Под покровом метели

— Командор! — закричали вслед, и Армин Арлерт обернулся. По расчищенной тропке, оскальзываясь на каждом третьем шагу, торопился солдат. Подбежал, хлопнул себя сжатой ладонью в шинель, выдохнул: — От командира Аккерман. — Спасибо, — сказал Армин. — Свободен. Конверт сунул в карман. Важный конверт, надписанный знакомым почерком. Уж этот почерк он знал, помнил его ещё немного корявым, неровным, да он и теперь плавностью не отличался, просто утвердился, буквы приобрели характерный наклон и четкость, потому что выводились твердой рукой. Пожалуй, самой твердой в его подчинении. Но вскрывать конверт в такой холод во дворе штаба решительно не хотелось, до крыльца какая-то сотня шагов, там и прочтет. Снег крепко скрипел под подошвой, мороз забирался за воротник, кусал. Лютая выдалась зима, благо не было недостатка в дровах, как тогда, в период их юности, когда в кадетке спали тесно, чтобы к утру совсем уж не околеть. Нынешние детишки такого не знают, к счастью. Армин, теряя-таки терпение, взбежал на крыльцо, потянул тугую дверь и через мгновение был уже в здании, лицо от тепла защипало сильнее, чем на морозе. — Замерзли, командор? — спросил дежурный. — Погода не прогулочная, — ответил Армин, стянул перчатки, сунул в карман. В кабинете он первым делом снял шинель, растер руки и сел наконец за стол. Придвинул конверт, срезал печать. «Задание выполнено. Прибуду второго января». На конверте штамп города Шиганшина и подпись – Микаса Аккерман. Лаконично. В духе Микасы. Только что же так рано? Возвращения её группы он раньше седьмого не ждал. Хотя чего же ещё ждать от неё, сильнейшей. Но прибудет наверняка только к вечеру, значит, есть в запасе несколько часов. Армин дохнул ещё раз на руки, не окончательно пока вобравшие тепло кабинета, и придвинул ближе стопку утренних бумаг. Что за человек был командор Смит, подумалось ему, как обычно, как все предыдущие семь лет, всё успевал, везде, казалось, был одновременно, и Армин так же старается, хорошо, если со стороны кажется, будто выходит. Он закончил к трем часам пополудни. Размял шею давно согревшимися руками, встал, наклонился влево и вправо. Смит всегда был в отличной форме, но и командовал в страшное время, а Армину уже необязательно быть действующим воином, но он старался всё равно, а то неловко хотя бы перед Микасой. Равнялась ли она вот так же на Леви, как он на Эрвина, надо ли оно ей? От окна, хоть и на совесть заклеенного, всё же сифонило, если очень уж близко стоять. В стекло швырнуло белую горсть, и тогда только Армин заметил — ветер поднялся. Не вовремя, да разве с погодой поспоришь? Он оделся, тщательно закрыл горло шарфом, заранее поднял воротник. Подумав, вернулся к столу и начеркал на блокнотном листочке записку. — Передайте командиру Аккерман, — сказал он дежурному, спустившись вниз. Тот отдал честь и записку тщательно спрятал. Абсолютно точно передаст, за это Армин был спокоен. Ветер ударил в лицо, едва он шагнул за дверь. Да уж, с утра ещё были цветочки. В такую погоду бы дома сидеть, у огня, в теплых носках и читать книжки, а уж никак не шататься по улицам и уж тем более не держать путь из Шиганшины на лошадях. Людей по дороге он встретил мало и был в мясной лавке единственным покупателем. Радушный хозяин поднялся ему навстречу, заранее взялся за топор. — Добро пожаловать, командор! Ну и погодка, а! Вы неужто без коня? — Вы же знаете, Сэм, мне близко. Он выбрал шмат нежирной свинины, достаточно большой, чтобы сытно поужинать двоим, но не слишком огромный, чтобы не было остатков, не так уж часто он питается дома, а с собой Микаса откажется брать. Были же времена, когда Саша Браус сперла из офицерской кладовой вот такую же рульку, каких висит вон целый ряд по пристойной цене. Теперь уж, наверное, каждый мясник в Хлорбе Сашу в лицо знает. Сколько они не виделись, лет пять? С Жаном чуть меньше, он в прошлом году приезжал, рассказывал, как в приказном порядке пришлось запрещать командиру Браус устраивать на заднем дворе штаба огород. Купить-то теперь всё можно, а привычки остались. Идти Армину и впрямь было недалеко, меньше квартала. Он повернул с главной улицы через три дома, в проулках ветер гулял не так вольно, и уже через четверть часа был у себя, в квартире на втором этаже, почти в самом центре города. На первом этаже располагалась кондитерская, где он и купил слоек с сыром, которые так приглянулись Микасе в прошлый раз. Дома Армин, хоть и не было холодно, заранее затопил камин. Подготовил мясо, начистил картофель и даже успел посидеть с полчаса с давно откладываемой по причине нехватки времени книгой, когда постучали в дверь. Дверной колокольчик эта гостья всегда игнорировала. Микаса стояла алая с мороза, почти настолько же яркая, как знаменитый её, красный шарф. Она раскинула руки, шагнула, и всего командора Армина Арлерта обдало холодом, но он не отступил, а только взял её за руки и потянул к себе. В квартире они обнялись ещё раз. И ещё, когда она сняла шинель. Были же времена, когда Микаса легко чмокала его в макушку, теперь же он поцеловал её в лоб, оказавшийся как раз вровень с его губами. — Не околела? Она фыркнула. — В бараках не околели, а то в теплой форме. Микаса, конечно, была права, однако он всё равно усадил её к камину в кухне, снял с веревки заранее нагретые носки, благо, нога у него всё же выросла с тех пор, как инструктор Шадис матерился на всю казарму, злясь, что тяжело выбить сапоги на такие, как он выражался, тараканьи лапы, как у него, да ещё у Конни. Посопротивлявшись для порядка, Микаса всё же надела и носки, и плед, принесенный из комнаты, разрешила набросить себе на плечи. — Сиди, я уже всё нарезал, пожарится быстро. Вдыхая запах жареного с картофелем мяса, она улыбалась и смотрела то на огонь, то на Армина, суетившегося у плиты. Хорошо здесь, куда лучше, чем в её выстуженной офицерской квартире. Сюда она бы и сама, и безо всякой записки пришла, потому что здесь ей действительно лучше всего. Спокойно. Уютно. Тепло. Они ужинали почти молча, изредка перебрасываясь короткими фразами, а когда тарелка опустела, Микаса утвердилась в решении, что никуда она сегодня уже не пойдет. Нет уж, к черту, там метель, темень, и будь она хоть трижды сильнейшим бойцом, она устала за день и хочет спать. — Я посплю у тебя на диване. Армин тряхнул головой, распущенные волосы упали на глаза, Микаса протянула руку, убрала их за ухо. — Ложись в комнате, а здесь лягу я. Она с командором не спорила. Кажется, она не спорила с ним уже много лет, а может и вовсе никогда не имела такой привычки. Но и уснуть одна в комнате, несмотря на ужасную усталость, согретость и сытость, не смогла. Армин поднял голову, когда прошлепали по половицам босые ноги. В отсветах догоравших в камине дров сгладилось что-то незримое, придающее всем им серьезности, солидности, лет, и Микаса стояла в изножье дивана вдруг той же девчонкой с длинными, нестриженными ещё волосами, которые так лезли Армину в лицо, когда он прижимался к её затылку ночами в продуваемом насквозь бараке беженцев. Воздух кухни, несмотря на всю теплость и сытый каминный дух, захолодил живот, когда Армин откинул одеяло. Он притиснулся к диванной спинке, лег на бок. — Спасибо, — шепнули ему куда-то в ключицу, а потом развернулись спиной. Короткие гладкие волосы полезли в нос, Армин пригладил их раскрытой ладонью. Метель бесновалась, трясла жестяной карниз, разбивалась о раму. Быть может, утихнет к утру, подумалось Армину, ведь до утра ещё так долго. — Я заезжала к Леви со Смитом, — сказала вдруг Микаса сонным голосом. — Знаешь, они там теперь отмечают какой-то старый праздник, который в книжках нашли, наступление нового года или что-то такое. Как раз готовились, когда мы уезжали оттуда. —Хм, — зевнул Армин. — Это когда же он был? — Позавчера, получается. Сон уже совсем одолевал, Армин притянул Микасу ближе, опасаясь, как бы она не съехала с дивана, и пробормотал ей куда-то в затылок. — Ну, тогда с праздником тебя. Но Микаса уже спала. Этим вечером на её долю выпал настоящий, её собственный праздник.