Знаменитый синий дождевик

Холодный декабрь всегда навевал воспоминания о тебе. Было только четыре утра, и я в очередной раз вздрогнул, когда твоё цыганское лицо, озаренное шальной улыбкой, мелькнуло в моём сознании. Я помню, как задорно ты танцевал, и помню твою тощую фигуру, озаренную множеством огней. Площадь нашего маленького городка была особо яркой в ту праздничную ночь, и толпа, окружившая тебя со всех сторон, свистела и рукоплескала. В тот вечер я стоял в стороне, наблюдая за тобой, видя в твоих глазах тот блеск, какой обычно появлялся, когда ты предчувствовал наживу. Я видел толпу, которая смеялась тебе в лицо, приговаривая: " Смотрите, очередной воришка!". Но ты не слышал их, продолжая своё дело, и монеты продолжали сыпаться в жестяную миску, а звон их сливался с ритмом весёлой музыки, не умолкающей ни на минуту. В тот вечер, кажется, ты встретил свою дорогую Лили Марлен. Она вышла из толпы, когда ты почти выдохся, и пустилась в пляс вместе с тобой. И никогда ещё наш маленький городок не видел таких плясок! Но сегодня я другой, и ты, разумеется, изменился тоже. Мы уже не те молодые парни, которым всё было нипочём. Я теперь в Нью-Йорке, а ты... Чёрт знает, где тебя носит. До меня дошёл слух, что ты строишь себе маленький домик в пустыне, но я достаточно хорошо знаю твой характер: ты ни за что не стал бы распыляться на такие мелочи. Ты ведь не я. Ты живешь без цели, порывами, беспричинными рывками, в то время как я лишь тянусь к очередной пачке сигарет. Я надеюсь, ты ведёшь хоть какие-нибудь записи: дневник, или типа того. Джейн обожает такие вещи. Выглядываю в окно, пока легкие наполняются едким, зловонным дымом, который я ненавижу, как и свою привычку к курению - я знаю, ты бы не одобрил таких вещей, это не для тебя. Декабрьский ветер пронизывает меня, и по коже бегут щекотливые мурашки. А жизнь на Клинтон-Стрит продолжает кипеть, музыка тут не умолкает весь вечер, а люди снова копошатся и ищут, куда бы потратить свои деньги. В центре улицы зачарованная толпа наблюдает за прекрасным дуэтом двух молодых незнакомцев - хрупкой девушки и юркого мужчинки, ещё не успевшего стать мужчиной. Возможно, в каком-то другом городке сейчас также бодро танцуешь ты? Пишу тебе короткое сообщение, просто чтобы узнать, лучше ли тебе, хотя ты не был в сети уже больше двух месяцев. Ведь когда мы виделись в последний раз, ты так постарел, лицо твоё осунулось, на лбу проявились тяжёлые морщины, а под глазами синели мешки - Боже, во сколько ты вообще ложишься спать? Некогда новый, начищенный и выглаженный жилет был протёрт чуть ли не до дыр, старые брюки давно просили если не помойки, то хотя бы утюга, а твой знаменитый синий дождевик порвался на плече. Впервые в жизни мне стало жаль тебя. Я пришёл на перрон встретить тебя, только сошедшего с поезда: "- А где же Лили?" - спросил я в тот раз, забирая из твоих рук тяжелый чемодан со множеством наклеек - неужели, это всё, что у тебя осталось, мой милый, дорогой брат? Ты ничего не ответил. Моя Джейн встретила нас самым радушным образом: она накрыла богатый стол, приготовила свежие постели, принялась за стирку твоих затасканных вещей. Взамен ты кормил её сочнейшими кусочками своей жизни, и ей оставалось лишь заворожённо слушать с открытым ртом все те басни, что ты приукрасил своим красноречием. Вы допоздна сидели в комнате: благородный рассказчик и благодарный слушатель, пока я пытался заснуть в нашей с женой спальне. А когда она, наслушавшись, вернулась, то уже не принадлежала мне. Но и тебе она не принадлежала. И хотя сердце моё всё так же трепещет при воспоминаниях о ней, вскоре после того вечера она уже не была ничьей женой. Джейн проснулась... Она всегда рано просыпается и шлёт тебе "привет", я знаю. Слишком хорошо знаю. Что ж, каких слов ты ждёшь от меня теперь, мой брат, мой убийца? Я не знаю. И ждать от меня нечего. Мы оба постарели, и оба скоро зачахнем, это не секрет для нас обоих. Но знаешь, я прощаю тебя. Пожалуй, я скучаю по тебе, скучаю по тем беззаботным денькам дикой юности, что мы провели вместе. И я благодарен тебе за них. Я рад, что ты встал у меня на пути и благодарен тебе за то, что испытал меня. Теперь я знаю, кто я, и ты знаешь тоже. Хотя ты всегда знал, лишь притворялся, строя из себя невесть что. И если ты когда-нибудь снова забредешь сюда в поисках новых сюжетов для своих безбашенных рассказов, я хочу, чтобы ты знал, что твой враг спит в гробу самым наимирнейшим сном, а его женщина свободна. Хотел поблагодарить за то, что ты осмелился избавить мою Джейн от этой извечной тревоги в глазах. Хоть кто-то решился это сделать. Сам я всегда был глуп и невнимателен к таким вещам, потому и принимал их, как должное. Ты часто повторял, что хотел бы пережить ночь, способную помочь тебе забыть обо всём на свете, а я всегда смеялся и называл тебя дураком. Ну сам подумай: прошагать полсвета, прожить целую жизнь и внезапно лишиться всего этого? Будто у тебя есть что-то ещё, наивный идиот! "Засунь свой романтизм себе в задницу и займись уже более серьёзными вещами!" сказал я тебе тогда, на что ты ещё больше скрючился в спине, перестав быть похожим на самого себя. Потом ты просто попрощался, натягивая мышцы в улыбке. Но твой синий дождевик зацепился за дверную ручку. Так появилась ещё одна памятная дыра в прекрасной, некогда новой блестящей ткани. И мы простились. Сигарета давно выгорела и потухла, а тело окоченело от холода. На Клинтон-Стрит уже воцарилась тишина, все лавочки были закрыты, а фонари погашены, и только вытоптанный снег напоминал о недавно минувшем празднестве. Половина пятого. Как быстро все разбежались. Как быстро здесь замерла жизнь. Забавно, ведь я и сам замер, предавшись порыву того самого романтизма, который не признаю. Ещё два часа до звонка будильника. Смысла ложиться нет, ведь я знаю, что не усну. Закрываю окно и забираюсь под толстое верблюжье одеяло, мне вспоминается тот ненавязчивый слух о домике в пустыне. Нет, это явно не в твоём стиле. Хотя, что вообще в твоём стиле? Прошло столько лет, ты мог выкинуть какую угодно штуку за это время. Делай, что хочешь. Только, прошу, не натвори глупостей под старость лет, мой маленький, жестокий, беззащитный брат.