Дрема

      Была глубокая зима, и на Олухе вовсю топили печи. Из туч, задыхавшихся в дыму и будто перепачканных его гарью и сажей, падал мелкий колкий снег, а ветер, оставшийся один на улице, старательно распихивал его по всем уголкам и трещинам острова и утрамбовывал сугробы, будто ища на ощупь кого-нибудь, кто провел бы с ним время. Окна в хижинах викингов были плотно закупорены, и никто даже не думал в такую погоду сунуть нос на улицу.       Дрожащий свет небольшой свечи слабо освещал достаточно просторную комнату в грубом срубе, заставляя тени лениво слоняться по углам. Колыбель в виде лодки, одна из немногих изящных вещей в комнате, скрипуче качалась на деревянной дуге, к которой была подвешена. Тихий металлический стук спиц дополнял композицию тягучего мотива песни без слов, напеваемой унисоном двух голосов, сопения курносого детского носа и одинокого воя ветра за стенами.       Тонкие пальцы шустро орудовали спицами, из-под которых постепенно выходила неравномерно серая полоса с ровными рядами одинаковых петель. Кто бы знал, сколько времени ушло на то, чтобы заставить грубые шерстяные нитки складываться в настолько равномерное, насколько позволяла пряжа, полотно, сколько спиц было переломано этими натруженными длинными пальцами и как много пряжи изведено зря.       Астрид сидела на краю кровати, качала ногой колыбель, напевая убаюкивающий мотив, и вязала рубашку для Иккинга, который сидел рядом и в полудреме подпевал Астрид, приобнимая ее за талию и положив голову ей на плечо. Нитка щекотала его руку и, возможно, только поэтому он сейчас не спал. Рядом с ним лежала дудочка с вырезанным на ней замкнутым узловатым узором, на которой он пару минут назад играл колыбельную для дочки.       В колыбели лежал маленький пушистый кулёк, из которого только была видна розовощекая мордашка и несколько прядей светлых волос. Это Сольвейг, двухмесячная дочь Иккинга и Астрид. Она только что уснула, а это значит, что родители могут тоже идти спать.       Мелодия завершилась.       Ветер немного затих.       Осталось лишь детское сопение, скрип колыбели и стук спиц.       Иккинг встал, положил дудочку на свой стол, поцеловал жену в щеку и, пожелав ей спокойной ночи, как можно тише забрался под меховое одеяло.       Сегодня он очень устал и, к тому же, почти не спал на протяжении всей предыдущей ночи. Одного из спящих драконов завалило снегом в стойле, у которого прохудилась крыша, отчего тот испугался, начал поливать огнем все вокруг себя и устроил пожар. Тушить пришлось почти всю ночь, а наутро еще и руководить восстановлением здания и как-то успевать выполнять свои прочие обязанности.       К тому же, Иккинг прожёг рубашку и немного простудился.       Скрип колыбели затих.       Послышался тихий храп, изредка прерываемый кашлем. Весь день Иккинг держал его в горле, чтобы не волновать жену, занятую Сольвейг, лишь быстро забежал с утра к Готти и взял флягу какого-то отвара.       Астрид вздохнула. Она заметила, что муж болен, как только он пришёл домой.       Она осталась наедине со стуком спиц. Рубашка была уже почти готова, оставалось довязать небольшую часть рукава, что скоро и было сделано. Астрид подняла рубашку, окинула ее взглядом и, оставшись довольной проделанной работой, подошла к свече и пережгла нитку, а затем тихими шагами, стараясь не слишком сильно шуршать унтами по полу, отправилась на первый этаж.       Звонко треснули отломанные от больших веников, висевших в кладовке, веточки нескольких трав.       Через минуту в очаге под котелком с водой уже плевался искрами огонь, и потрескивало небольшое полешко.       Глаза слипались.       В небольшой ступе тихо хрустели перемалываемые травы.       Ветер снова усилился. Несколько снежинок залетели в отдушину, что была почти под потолком, и одна упала Астрид на лоб, тут же растаяв над левой бровью, остальные попали на волосы, отросшие уже почти до пояса, на пол и на плечи. Астрид смахнула крохотную каплю, высыпала травяной порошок в котелок и добавила туда мед.       В воздухе над котелком клубился ароматный пар.       Поварешка изредка шуршала по стенкам и дну котелка.       Закончив, Астрид перелила золотистую жидкость в флягу мужа и, погрев замерзающие руки над углями, плеснула на них воды и поспешила на второй этаж, где уже догорала свеча. Девушка скользнула под одеяло и обняла Иккинга, лежавшего к ней спиной, положив теплые ладони ему на грудь.       Астрид поддалась дреме и провалилась в спокойный счастливый сон.       Зашипев, погасла свеча, и комната погрузилась во мрак.