. Эта его простота просто убивает. А мелочи, те самые мелочи, на которые надо обращать внимание, ему вообще не важны. Я знаю это. И в тысячный раз вздыхаю, выплевывая отгрызанный ноготь на пару с куском лейкопластыря. Черт, ни черта я его не понимаю! Или это у меня устарели понятия «нормального человека»? Опять же, если б не эти все его замашки, это был бы не ублюдок, а просто… лучший друг? Я бы этого не вынес, наверно. Если бы не эти его ежедневные отсчеты каждого пройденного дня из тех трех лет, что он отвел на воздержание, я бы и вовсе забыл, сколько там отведено до этого страшного занятия под названием «секс». Я бы о много забыл. И о том, что, вроде как, собирался искать выход из своего горестного положения, тоже - забыл бы. Правда, выход как-то не искался. И нравится начало все это. Да и замашки ублюдка, чуть ли не родными стали… Пару раз, я пытался прикинуть, что было бы, если б я его как следует отшил (почему-то эта мысль меня раньше не посещала. Думаю, все дело в моем подсознании. Поэтому я сделаю вид, что мысль меня посещала, но я находил причины от нее отказаться). После его же слов, я начал прикидывать. По первым ощущениям от того, что я представил, понял, что все не весело. Самому стыдно признаваться и признание это стоит большей части моей гордости, но… мне это не понравилось. То, что он делает со мной, он должен делать только со мной! Наверно… Просто… я не уверен, что это правильно и вообще… Становлюсь каким-то жадным, что ли? Засранец вообще на меня плохо влияет. Для меня, если и делать этот шаг, то он будет большим. Я же не он, я не могу относиться к этому так же беззаботно, как и ублюдок. Я вообще трусливый, вы не заметили? Чего он вообще во мне такого нашел, чтобы аж влюбиться, я не понимаю! Я же обычный, до чертиков обычный! Страдаю всякой хренью, грузу все, что попадется, истерики закатываю (из-за него по большей части), бью его, занудные нотации читаю, не веселый, и трусливый – да. Склонный к депрессии. И частенько действую на рефлексах. Может я и симпатичный, не знаю. Вон у него сколько красоток было в его-то 14 лет. У него же все в руках было, а он взял и променял это на несчастного меня. Не придурок разве? Мне-то это ни разу не нравится и не льстит. Особенно, когда вижу, что веселый парень (извращенец), становится каким-то вялым. Отмахивается от друзей, частенько тусит около меня и вздыхает похуже меня. Он тоже стал депрессивным. Я даже знал почему: тот срок, что он сам себе отвел, близился. Я его в очередной раз не понял: он, разве, не сам этого хотел? Волновался ли я, когда наступил мой День Рождения и пока я ждал его? Нет, что вы. Меня просто немного потряхивало и в голове обитали невеселые мысли параноидального содержания, типа, чуть чего, так он меня сразу поимеет (сказывалось влияние последних лет и интенсивного нападения сексуального характера на мою бедную тушку). «Чуть чего» означало любой мой промах и любую мою ошибку, а учитывая мое состояние - ошибку я могу допустить каждую секунду. И я совсем забыл, за своими переживаниями, о том, что интенсивность нападений на меня в последнее время резко снизилась. Поэтому, я очень удивился, когда он просто подошел ко мне и протянул смешную (из-за смайлов) коробочку. Я взял, открыл, выгнул бровь, посмотрел на него. Он с каким-то «хе» почесал затылок и криво улыбнулся. Я улыбнулся в ответ. Деньги-то, которые ему давали родители целиком и полностью находились у меня, а значит подарок куплен на свои кровнозаработанные. Интересно, когда успел? Мне это действительно понравилось. Столько старания вложено в подарок… Чтобы он не сильно заметил, как сильно меня трясет, я попросил надеть эту цепочку. Еще и порадовать его решил, таким образом, мол, не зря старался. Тем более у меня пальцы в лейкопластыре и болят, - не получилось бы самому в любом случае. Он одел, заодно помассировав мне шею, весьма не массирующим движением (видать привычка), и тут же спросил: - Так… ты будешь со мной, нет? Вот так нежданчик! Я медленно поворачиваюсь к нему, удивленный до невозможности. Я не мог поверить! Это мне говорит человек, который рассказывал мне на протяжении последних трех лет о том, как он будет меня ебать всеми способами из камасутры! У меня в голове уже зародился весь сценарий сегодняшнего дня: он берет меня за руку и тащит насиловать в любое подходящее место. И зародился этот сценарий не для того, чтобы быть беспощадно разбитым. Не тут-то было! Хотелось спросить: «мы разве не встречаемся?»… - Нет? – опускает голову прирожденный ублюдок. …но спросилось: - А как же секс? – просипел я. Вы не подумайте, я этого не хочу, но именно эта тема меня волнует больше всего. - Какой секс? – удивляется он. Я в шоке, чесслово. Обычный такой, анальный, скорей всего. – Прощальный? - «Прощальный»? – не понимаю я. С этим парнем, явно что-то странно творится. – Какого хрена эти три года были? Ради секса же! - Да? Кто тебе сказал? – возмущается он. - Так ты и сказал же! – совсем запутался я. - Да нет же, ну! – всплеснул он руками и нахмурился. – Я имел в виду, что за это время докажу тебе, что я серьезно, а не ребячески тебя люблю. - Все, что я понял из твоего объяснения это: «я-блабла-секс-блабла-секс-блабла-секс», и тому подобное! – черт, на этом этапе мне стало стыдно. Ну… не говорить же теперь, что после его слов «секса у нас не будет три года», я его вообще не слушал – так сильно рад был новости. - Да? – мне совсем совестно стало, - Я… хахах… переволновался, наверно. – это был первый удар в мое сердце. В тот миг, глядя на него, я понял значение слова «милый». - Ты придурок! – утверждаю я и тру лицо. Все как-то нелепо получается. – Я когда-нибудь говорил, что не верю тебе? - Что? - Ужас, мать вашу! Да вся школа уже знает, что любишь. У тебя все на лице неподдельным подчерком написано. – закатываю я глаза, перед которыми тут же всплывают лица всех тех многих, кто интересовался влюблен ли придурок и тех многих, кто обвинял меня в совращении красавчика. Знали б они, кто кого тут совратил, слегли бы с инфарктом. – И, как ни странно, знают, что меня ты любишь. - Правда, что ли? – трогает он себя за лицо, искренне недоумевая. Это был второй удар в мое сердце. - В любом случае… - собираюсь я с духом, - Ты это не из-за секса все три года не пойми что доказывал? - Нет же, ну. Я же сказал. - П-понятно. - Понятно? Чувство такое появилось, словно готовую к действию удавку у меня с шеи сняли. Аж, какое-то опьянение пошло от облегчения. - Ага, - улыбаюсь я, - Все понятно. Это недоразумение, вот и все. А, не, ты еще придурок. Теперь все… - Недоразм… Судя по всему, он еще долго хотел разговаривать, а я наоборот… это… в первый раз проявил инициативу и заткнул его рот, тем же образом, которым он обычно пытался меня задушить. И… мне это понравилось. Это был третий удар в мое сердце. Окончательный. Но чтобы потом совсем не каяться за этот поступок, спишу его на облегчение и искупление перед своей совестью. Ведь, выслушай я его тогда, все могло бы сложиться иначе, да? Надеюсь, я не прав. ***** Мне дышать рядом с ним легче стало. После того, как я осознал одну простую вещь: он действительно меня любит, только трахаться хочет сильно. Просто же, да? Только вот… путь осознания этого был долог и запутан. Я же не очень доверчивый и много думаю, вот и подумал, несмотря на то, что это - мой хорошо знакомый ублюдок, что он трахнется разок-другой, потом и кинет. Ну, я много его историй слышал, так что сомнения были не беспочвенны. Я еще и впечатлительный к тому же (почли параноик)… Да и трусливый… А у страха глаза велики, понимаете, да? А как легче стало, так и все остальное стало легковосприимчиво. Я даже проникся его любовью к издевательствам. Оу, я очень сильно проникся. Например: сижу я у него в гостях на уютном диване, читаю книжку интересную, порекомендованную, как ни странно, отцом засранца. Сам же засранец бегает по квартире, четко направляемый отцовскими указаниями. Потом, когда освобождается с громким «дегенерат» в сторону отца, грузно опускается на пол рядом с диваном и моими коленями, и нарочито тяжко вздыхает. Молчит долго, привлекает мое внимание. Не выдерживает: - Я, знаешь, секса хочу. – говорит задумчиво, почти философски. – Ну, понимаешь… у меня есть любимый человек, у меня есть парень, с которым я уже довольно долго встречаюсь. Но секса у меня почему-то нету. – поворачивается ко мне. – Не знаешь, почему такая несправедливость происходит? Я молчу, игнорирую его, продолжаю читать, сдерживаясь, чтобы не засмеяться. Он не унимается. - Я могу даже мозоль показать. О свой член натер, прикинь! И это притом, что рядом со мной есть вполне себе клёвое тело. Как-то это все… - Какой умничка. – снисходительно улыбаюсь ему и его горю, и мягко треплю его по волосам. – Продолжай в том же духе, может и перепадет. Когда-нибудь… Он что-то там промурлыкал и схватил меня за запястье. Тут же из «умнички» превратившись в «гребанного ублюдка», так как получает по своей тупой голове, которая решила, видимо, что если я одобрил его поведение, так ВСЕ поведение полностью. Размечтался, козел. Не то, чтобы меня секс не интересовал, просто я чувствую себя немного отомщенным поступая так с придурком. Или например… Мне эта идею понравилась еще в самом ее зарождении. Сижу, значит, наблюдаю за засранцем, который капается около DVD-шника, пытается подключить провода правильно. Собираемся смотреть ужастик на здоровенной плазме с домашним кинотеатром. Он матерится, психует, но технике на это похрен, она ему не дается. Я же кусаю свои бедные губы, вечно опухшие и покрасневшие. Мне немного волнительно. И… мне, правда, хочется видеть его реакцию. Очень хочется. - Слушай… - зову я его и жду, пока ублюдок обратит на меня внимание. Когда обращает, я делаю рожу кирпичом и в его стиле произношу: - А что будет, если я скажу, что: «люблю тебя»? Провода из его рук выпадают, а сам он зависает и таращится на меня. Начало мне, определенно, нравится. - «Люблю»? – переспрашивает он тихо. - Да. – киваю. – Если скажу «я люблю тебя», что будет? - «Любит»… - повторяет он. Явно не мне. - Да. – киваю в очередной раз не меняясь в лице. – Я люблю тебя. Что после этого будет? После - было очень весело. Бля, он реально неподражаем. Свалится в обморок от этих слов… Придурок же, что с него взять? – думаю я с улыбкой. На этом, я получил свою дозу «дзен»… Кажется, я проиграл этот бой еще в самом его начале. И боролся я неизвестно с кем. И, скорей, с собой, нежели с придурком. Ну, знаете, чтоб после – совсем не о чем было жалеть. Мол, я старался. Ну, личность я такая, трусливая, что тут поделаешь! Эпилог. Пытаюсь придти в себя от его очень смущающих откровений. Последние СМС-ки были явно лишними за всю историю нашего общения. Он реально придурок. Бегать по комнате успокоению не способствует, поэтому сажусь на кровать и грызу бедный угол несчастной подушки. Не понимаю, как можно такое вообще писать? Кажется, я совсем, вообще, не понимаю этот мир. Заваливается он ко мне в комнату неожиданно, неожиданно же получает подушкой по лицу. Я отползаю от него подальше по кровати, одновременно выкрикивая: - Какого хрена ты тут делаешь, урода кусок??!! Он отвечает: - Ха-ха! И валится на меня неподъемной тушей преисполненной любви, искусно избегая все мои удары и пинки. И я даже знаю, что он собирается делать!...