научи меня страдать

Яркие лучики солнца заполнили всю комнату, переливаясь на холодном лезвии, которое юный шатен держал в руках. Он пристально рассматривал его, будто держал впервые, считая лезвие прекрасным изобретением человека, без которого теперь он даже не представляет свою жизнь. Решив, что пора уже начать, Зейн, несильно нажимая, провел по своему запястью острым лезвием, где до этого еще были заметны едва зажившие шрамы от предыдущих порезов. Зейн — самый настоящий гребанный мазохист, который просто обожает боль и свою же кровь, которая медленно стекает по его немного смуглой коже. Он чувствует чертово удовольствие, когда острое лезвие впивается в его кожу, оставляя после себя кровавые следы. Зейн прикрывает глаза, когда вновь чувствует легкое жжение и боль. Он делает еще, еще и еще один надрез, пока большая часть руки, расстояния от локтя до кисти, не превращается в кровавые полосы. Улыбка расползается по его лицу при виде содеянного, а глаза прикрываются от дикого удовольствия, что наполнило его изнутри. Однако его моменту наслаждения не суждено было длиться вечно: его нарушил Лиам, парень Зейна, который решил ненадолго оставить Малика одного и теперь жалеет о том, что решил осуществить эту дурацкую затею, зная, как Зейн любит баловаться с острыми предметами. Зейн лишь закатывает глаза, когда Лиам начинает кричать: — Ебанный ублюдок! Лиам забирает из рук Зейна лезвие и негромко шипит, когда сам же умудряется порезать свои пальцы об это проклятое острие. — А у тебя тоже кровь, Ли, — говорит Зейн, но Лиам ничего не отвечает, лишь достает аптечку из комода и быстро обрабатывает порезы Зейна, после аккуратно заворачивая их в бинт, полностью проигнорировав слова Зейна. В их доме уже в каждой комнате находится аптечка, чтобы, если вдруг Зейн перестарается, Лиаму не пришлось долго бегать по дому, и он смог быстро оказать ему первую помощь. Порой Лиаму кажется, что пора уже завязывать с Зейном. Заставить себя, забыть о жалости и отправить его на лечение в психиатрическую клинику, где ему помогут и, возможно, даже вылечат. Возможно, врачи смогли бы вернуть того Зейна, что был с ним несколько лет назад, который не хотел каждую минуту порезать себе руки. Но вскоре в Лиаме просыпаются все возможные теплые и страдальческие эмоции к Зейну и вера в себя, что, мол, он сам сможет помочь Малику, сможет даже намного больше, чем врачи, которые порой слишком жестоки к своим пациентам. А Зейн — слишком ранимый человек, и Лиам просто не может позволить себе, чтобы там его любимого просто-напросто растоптали. — Где ты опять нашел лезвие? — спрашивает Лиам, не надеясь, что услышит ответ. И он не ошибся, потому что все, что он смог услышать сейчас, — это тишина, которая режет, порой, острее чем холодное лезвие. — Зачем ты это делаешь, родной? — в этот раз голос Лиама более спокойный, но он все также полон боли и отчаяния. — Затем же, зачем и ты сжигаешь свои же картины. Для удовольствия, — сухо отвечает Зейн, и Лиам томно вздыхает, но ничего не отвечает, а лишь берет Зейна за руку и ведет в другую комнату, которая стала для него своего рода мини-студией. Лиам решает, что оставлять Зейна одного снова — слишком плохая идея, ведь он снова может достать где-нибудь лезвия (хотя Лиам каждый день осматривает каждый уголок их дома на наличие режущих предметов) и причинить себе боль. Лиам просит его сесть на маленький диванчик, что стоит у окна, для того, чтобы он мог наблюдать за ним, при этом продолжать рисовать своего одинокого странника, который страдает от своей влюбленности, которой он никогда не сможет владеть. Никто не знал, но Лиам рисовал на этой картине юношу со своей душой. Он влюблен в другого, при этом безумно любя Зейна. Эту влюбленность зовут Гарри, и он не менее талантливый художник, чем Лиам. Они познакомились несколько месяцев назад, и тогда, при первой встрече, Пейн вновь почувствовал тот трепет внутри, какой присутствовал с ним тогда, когда судьба свела его с Зейном. Он давно скучал по теплым чувствам и порядком устал от того, что ему постоянно приходится спасать Зейна от его пугающей любви к причинению вреда самому себе. С Гарри он будто получил шанс на нормальную жизнь, без Зейна, у которого вечно надо забирать что-то острое из рук, ведь желание почувствовать боль находится с ним каждую проклятую секунду и не собирается покидать никогда. Вернее, он сам не желает расстаться с этим. Но стоит Лиаму увидеть Зейна, эти карие глаза, глаза цвета темного шоколада, эту немного худощавую фигуру, снова услышать его смех, который подобен, по своей искренности, смеху маленького ребенка, как он сам становится чертовым мазохистом, который согласен лишить себя того же шанса, о котором мечтает. Он противоречит самому себе, бегает от Гарри к Зейну и не может выбрать кого-то одного. Порой ему кажется, что этот выбор он не сделает никогда, потому что не хочет терять ни Гарри, ни Зейна, ведь они оба, пускай и абсолютно разные, но по-своему удивительные. И Лиам не желает терять хоть песчинку от каждого из них. — Он так страдает, — Лиам даже не заметил, как Зейн подошел к нему, и от легкой неожиданности (а может, и легкого страха перед Зейном, который, кажется, сходит с ума) подпрыгнул на несколько миллиметров. — Да, — это все, что смог сказать Лиам, не особо желая продолжать разговор, немного беспокоясь за то, к чему он может привести. — Научи меня страдать, Ли, — Зейн наклоняется к Пейну, целуя его в щеку. — Что? — Люди всегда так красиво страдают на твоих картинах. Научи меня так же, — странная просьба Зейна заставила органы внутри Лиама сжаться как можно сильнее. Порой он действительно начинает бояться за Зейна (и за себя).

Этим же вечером он сжег картину с грустным юношей, которому нельзя любить, так и не завершив ее.

***

— Не делай глупостей, хорошо? — Лиам приложил свою ладонь к шероховатой щеке Зейна, пристально смотря ему в глаза. — Хорошо, но я буду скучать, Ли, — печально ответил Зейн, вызвав на лице своего парня теплую улыбку. — Я не надолго. Нужно встретиться с Гарри, по поводу открытия общей галереи. — И снова Гарри? — Нет, снова галерея. Зейн ничего не отвечает, лишь выходит из коридора в свою спальню, а Луи, их общий друг, жестами показывает, что все будет нормально. Но Лиам лишь качает головой и, снова улыбаясь, шепчет "нет". В их жизни ничего не будет нормально, потому что они оба ебанные мазохисты, которые привыкли к боли, но она же сводит их с ума. Медленно, но твердо и уверенно сводит в бездну. Лиам думает, что Зейн не знает, что происходит между ним и Гарри, и он катастрофически сильно ошибается. Он давно уже понял, что Лиам влюблен в Гарри, особенно он убедился в этом, когда Пейн пригласил этого бездарного, как считал Зейн, художника к ним домой. Лиам смотрел в эти зеленые глаза так, как когда-то смотрели в его карие, которые теперь кажутся пустыми и бездонными, подобно обрыву. Но Зейн не может противостоять этому, потому что считает Лиама уставшим от него. Если Пейн думает, что Зейну совсем сорвало крышу, то он глубоко заблуждается, ведь Зейн хоть и тот еще сумасшедший парень, который и дня не может прожить без того, чтобы лезвие вонзалось в его кожу, но он все видит. Он слишком хорошо знает Лиама и думает о дне, когда Пейн решит оставить Малика. Какая-то неведомая сила подсказывает ему, что этот день настанет слишком скоро (возможно, даже сегодня), и Лиам променяет его на идеального мальчика-художника, который будет вместе с ним управлять галереей и сжигать картины, которые они посчитают нужными. Иногда Зейн думает, что ему надо измениться, отказаться от этой пагубной привычки, но он боится. Боится, что все полетит к чертям, и он просто не сможет противостоять, ведь он абсолютно не контролирует это. На улице в этот день царила чудная погода. Зима заканчивалась, дело шло к весне, которую так любит Лиам. Весна дает надежду, ведь благодаря ей вся природа обретает второе дыхание. Кругом все расцветает с новой необычайной красотой, становится мягче и ярче. Лиам невольно улыбнулся, когда умудрился влезть в лужу и немного испачкать свои черные ботинки. Улыбка не сходила с его лица, когда на его глаза попался высокий, стройный шатен с копной прекрасных локонов, нежно спадающих на плечи, и эти его блестящие, проклятые картины, написанные талантливыми руками и богатым воображением, даже не будучи перед глазами сводили его с ума. Эта улыбка, что помогает верить в то, что всякая история имеет счастливый конец. Все, все, черт возьми, в этом человеке олицетворяет искусство и счастье. — Привет! Радость эхом отозвалась по помещению, где совсем скоро откроется художественная галерея Гарри Стайлса и Лиама Пейна, двух юных художников, которые с каждым днем захватывают все больше и больше положительных отзывов к своим картинам и любви истинных ценителей необычных картин. Гарри подбежал к Лиаму и не стал сдерживать свое тепло, которым он сразу успел наградить Лиама вместе с коротким поцелуем, и на этом все их нежности закончились, ведь нужно еще много чего сделать, чтобы галерея была идеальна и готова к открытию, которое они так ждут. Но в итоге все опять сводится к глупым разговорам о будущем, в которое Лиам не любит (боится) заглядывать, однако с Гарри он желает что угодно, лишь бы улыбаться и чувствовать радость как можно чаще, не задумываясь, что с Зейном он тоже может быть таким — Мы переедем на окраину города и будем около часа добираться сюда, — негромко говорил Гарри, стоя рядом с Лиамом, который любовался юношей на своей картине. Этот юноша — Зейн, но Гарри все равно, потому что он знает, что совсем скоро эта картина будет лишь частью искусства. Ему плевать, что и как там с Зейном, он хочет, чтобы Лиам просто попрощался с ним и прекратил жалеть, потому что таким людям нужно не сострадание, а лечение и эвакуация из нормального социума. Такие, как Зейн, только и делают, что хотят жалости от других и ничего более.

Этот идеальный мальчик на самом деле жестокий.

Он говорит, что не желает давить на Лиама, но именно это он и делает, каждый раз заводя разговор про Зейна. Он внушает сомнение Лиаму, чтобы день отречения настал как можно быстрее, и это медленно, но работает. Гарри говорит, что Лиам должен отправить его на лечение, чтобы тот смог поправиться и избавиться от ужасного недуга, который сводит с ума обоих. — Гарри, но психушка сломает его еще больше. — Ли, милый, в тебе играет жалость. Почему место, где ему окажут необходимую помощь, сломает его? — Потому что ты не знаешь его, Гарри. Гарри ничего не отвечает, кроме тихого "прости", и Лиам печально улыбается ему. Он согласен, черт возьми, слишком согласен с Гарри, но все внутри разрывается на мелкие кусочки, когда он представляет Зейна в смирительной рубашке, в этих холодных, белых и одиноких стенах, с одним окном и черной решеткой на нем. Его сердце снова кричит ему "мы справимся", а разум велит послушать Гарри. Он просидел с Гарри еще несколько часов, пока время не указало ему, что пора ехать домой, ведь Зейн ждет его. мысленно Гарри ужасно злится, что Лиам опять возвращается к Зейну, но внешне он лишь улыбается, даря Лиаму поддельное тепло. Но Лиам не видит фальши, и Гарри в очередной раз удивляется, как хорошо он может притворяться, что чувства Зейна и его состояние беспокоят. Даря прощальный поцелуй, Лиам садится в машину и уезжает домой, где его ждут. С каждой минутой мысли все больше и больше поглощены словами Гарри, которые будто эхом раздаются в его ушах. Он продолжает метаться из стороны в сторону, думая, как, черт возьми, ему поступить. У него есть два варианта развития событий, и оба варианта кажутся ему прекрасными, но Лиаму надо выбрать из этих двух лишь один.

Если бы он знал, что любовь настолько сложна, то он бы постарался никогда не любить.

— Ты вернулся! — голос Зейна звучал так, будто он рассчитывал на то, что Лиам уже не приедет. И Пейну больно слышать Зейна таким отчаявшимся, точно так же, как ему больно отпускать Гарри. — Я ведь говорил, что вернусь. На лице Зейна играла улыбка, которую Лиам уже слишком давно не видел. Такая искренняя, ликующая, на её фоне даже улыбка Гарри кажется самой фальшивой во всем мире. С чего вдруг она появилась именно сейчас, Лиам не знает, но он ей рад. Спонтанное желание сжечь картину вместе приходит в голову Лиама, и когда он предлагает это Зейну, то тот не медля ни секунды хватает его за руку. Они чуть ли не бегом направляются в студию для выбора жертвы на сегодняшний вечер, и ей становится весенний пейзаж, которым наслаждается одинокая девушка. Зейну давно не нравилась эта картина, и Лиам в этот раз не стал возражать и согласился посмотреть на то, что от нее останется. Лиам не раз думал, что это тоже своего рода странная зависимость — сжигать свои же картины, на которые он мог потратить несколько месяцев, упорно вырисовывая каждую травинку и каждую песчинку. Но Лиам не мог передать то состояние, когда видишь, как весь твой труд горит. Многие бы рвали волосы на себе, кричали, возможно, даже плакали, но Лиаму это приносит гребанное удовольствие, от которого дрожь идет по коже. Он немного взволнован сейчас, когда они вышли на привычное место разжигания костра — их задний двор. Лиам до сих пор удивляется, как они дымом не достали своих соседей, но с другой стороны отлично, что им настолько плевать. Зейн неаккуратно бросает картину в яму, которая специально выкопана и прикрыта, чтобы Лиам в любой момент мог утолить свою зависимость. Малик достает из кармана спички и протягивает их Лиаму, который с удовольствием берет их и достает одну из коробка. К счастью, сильного ветра нет, и им удастся поджечь ее без всяких усилий. Когда картина медленно охватывается огнем, на лицах парней появляются улыбки. У Лиама — от гребанного удовольствия, которое на мгновение помогает ему не думать о выборе, который уже пора сделать. У Зейна — просто потому что улыбается Лиам. Разве еще причины нужны? — Красиво. И больше никто не произносит ни единого слова. Лиам подходит к Зейну и обнимает его со спины, опуская голову ему на плечо, и Малик чувствует его теплое дыхание. Он думает о том, что хочет проводить свои вечера так каждый раз. Неизвестно, сколько они еще так простояли, не говоря ни слова, наслаждаясь просто тем, что они рядом, но вскоре картина окончательно догорела, оставив после себя лишь пепел. Зейн и Лиам направились обратно в дом, чтобы лечь спать после тяжелого дня, от которого хотелось быстрее избавиться.

— Помоги мне перестать чувствовать удовольствие от порезов, Лиам.

И в этот момент Лиам принял свое решение окончательно. Ни один идеальный мальчик с большим талантом и красивой внешностью, не сможет заменить простого юношу, желающего избавиться от своей проблемы и снова радоваться жизни. Лиам и Зейн засыпают в надежде, что завтра начнутся перемены. Эта весна оправдывает ожидания Лиама, и он не перестает улыбаться даже во сне.

***

Утром Лиаму сообщают, что он должен срочно приехать в галерею. Кажется, что-то пошло не так, но он считает, что с этим легко разобраться, и Лиам успеет приехать ещё до пробуждения Зейна, который спал в этот раз как убитый. Лиам быстро и максимально тихо собрался, оставил записку на своей подушке и вышел из дома. Он немного переживал, что оставляет Зейна одного, однако что может случиться с ним сейчас, пока он спит? Мало что, но Лиам решает не медлить и ехать в галерею как можно быстрее. И именно это решение становится роковым в его жизни, потому что после Зейну позвонят и скажут, что его возлюбленный попал в аварию и не выжил. Множества слез и множества крови Зейн лишился в этот вечер. Казалось, что все должно было стать хорошо, но жизнь бывает больше, чем просто жестокой. Иногда она кажется бесчувственной сволочью, которой полностью поебать на то, насколько сильно может сломать тебя какое-либо событие в твоей жизни. — Своей смертью ты научил меня страдать даже больше, чем тот одинокий юноша на твоей картине. Не думал, что ты вздумаешь научить меня ей, но спасибо, — все, что смог сказать Зейн, после окончания церемонии похорон.

Спустя месяц Зейн попадает в психиатрическую клинику после трёх попыток суицида, а Гарри открывает галерею, которая все так же остаётся его общей с Лиамом Пейном. Юный художник так и не узнает, что Лиам тем утром хотел сообщить ему, что уходит. Но это ведь к лучшему, да? Не слишком больно, хотя куда уже может быть больнее, чем признать смерть любимого человека, которого лишились Гарри и Зейн?