Things I've never said

      Когда в ночной тишине раздался звонок, Акира со стоном перекатился на другой бок и спрятал голову под подушку, но мобильник, прервавшись на несколько секунд, запиликал с новой силой. Нащупав активно сигналящий телефон, он нажал на кнопку принятия вызова.  — Тойя, ты спишь? Голос Шиндо был раздражающе бодрым и жизнерадостным. Действительно, кто еще мог позвонить ему в четыре утра и спросить, спит ли он?  — Уже нет, — процедил Акира, мечтая проклясть Шиндо и его потомков до седьмого колена.  — Отлично, тогда собирайся. Мы едем в Киото. Акира сел на футоне, отчего голова спросонья слегка закружилась, и потер глаза.  — Я не удивлен, что мозг покинул тебя окончательно и бесповоротно, но…  — То-о-ойя, — протянул тот, — не занудничай и выходи.  — Куда?  — На улицу, — сообщил Шиндо тоном школьного преподавателя, объясняющего нерадивому ученику смысл непонятого кандзи, и отключился. В ухо понеслись короткие гудки; Акира нерешительно покосился на приоткрытые сёдзи, ведущие на веранду. Стараясь не разбудить родителей, он бесшумно прокрался к входной двери и, набросив куртку поверх пижамы, с сожалением сменил мягкие тапочки на уличную обувь. Ключ повернулся с тихим щелчком, и Акира выскользнул в сад, где в листьях бамбука шелестел ветер, а клены даже в серебристом лунном свете отливали багрянцем. Увиденную картину можно было посчитать умиротворяющей, если бы не одно «но». На заборе, весело болтая ногами, сидел Шиндо, одетый в любимую толстовку — желтый всполох посреди ночной темноты.  — Что ты здесь делаешь? — прошипел Акира, зябко кутаясь в куртку.  — Говорю же, мы едем в Киото, и я решил за тобой зайти, чтобы ты не успел придумать отговорку. От возмущения он лишился дара речи. Стук содзу отсчитывал время, а он стоял, мстительно раздумывая, что будет лучше: наорать на Шиндо, невзирая на поздний час, или просто дернуть его за ногу, чтобы он свалился с чертова забора. В тот момент, когда Акира, наконец, был готов высказать ему все, что он о нем думает, Шиндо перестал улыбаться и серьезно спросил:  — Ты помнишь, какое сегодня число?  — Двадцать второе сентября, — автоматически ответил Акира, и на место первоначального удивления пришло понимание. За прошедшие с момента их первой официальной игры три года он выявил странную закономерность: Шиндо вел себя иначе, нежели обычно, в начале мая, на обон и на сюбун-но хи (1). Золотая неделя накладывала на него печать тоски, так резко контрастирующей со счастливыми лицами окружающих, радующихся долгим выходным, во время обона он погружался в кипучую деятельность, порой даже помогая работникам проводящегося в эти дни в Токио фестиваля, а сюбун-но хи нес с собой тихую, пронзительную меланхолию, которая рассеивалась к началу октября. Только вот, сколько бы Шиндо ни загадывал желаний на падающие звезды, самое заветное ушей богов не достигало — об этом он рассказал в тот же теплый майский вечер, в который поделился тайной, что до того так тщательно оберегал.  — Сай жил в Киото, знаешь? До того, как его душа поселилась в дедушкином гобане, — тихо произнес Шиндо. Акира кивнул, мысленно добавив еще один кусочек в несобранный паззл. Он, может, и хотел бы послать Шиндо куда подальше или, на худой конец, начать с ним спорить — этот навык, учитывая продолжительную практику, был развит до уровня профессионального владения. Хотел. Но не мог. А потому, подавив усталый зевок, сухо поинтересовался:  — Ты хочешь поехать прямо сейчас?  — Глупый вопрос, конечно, да! У тебя есть… — он посмотрел на наручные часы, — полчаса, чтобы собрать вещи, иначе мы опоздаем на первый поезд. И не говори, что ты занят, — добавил Шиндо, заметив, что он открыл рот, — я знаю, что твой ближайший матч только на следующей неделе, а уроки в го-салоне ты даешь по субботам.  — А родителям я что скажу?  — Напиши записку да оставь на холодильнике. Вялая попытка протеста была, таким образом, задушена на корню, и Акира вернулся в свою комнату, без света чуть не налетев на компьютерный стол. Натянув первые попавшиеся брюки и свитер, он положил в сумку кошелек, зарядку от телефона, пижаму и — зачем-то — сиротливо лежащий до этого рядом с клавиатурой учебник китайского. Шиндо никогда раньше ни о чем его не просил; не просил напрямую и сейчас, но Акира читал это в его взгляде. «Я не хочу ехать туда один», — говорили его глаза, напоминавшие два черных омута на бледном лице. Акира подавил страдальческий вздох и, почти вслепую нацарапав на листке бумаги несколько слов, на цыпочках дошел до кухни и прикрепил послание на холодильник. В конечном счете, вряд ли родители, бывающие в Токио от силы пару месяцев в году, сильно разозлятся. Когда он вышел на улицу, тщательно заперев за собой дверь, Шиндо спрыгнул с забора, приземлившись в метре от него.  — Поесть купим, когда доберемся, — он шмыгнул носом, и Акира невольно поежился: снаружи и впрямь было не жарко. Шиндо бодро зашагал вперед, а он вдруг замер на месте и выпалил:  — Подожди!  — Что такое?  — Я забыл взять доску! Он закатил глаза:  — Я взял свою. Пойдем уже. Акира оглянулся на дом, утонувший в полумраке, и прибавил шагу. Спустя полтора часа они сидели в салоне шинкансена, белой птицей несущегося вперед. Акира отвоевал у Шиндо место у окна, а тот преспокойно заснул, внаглую положив голову ему на плечо, в то время как у самого Акиры сон отбило напрочь. Стоило поезду набрать скорость, как пейзаж за стеклом превратился в сплошное смазанное пятно, и он поспешно отвернулся. Изучать спинку впереди стоящего кресла ему быстро надоело, а Шиндо, будто специально, громко сопел во сне. Первым желанием было его растолкать, но, задержав взгляд на его умиротворенном лице, Акира решил этого не делать, внезапно подумав, что они впервые едут куда-то вдвоем. На матчи в Нагою, Осаку и другие города профессионалы ездили поодиночке, на турниры вроде кубка Северной звезды — командой, а непонятно зачем сорваться посреди ночи к черту на кулички — такое с ним случалось впервые. Дыхание Шиндо было теплым, и поначалу выводящее его из себя посапывание постепенно стало казаться уютным. Акира закрыл глаза. Смешно, но он никогда раньше не был в Киото, а все, что он знал об этом городе, хранилось на страницах школьных учебников по истории и географии. Шинкансен замедлил ход, приближаясь к вокзалу Нагои; Акира с трудом подавил рефлекс вскочить на ноги и выйти на этой станции, вовремя вспомнив, что эта поездка не имеет отношения к го. Точнее… Он покосился на спящего Шиндо. Имеющиеся обрывки информации в полную картину пока что не складывались, а безалаберный соперник о цели поездки сообщить ему, разумеется, не удосужился. И как один человек может так действовать ему на нервы и одновременно так сильно притягивать? Ответов не было. Шиндо проснулся за пару минут до того, как они должны были подъехать к Киото. Выйдя на платформу, Акира потер затекшее плечо:  — Надеюсь, ты знаешь, зачем притащил меня сюда. Тот улыбнулся, посмотрев вслед удаляющемуся шинкансену, и вытащил из рюкзака новенький путеводитель:  — Открой на любой странице, куда пальцем ткнешь, туда и отправимся. В этот момент Акира поблагодарил богов, что поезд уже уехал, а не то он точно дал бы Шиндо пинка, чтобы тот улетел на рельсы. Вместо этого он отобрал у него книгу и с размаху врезал ему по лбу.  — Я пошутил, — обиженно протянул Шиндо, потирая ушибленный лоб. — На самом деле, нам нужен храм.  — Ты в курсе, что здесь две тысячи храмов, гений?  — Так мы же не во все пойдем. Акира закатил глаза. Открыв приложенную к путеводителю карту, он вскоре увидел знакомое название.  — Святилище Фусими Инари, — пробормотал он.  — Что-то нашел? — Шиндо моментально сунул нос в книгу, и Акира отшатнулся — его лицо вдруг оказалось слишком близко. — Храм тысячи ворот? Думаю, подойдет. О, давай с собой бенто купим? Тут наверняка магазины найдутся. В его привычной активности сейчас почему-то проглядывала неуверенность человека, которого оставили без компаса в открытом море: точка начала пути известна, а направление — нет.  — Давай, — согласился Акира. Когда они оказались в здании вокзала, он для экономии времени предложил разделиться: — Ты иди за бенто, а я куплю билеты на электричку. Как раз к открытию успеем. Шиндо кивнул и моментально испарился, оставив Акиру один на один с автоматом для продажи билетов. В глубине души он радовался, что согласился поехать. Все-таки нужно иногда вылезать из дома, тем более, что за Шиндо нужен глаз да глаз: отвернуться не успеешь, как он найдет приключения на свою пятую точку — не зря у работников административного отдела Нихон Киин при виде него уже начинается нервный тик. Шиндо, нагруженный пакетами, появился как раз в тот момент, когда нужный им поезд подъезжал к платформе. Согласно путеводителю святилище Инари открывалось в половину девятого утра, и у них еще был шанс избежать толпы. Храм встретил их величественным спокойствием. Несмотря на относительно теплую погоду, уже чувствовалось прохладное дыхание осени; красные двухэтажные ворота святилища на фоне безоблачного неба словно парили над ведущей к ним каменной лестницей. Шиндо был непривычно серьезен. Атмосфера прошлого, в этом городе вплетенного в настоящее, действовала и на Акиру, но в голове мелькнуло осознание, что для Шиндо любая мелочь здесь значит гораздо больше. Хлопок, за ним еще один. Поклон. Звон брошенных монет и сидэ, трепещущие на ветру. Пусть он найдет то, что ищет. Два бесконечных коридора тории убегали в зеленую рощу. Шиндо шел впереди, пальцами касаясь ворот, а Акира следовал за ним, чуть поодаль, поймав себя на мысли, что Шиндо видится ему частью этого места. Отведешь взгляд — и исчезнет, растворится в воздухе, как лесные духи. В этот момент захотелось схватить его за руку, чтобы удержать, но Акира подавил в себе это дурацкое желание.  — Как думаешь, — он неожиданно остановился, — Сай мог сюда приходить?  — Конечно, почему нет?  — Он любил природу. Часами наблюдал, как опадает сакура во дворе моей школы, пока я сидел на уроках. Один раз увидел самолет и так громко восхищался у меня в голове, что я отвлекся, и мне на физкультуре мячом в лицо прилетело, — хмыкнул Шиндо. Он сунул руки в карманы толстовки и огляделся по сторонам: — Наверное, Киото он тоже любил. А я даже ни разу с ним сюда не приехал. Акира вспомнил, что Шиндо успел дважды побывать на Инношиме, родине Сюсаку: впервые — когда разыскивал исчезнувшего Сая три с половиной года назад, во второй раз — на обон этим летом. И, говоря о Сае, он всегда старался улыбаться. Улыбка выходила грустной. Путь до внутреннего храма прошел в тишине: все слова будто вылетели из головы, да и Шиндо вряд ли был расположен к разговору. Что было в первую очередь странно: в Токио он обычно говорил много, быстро и громко, и порой Акира мечтал сунуть ему в рот кляп, лишь бы он наконец заткнулся. Сейчас же, наоборот, многое бы отдал, чтобы Шиндо сказал хоть что-нибудь. Сам Акира тщательно взвешивал каждое предложение, которое собирался произнести, и говорил редко, но никогда просто так, а вот в случае Шиндо было намного важнее то, о чем он молчит. В окумии они не увидели никого, кроме служителей храма: местные жители, скорее всего, появятся позже, а туристы редко забирались на гору. Ноги ныли от непривычной физической нагрузки, ремень сумки за время долгого подъема натер плечо.  — Держи, — Шиндо, материализовавшийся перед носом, протянул ему деревянную табличку в виде лисьей головы. Акира повертел ее в руках. Может, не в тот храм они пришли — у Инари ведь просят богатство — но Шиндо уже написал что-то на своей эма и теперь привязывал ее на вбитый в доску металлический крючок. Глядя на то, как он смотрит на тепло-золотистую табличку тоскливыми глазами, Акира вдруг понял, почему ему было все равно, в какой дзиндзи они пойдут и какому божеству принесут подношения. «Они не хотят мне отвечать, — говорил ему тогда Шиндо, и по его щекам текли слезы, — разве я прошу так много?» Акира приходил в храм почтить традиции — и только. А Шиндо верил. И в ками, и в ёкаев, и в потусторонний мир. И надеялся, что хоть кто-нибудь из них откликнется на его просьбу. Вздохнув, он быстро написал на обратной стороне лисьей морды несколько слов и повесил эма рядом с табличкой Шиндо на фиолетовом шнурке. Шиндо верит. А он верит Шиндо.  — Дойдем до четвертого перекрестка? — предложил Акира.  — Конечно. На этот раз Акира не пустил его вперед и пошел рядом, несмотря на то, что тропинка стала уже, а тории ниже, превратив аллею в узкий коридор оранжево-красных ворот и каменных ступенек. Вскоре они вышли к открытому участку, от которого одна тропа продолжала свой путь в гору, а другая вела к ее подножию; за деревьями раскинулся Киото в кольце высоких холмов, по склонам которых в долину лениво сползали редкие облака. — Как красиво, — невольно вырвалось у него. — Да… Шиндо снял рюкзак и уселся на ближайший камень, вытянув ноги; Акира, поколебавшись, последовал его примеру. Тот достал из рюкзака пакет с едой:  — Бенто там не было, так что я взял холодный чай, данго и онигири. Они должны быть с мисо-пастой. Акира взял один онигири и вынул рисовый колобок из упаковки. Только сейчас он почувствовал, что здорово проголодался, и какое-то время они молча ели, смотря на город далеко внизу.  — Спасибо, — вдруг сказал Шиндо, собирая мусор в пакет. — Что поехал со мной.  — Я рад, что согласился. Это было правдой, пусть изначально Шиндо и не оставил ему особого выбора.  — Хорошо, что ты здесь. Наверное, стоит видеться чаще, чем два раза в неделю в го-салоне, — он ненадолго замолчал, а потом продолжил: — Знаешь, я думал, что мы с Саем всегда будем вместе. До тех пор, пока я не умру. Что у него впереди вечная жизнь и вечная игра, — уголки его рта грустно опустились. — Какое, оказывается, хрупкое понятие — вечность. В его взгляде горькая мудрость и бесконечная усталость.  — Он мне приснился однажды, — Шиндо смотрел в ясное осеннее небо, — но так ничего и не сказал, сколько бы я ни спрашивал. Только отдал мне веер. Он вынул из бокового кармана рюкзака свой, погладив когда-то фиолетовую кисточку, и Акире на мгновение почудилось, что эта вещь действительно принадлежала тысячелетнему игроку, а не была куплена в магазине академии го. — Я просто хочу знать, что у него все в порядке…там, на другом берегу (2). И что он не злится на меня. Сумбурный рассказ Шиндо о Сае в тот вечер несколько месяцев назад сложно было назвать детальным: он поведал о том, как услышал голос из гобана и увидел духа, представившегося Фудзивара-но Саем, как тот, бывший учителем го при дворе императора в далеком средневековье, попросил дать ему сыграть и как Шиндо в результате занесло в го-салон отца Акиры у станции Накано, где они впервые встретились. Он рассказал, как захотел изучать го, как позволил Саю играть в интернете, как гнался за ним, Акирой, боясь, что тот уйдет слишком далеко, и он его никогда не догонит. Но Шиндо говорил о Сае в прошедшем времени, как говорят об умерших, и Акире не нужно было спрашивать, чтобы понять: в этом мире Сая больше нет. Впрочем, Шиндо его догадки подтвердил, коротко сообщив, что не выслушал Сая, когда тот пытался до него достучаться, и что частично виноват в том, что он исчез — последнее стало причиной временного ухода Шиндо из мира профессионалов. Многое встало на свои места: объяснение, показавшееся бы бредом сумасшедшего любому нормальному человеку, было единственно правильным, и Акира верил каждому слову. Мелкие подробности истории порой всплывали в диалогах, что они вели во время партий или их обсуждения, одна за другой дополняя общую картину, придавая ей целостности, а о поездке в Инношиму и поиске Сая в местах, связанных с Сюсаку, Шиндо рассказал отдельно — перед тем, как поехать туда на обон.  — Призраки ведь не исчезают, пока не завершат свои дела, но я не понимаю, — Шиндо покачал головой, — не понимаю, почему Сай ушел. А если он достиг высшего мастерства, то в чем же тогда оно заключается?  — Ками-сама дал ему на это тысячу лет, а ты надеешься пройти этот путь за восемнадцать? — справедливо поинтересовался Акира. Тот неожиданно улыбнулся:  — Пожалуй, что-то в этом есть. И прости, ты не виноват, что у меня в голове полная каша.  — Я был бы удивлен, если бы ее не было. Шиндо встал на ноги, отряхнув джинсы:  — Спускаться пора. Сидя на улице около ресторанчика у подножия Инариямы в ожидании, пока им принесут заказанный удон, Акира наблюдал за Шиндо, чей взгляд был устремлен куда-то в пространство; в его темно-зеленых глазах то и дело вспыхивали искорки. Здесь, вдали от Токио, многое виделось иначе, и Акира надеялся укрепить то шаткое равновесие, что царило между ними последние несколько месяцев: до того, как Шиндо поделился своим секретом, не было и его. А Шиндо держало прошлое, и он продолжал топтаться на месте, будучи не в состоянии расстаться с ним и пойти вперед, как не мог и вернуться назад. Наверное, он понимал это и сам — в противном случае он бы сюда не приехал.  — Нужно решить, куда пойдем дальше, — пробормотал Шиндо, все еще смотря вдаль. Официант поставил перед ними еду, и Акира аккуратно разломил деревянные палочки. Дальше… Их обоих привел в Киото дух Сая, Сая из клана Фудзивара, выше которого стоял лишь императорский. Действительно, можно было ткнуть наугад в любую страницу путеводителя по Киото: эту землю, этот город века назад создавали предки и современники Сая, а потом — те, кто пришел после них. Внезапная идея вспышкой озарила сознание; недолго думая, Акира вытащил книгу, которую ранее положил в свою сумку, и начал быстро ее листать, надеясь, что память его не подводит. Пробежавшись глазами по тексту, он удовлетворенно улыбнулся:  — Я знаю, куда можно съездить, — Акира показал Шиндо нужную страницу.  — Бёдо-ин? Храм Равенства?  — В то время, когда жил Сай, в этом месте была резиденция регента Фудзивары-но Митинаги (3). Ты сам говорил, что в тысяча шестом году он все еще был… — Учителем императора Ичидзё, все верно. Он рассказывал, что учил играть в го Мурасаки Сикибу и других женщин двора, а она лишь в тысяча шестом году стала фрейлиной императрицы.  — Вот уж не думал, что ты интересуешься историей.  — Много книг об этом прочитал, когда Сай исчез. На его лицо набежала тень, и Акира пожалел о своих неосторожных словах.  — Шиндо, я…  — Отсюда до Бёдо-ина совсем недалеко. Доедай лапшу, пока не остыла, и поедем. Акира покосился на полупустую миску с остатками бульона:  — Да в меня не влезет уже. И времени у нас маловато.  — Как скажешь, босс. Шиндо подхватил рюкзак, и они направились в сторону станции. К храму Бёдо-ин вела торговая улочка, тянущаяся вдоль реки; народу, несмотря на праздник, было не так уж и много. Взгляд остановился на витрине чайного магазина, но задерживаться не стоило. Да и местный матча, в конце концов, при желании можно найти и в Токио. Входной билет нашел место в кармане брюк; дорога, петляющая по саду, свернула к озеру, и за деревьями показалась единственная сохранившаяся с одиннадцатого века часть Бёдо-ин — Хоо-до, или Павильон Феникса — лишь крышу в свое время с тростниковой заменили на более изящную черепичную. Каменистая насыпь заканчивалась прямо у фундамента павильона, занимавшего весь остров, и, казалось, храм медленно дрейфует, покачиваясь на волнах. Обойдя озеро и приблизившись ко входу в святилище, они увидели фигурки птиц на коньке центральной крыши.  — Так вот почему он так называется, — Шиндо задрал голову, наблюдая, как солнце отсвечивает от металлических пластин, образующих хвост охраняющего павильон феникса. Он беспокойно оглядывался по сторонам, то и дело замирая на месте, словно искал что-то — и не находил, но продолжал искать вновь и вновь. Акире почудилось, что он слышал, как имя Сая шепотом сорвалось с его губ, но не ему напоминать Шиндо о том, что Сая больше нет ни в Токио, ни в Инношиме, ни в Киото, ни в этом мире вообще. Колосья серебристого мискантуса (4), растущие у самой воды, покачивались от каждого дуновения. Вправо, влево, вниз, вверх. Горизонт цвета сентября. — Что ты знаешь о хэйанском императорском дворце? — внезапно спросил Шиндо. Акира задумался, перебирая в уме все знания о Киото эпохи Хэйан, полученные в школе, и ответил:  — Его нет. На месте, где он стоял, сейчас находится замок Нидзё. Нынешний Киотский императорский дворец был когда-то временным и стал постоянным только в тринадцатом веке. Тем более, что он горел раз десять, и тому зданию, которое стоит сейчас, не больше полутораста лет.  — Я помню примерно то же самое. Что ж, вряд ли Сай хотел бы вновь его увидеть, — он невесело усмехнулся. — Это как, не знаю…когда одна вещь в жизни одновременно и лучшая, и худшая. Акира устало облокотился на перила моста; Шиндо смотрел, как кроваво-красные листья веерных кленов, медленно кружась, опадают и, гонимые ветром, плывут по воде разлапистыми пятнами пролитой краски. Он никогда не описывал подробности случившегося с Саем при жизни — лишь упоминал, что тот слишком сильно любил го, чтобы умереть, не достигнув высшего мастерства.  — Сай был не единственным учителем императора Ичидзё, — тихий голос Шиндо звучал надтреснуто и глухо. — Был другой, по имени Сугавара-но Акитада, тоже придворный…и он заявил императору, что хватит и одного учителя. Они должны были сыграть матч, и победитель остался бы во дворце. Яркий лист опустился на парапет, и Шиндо ухватил его за тонкий черешок.  — Партия шла в присутствии императора и придворных. Она была равной, но…Сай увидел, что в чаше Сугавара-но Акитады среди черных камней лежит белый, и тот, улучив момент, переложил его из чаши в крышку. А когда Сай попытался сказать об этом, обвинил его первым, и император Ичидзё повелел продолжать игру. И он проиграл половину моку. От горечи в его словах Акиру пробрало могильным холодом.  — Разумеется, после этого Сая признали мошенником и с позором выгнали из дворца, — продолжил Шиндо, вертя в пальцах кленовый лист. — И через два дня он утопился. Дышать стало трудно. Он не был знаком с Саем — лишь с его игрой, но искренне сочувствовал его судьбе. Не зная, что сказать, Акира сжал руку Шиндо и вздрогнул, когда тот переплел свои пальцы с его.  — Забавно, да? — у Шиндо вырвался нервный смешок. — Никто, кроме тебя и меня, даже не подозревает о его существовании. Никаких записей о нем нет. Даже могилы нет, на которую можно прийти почтить память.  — Шиндо…  — Я о стольких вещах его не спросил, думая, что у нас еще полно времени. Стольких вещей не сделал. И стольких слов не сказал… А теперь сожалеть уже поздно. Время не лечит. Оно лишь учит жить с ранами на сердце, не дающими отпустить прошлое.  — Я должен с ним проститься, — произнес он, — но я не знаю, как. Акира аккуратно погладил большим пальцем его ладонь. Солнце катилось к краю земли, опаляя ее прощальными лучами. Путь в центр Киото занял около часа. Когда они вышли из здания вокзала, снаружи уже начало темнеть — ранние осенние сумерки прогоняли за горизонт жмущуюся к нему тонкую полоску света.  — Давай зайдем в храм То-дзи, — предложил Шиндо. — А потом, если хочешь, вернемся в Токио.  — Я не хочу, чтобы мы вернулись ни с чем, — упрямо возразил Акира. — И ты хоть знаешь, как идти к этому храму? Тот развернул карту и, потратив две минуты на ее тщательное изучение, неуверенно показал на ближайший поворот:  — Кажется, нам туда.  — Ты в курсе, что держишь карту вверх ногами? Привычная перепалка разрядила обстановку, и, беззлобно переругиваясь, они вышли на дорогу, ведущую к храмовому комплексу, идти до которого оставалось минут двадцать. Глядя на улыбку Шиндо, Акира думал, что люди вроде него, несмотря ни на что, освещают жизнь других подобно солнцу: когда они рядом, согревают своим присутствием и порой сияют так ярко, что хочется надеть темные очки, чтобы не ослепнуть. Но стоит им исчезнуть, как мир вокруг теряет краски и становится серым, блеклым, как старое выцветшее фото в семейном альбоме. Или же лишь его собственный мирок покроется льдом и рассыплется осколками, если Шиндо по какой бы то ни было причине уйдет из его жизни? Заметив, что Акира остановился, он обернулся и недоуменно уставился на него:  — Тойя, ты идешь? Стемнеет же скоро.  — Иду. А было ли иначе, хоть когда-нибудь? Первое, что бросалось в глаза при приближении к святилищу — пятиярусная деревянная пагода, возвышающаяся над окружающим ее небольшим парком. Покружив около многочисленных павильонов, они уселись на скамейку в небольшой крытой беседке, слушая тихий плеск воды — в пруду водились ручные карпы.  — Может, сыграем? Шиндо молча полез в рюкзак и достал небольшую магнитную доску; в парке начали зажигаться фонари, и по ее покрытию прыгали блики их неровного света.  — Нигири, — скомандовал он, выкладывая на гобан белые камни. Акира положил два черных. Под рукой Шиндо оказалось пять белых.  — Удачной игры.  — Удачной игры, — Шиндо поставил комоку в верхний правый угол. Акира усмехнулся:  — Фусэки Сюсаку? Тот покачал головой:  — Фусэки Сая. И застыл с камнем в руке, смотря на доску.  — Шиндо?  — Все в порядке. Продолжим? Ровный гармоничный розыгрыш и течение его камней по гобану, невероятно красивое. Завораживающее. Шиндо играл как никогда, а он старался не отставать, и черно-белый узор красочным танцем выплетался на доске. Спуск на первую линию. Косуми цукэ. Вытягивание. Прыжок. Нозоки. Соединение. Кири. Снова вытягивание. Магнитные фишки выскальзывают из пальцев, а ладони вспотели от напряжения, пригвоздившего к гобану их обоих. В такие моменты воздух вокруг будто сгущается и обволакивает непроницаемым коконом; закончится матч, и он лопнет, возвращая их в реальность.  — Черные: пятьдесят девять очков.  — Белые: пятьдесят два очка. Акира глубоко вздохнул. Не хватило половины моку, но в такой партии он не чувствовал себя проигравшим.  — Как думаешь… — начал Шиндо и пересыпал камни в коробочку, где они хранились до этого, — Сай…  — Он видел, — Акира помог ему убрать последние камни. — И я уверен, что он гордится тобой. Глаза Шиндо заблестели; он, наклонившись вперед, уткнулся лбом ему в плечо и прошептал:  — За все…спасибо тебе. Единственно верным было сейчас обнять его, гладить его по спине и мечтать, чтобы время остановилось. Шиндо слегка пошевелился и поднял голову; Акира, убрав руку, с сожалением отстранился.  — Давай сделаем это, — сказал он. — Найдем место, куда Сай сможет приходить.  — Но ведь…  — Могила Сюсаку в Сугамо не более чем мемориальная плита с его именем, поставленная его учениками. Он ведь похоронен на Инношиме. Но, если прийти в Сугамо, его ками услышит тебя и оттуда. Шиндо молча развернул карту и положил ее на скамейку, очерчивая взглядом синюю ленту реки Кацура.  — Гора бурь, — тихо произнес он. — Арасияма. Саю бы понравилось. Акира поплотнее запахнул куртку и поправил ремень сумки:  — Тогда поехали. Сюбун-но хи — один из дней в году, когда ками умерших близких слышат тебя и иногда отвечают. И у Шиндо есть свое право на чудо. Берега реки Кацура поросли травой; светлые колосья-метелки мискантуса блестели в свете взошедшей луны. Тишину нарушали лишь голоса немногочисленных местных жителей, пришедших к реке на цукими (5), да размеренное, спокойно-умиротворяющее журчание воды. У самого края рос раскидистый клен с ветвями, касающимися водной глади, и причудливо изогнутым стволом; Шиндо, заприметив средних размеров серый камень, поднял его с земли и переместил под дерево, встав перед ним на колени. Акира примостился рядом, наблюдая, как тот достает из рюкзака две кифу: одну старую, на тончайшей рисовой бумаге, и одну новую, на листе из блокнота, продающегося в Нихон Киин. Аккуратно свернув их и сложив вместе, Шиндо вынул небольшой мешочек и вытряхнул оттуда два потертых камня для го, чей возраст явно превышал сотню лет.  — Это из мемориала Сюсаку, — объяснил он Акире, с любопытством поглядывающему на камни. — Я хотел их купить, спрашивал, сколько будет стоить один черный и один белый, но они не взяли с меня ни йены. Словно знали. Он бережно убрал кифу в мешочек и спрятал его под большим камнем. Вокруг цвел клевер, распространяя медовый аромат, и Акира сорвал несколько сиреневых цветков, а Шиндо оставил на земле два оставшихся с утра данго. Хлопнул в ладоши и поклонился надгробию.  — Прощай, Сай, — он погладил пальцами шершавый контур. — Мы, знаешь, обязательно увидимся…на другой стороне. Акира отвернулся, делая вид, что не заметил, как он украдкой смахнул непрошеные слезы. Иссиня-черное небо над головой было усыпано звездами. Они стояли на мосту, носившем название Тогэцу — мост Лунной Переправы, и смотрели на дорожку лунного света, пересекающую реку Кацура. До сегодняшнего дня Акира был на цукими лишь раз, но тогда не было этого чувства единения, мистического резонанса с окружающим миром и стоящим рядом человеком, которого он назвал бы самым важным из всех, кого он встретил за свою короткую жизнь.  — Луна сегодня и правда красивая, — прошептал Шиндо, глядя ему в глаза.  — Да. Очень. Все это время они оба словно ждали чего-то. Возможно, знака свыше. Возможно, друг друга. Есть слова, которые лучше оставить несказанными. Есть вещи, о которых нельзя молчать. Сумка соскользнула с плеча и упала ему под ноги, когда пальцы Шиндо зарылись ему в волосы, а его губы нашли губы Акиры, вовлекая его в долгий нежный поцелуй. Куда бы ни завела их дорога жизни, они пойдут по ней вместе. До конца. До хрупкого «всегда». Стоило сесть в кресла шинкансена, как их обоих сморил долгожданный сон; если бы им не нужно было выходить на конечной станции, они точно не проснулись бы вовремя и проехали бы мимо. Зевая во весь рот, пересели на нужную электричку; Шиндо вызвался его проводить. А проведенное в Киото время уже начало казаться сном. Улица была пустынной и безлюдной и тонула в туманной золотисто-рассветной дымке. Плечо, порядком уставшее от тяжелой сумки, готово было отвалиться, утренняя прохлада заставила закутаться в куртку, а ноги болели даже после продолжительного отдыха в поезде, но единственное, что имело значение в этот момент — тепло ладони Шиндо, сжимающей его руку. Они остановились у закрытых ворот с табличкой «Тойя».  — Ну, я…домой, — выпалил Шиндо, взъерошив и без того лохматые волосы.  — Будь аккуратнее. Молчаливая неловкость, повисшая в воздухе, неуклюжий жест прощания.  — Тойя! Акира, уже открывавший дверь, обернулся и невольно вздрогнул, почувствовав легкое прикосновение его губ к своим.  — Увидимся в го-салоне, — шепнул Шиндо и зашагал по направлению к станции. Ключ в руке холодил пальцы, а Акира не мог прогнать с лица дурацкую улыбку. Даже когда солнце на время заходит, в него не перестаешь верить. (1) Сюбун-но хи — день осеннего равноденствия, по дате близок к буддийскому празднику Хиган — празднику поминовения усопших; в этот день принято посещать могилы предков и делать подношения их ками. (2) Слово «Хиган» (см. (1) ) буквально означает «другой берег». (3) Фудзивара-но Митинага (966-1028)  — японский аристократ, регент, государственный деятель и фактически единоличный правитель Японии в течение более двадцати лет (https://ru.wikipedia.org/wiki/Фудзивара-но_Митинага). (4) Мискантус, или веерник — одна из семи осенних трав, которыми принято любоваться на сюбун-но хи. (5) Цукими — процесс традиционного любования луной на сюбун-но хи.