***
Таня весь вечер ощущала себя не в своей тарелке. Будто кто-то пропустил ее в мясорубке и не удосужился сложить в правильном порядке. Ломоту в теле, раздирающую головную боль, красно-оранжевые круги перед глазами можно было бы свалить на усталость после тренировки, если бы не отчаянное желание выть на прячущуюся за грозовыми майскими тучами луну. Она не помнила, когда чувствовала себя настолько отвратительно. Ужин прошел мимо нее. Ребята о чем-то говорили, шумели, радовались. Она же просто привалилась невидяще к чьему-то плечу, кажется, Ванькиному, и пыталась отрешиться от боли. Валялкин ее состояние заметил. Вечно он слишком внимательный и заботливый. Считай, за руку отвел ее в комнату и уложил в кровать. Даже порывался сбегать за Ягге, но Таня, кажется, ответила, что всё в порядке и ей просто нужно поспать, отдохнуть. Утро действительно порадовало избавлением от вчерашних недугов. Таня позволила себе понежиться в кровати, наблюдая за листьями деревьев, виднеющимися в окне без Черных Штор. Но умиротворение долго не продлилось. В комнату ураганом ворвалась Склепова, сгребла в сумку свою косметику, что-то из-под ниши под кроватью и обратила свое внимание на Гроттер: — Сиротка, представляешь, Гуня пригласил меня проветриться на Лысую Гору. Там сейчас открылся новый ресторанчик, в котором, говорят, подается к столу всё, что пожелаешь! Главное условие: съесть свой заказ. Один умник умудрился заказать хмыринные уши под червячным соусом. И пришлось съесть — иначе бы следующим блюдом стал он! А ты кисни в своем болоте, сиротка. Не скучай, — и, уже закрывая за собой дверь, добавила: — К утру вернусь! Она бы заказала Склеповские мозги. Вряд ли их вкус спас бы самый лучший соус, но она бы с удовольствием их съела. Хотя бы для того, чтобы избавить себя от этой болтовни. Таня резко села на кровати, проведя рукой по лицу. Что это такое еще было? Да, иногда ее раздражает Гробыня своим поведением, но не настолько же, чтобы есть ее мозги! Как только такие мысли могли прийти ей в голову?! Ягун бы сказал, что она доучилась — бесконечные экзамены рушат хрупкую психику юных умов. Гроттер собиралась встать, но вместо этого ее рука потянулась к щеке, а неровный, обгрызенный в детской привычке ноготь больно впился в кожу, расцарапывая скулу до крови. Девушка вскрикнула, и... расхохоталась, запрокинув голову с взлохмаченными за ночь волосами. Таня мысленно рванулась вперед и словно вышла из под толщи воды, не дающей дышать и сдавливающей горло, глубокого заглатывая воздух. А смех всё еще звучал в ушах. Ее смех, какой-то злой и ликующий. «Грутти вернулась, сиротка. И это тело будет моим.» Таня же подумала, что она сошла с ума. Голоса в голове — никогда не приводят ни к чему хорошему. А если добавить к этому потерю контроля над своим телом... И почему ее в младенчестве не убила Чумиха? Насколько было бы проще...***
Мой враг — я сам внутри себя. Внутри меня есть «не я». К вечеру ситуация не изменилась — как бы не надеялась Таня, что хотя бы в этот раз всё само собой разрешится или кто-то другой взвалит на себя груз проблем. Но нет, ни магрыцаря, ни его дракона на пороге не появилось, а проблема осталась. Хорошо хоть выходной. До следующего экзамена есть пара дней, особой подготовки к нему не требуется, а значит, можно разобраться со своим сумасшествием. Ну или, раздвоением личности. Именно к такому выводу пришла драконболистка. Изначально Гроттер не собиралась кого-то избегать, или не идти в Зал Двух Стихий, или не проведать Тарараха с его зверинцем. Но уже к середине дня она позорно сбежала в свою комнату, надежно закрыв несколькими заклинаниями дверь. Благо, что Гробыня, похоже, действительно улетела. «Вот только от себя не убежишь, ведь так?» А голос в голове набирал все большую силу. Он уже не был неясным шепотом на краю сознания. Нет, сейчас он звучал отчетливо, громко, словно ее, Танины, мысли. Вот только она никогда бы такого и подумать не смела. В какой-то момент Тане хотелось забиться в угол, укрыться с головой одеялом и никогда не выбираться на свет. Но она быстро отогнала от себя подобные мысли. Нет уж, она и с этим справится! Разберется, что к чему и справится. Обязательно. А если нет, то ее тело займет другая, чужая сущность. А она, Таня, растворится в ней, перестанет существовать, или просто сойдет с ума. А может, уже сошла? Ну уж нет! Она такой радости Чумихе не доставит! Почему-то Гроттер казалось, что это происки именно этой вечно не до конца умирающей старухи. Вечер девушка провела в шумной библиотеке — ученики готовились к экзаменам. Первый курс пока еще несерьезно относился к предстоящим испытаниям, с улюлюканьем носился между книжных стеллажей, до тех пор пока терпение Абдуллы не иссякало и тот не отправлял первокурсников в магпункт с очередным проклятием собственного сочинения. Таня же, основательно прошерстив всевозможные разделы, в том числе и запрещенные (благо, к пятому курсу научилась как обходить запреты) не нашла ничего, что более-менее бы объяснило ее состояние. Разве что податься к лопухоидной науке психологии? А что? Занимательная бы вышла картина. Лопухоиды Таню отправят в изолированную комнату без окон и с мягкими стенами, стоит ей только упомянуть про магию, летающие пылесосы и искры, а уж когда дойдет до раздвоившегося подсознания... Да на ней диссертации ни один ученный ум бы защитил! Девушка уже подумывала было пойти к Ягге, но что-то ее останавливало. Нежелание показаться или действительно оказаться сумасшедшей, или же этот чертов внутренний голос? «Я — это ты. Танья. Только лучше. Странно, Гроттер, что ты меня не помнишь, мы ведь уже делили это тело, только тогда главной была я, а ты пряталась на задворках сознания». Таня тихонько взвыла, обхватив руками голову, и до боли сжав пальцами волосы. — Сейчас, конечно, сложное время для выпускников, но не до такой же степени, — к Тане подсел Шурасик, деловито поправляя свои очки. — Гроттер, у тебя же не всё так печально с учебой, — внимательно смотря на нее, говорил он. А Тане казалось, что однокурсник видит ее насквозь. Сейчас встанет и расскажет всем, что Гроттер – победительница Чумы — сошла с ума. На нее начнут тыкать пальцами (будто до этого такого себе не позволяли), шептаться уже не за спиной, а смеяться в лицо. Что с полоумной возьмешь? Но нет, судя по всему первому умнику Тибидохса просто было скучно и в кое-то веки захотелось с кем-то поболтать, а лучшей кандидатуры, чем драконболистка, рядом не нашлось. — С учебой, может, и не всё, а вот с личной жизнью...— тихо проговорила Таня, отвечая не столько Шурасику, как себе. Юный гений Тибидохса услышал, и даже начал что-то отвечать, но Гроттер не хотела и не могла слушать, резко поднялась со стула и сорвалась на бег. В спину понеслось грозное рычание Абдуллы, что в библиотеке не бегают, и, кажется, парочка не менее грозных проклятий, но девушка ничего не замечала. Остаток вечера Гроттер провела, блуждая по Башне Привидений: большой, опустелой, с постоянными сквозняками и заупокойными завываниями ее вечных обитателей. И всё это время голос в голове, именуемый сам себя Таньей, не умолкал. Таня уже начинала срываться на смех, предвестник скорой истерики, как только представляла какое жалкое зрелище она представляет со стороны. «Ты мне надоела не меньше, чем я тебе». Это всего лишь чья-то злая шутка, проклятье, сглаз, или, возможно, снова вуду. «Почему моим двойником оказалась именно ты: слабая, бесхарактерная, бледная и неуверенная?» А еще невезучая. В этом судьба с ее подарочками ее не раз убеждала. «Это я скорее сойду с тобой с ума, чем ты со мной.» Интересно, сложно ли сумасшедшему скрывать, что он таким является? Если согласиться улететь с Ванькой после выпуска, то никто ничего и не узнает? Валялкин, конечно, весьма внимательный, но одного, пусть и близкого человека, легче провести, чем всю школу. Почему дед, интересно, молчит? Кольцо почти неделю безмолвствует. «Хватит! Перестань делать вид, будто меня не существует! Неужели ты настолько глупая и не понимаешь, что в одном теле находятся две личности?» Не хватало еще с расшалившимся сознанием разговаривать. «Вспомни, малютка Гротти, мы должны были слиться в единое целое, но что-то пошло не так. И теперь мы обе имеем право на существование. И пока мы не решим эту ситуацию, нам лучше сотрудничать. Поверь, я могу устроить тебе настоящий ад». Таня верила. Верила в то, что ее персональный ад уже заявил свои права на ее душу. «Какая же ты тупица! Досталась же соседушка!» Это она, Таня, кому-то досталась? Да и вообще: — Это мое тело, мой разум, моя душа. Ты, кто бы ты ни была, заявляешь на всё это права, и еще смеешь обвинять меня? Да ты... ты... узурпаторша, вот кто ты! — в гневе воскликнула драконболистка, разом забыв про всю свою хваленную еще минутой назад сдержанность. «Не умеешь ты ругаться, Гроттер. Буду учить.» — Класс! Объявившаяся вторая сущность будет меня учить ругаться. Всю жизнь мечтала, — устало процедила Таня, остановившись у стены, и начав слегка ударяться об нее головой. — Я тебя везде сегодня ищу! — в опасной близости от девушки прозвучал голос Ваньки. Таня замерла. — С кем ты только что разговаривала? — подозрительно спросил он, оглядывая пустынный коридор, в который забрела Гроттер. «Давай, скажи ему. И посмотрим, на самом деле этот никчемный так тебя любит, что закроет глаза на твою, как ты считаешь, ненормальность". — Заткнись. — Что? — не понимающе переспросил Ванька, обиженно вглядываясь в лицо девушки. Таня отвернулась, боясь, что глаза, эти лигуловы зеркала души, могут ее выдать. «Понимаешь, милый маечник, меня раздражает звук твоего голоса. Так ему и говори.» Нужно абстрагироваться. Не обращать внимания. — Прости. Мысли вслух. Повторяла строение и функцию хмыринных скелетов к экзамену, бормотала их себе под нос, постоянно сбивалась, — попыталась придумать правдоподобную отговорку девушка, понимая, что слова не важны, а вот срывающийся голос выдает ее с головой. «Правда? Придумай что-либо получше, раз уж решила врать.» — Тут? В заброшенной части, где постоянно ошиваются хмыри? На примере решила повторить? — недоверчивость в голосе парня возросла. — В библиотеке слишком шумно. Вся эта малышня... Ванька, казалось бы поверил, пусть не понял, но настороженность из его взгляда ушла. Взял Таню за руку и повел по коридору. Гроттер ладошку выдернула, вроде как невзначай, чтобы поправить разлетевшиеся в сторону кудри. Кто его знает, на что эта Танья способна. Вдруг перехватит контроль над телом, в конце концов, утром она ведь не по собственном желанию расцарапала себе щеку. — В Зале Двух Стихий сейчас не спокойней. Ягун додумался там проверить модернизированную версию трубы, не дотерпел до комнаты, — начал рассказывать Ванька, спрятав руки в карманах, словно и не обидевшись на махинацию с ладошкой. — В результате пострадали два стола, четыре стула, парадная мантия академика и три скатерти-самобранки. Академик Ягуна наказать хотел, но до него первыми добрались молодцы из ларца, так что разрушений стало еще больше. Ему теперь лучше не показываться в Зале, молодцы обещали сварить щи из его ушей. Как перебесится, нужно будет отдать ему мою скатерть, пусть огурцы с котлетами — но тоже пища. А то Ягун после того, как его чуть не отстегали испорченными скатертями по мягкому месту, еще не скоро отойдет. Зарекался, что в жизни не ступит ногой в пределы Зала. «Точно, он же еще и обжора. Имей в виду, я свои ум и память не собираюсь тратить на сто тысяч рецептов приготовления котлет» Таня послушно кивала, когда то требовалось, и даже вставила парочку слов, но к болтовне парня особо не прислушивалась, внимание большей степенью привлекал голос в голове. «Ты ведь понимаешь, что нам лучше сотрудничать. Или я тебе не дам спокойно жить. А со временем окрепну настолько, что мы с тобой и вовсе поменяемся местами. А, как тебе такие перспективы?» — Ни за что! — и снова Гроттер не заметила, как произнесла в слух. Ванька остановился, видимо, фраза была сказана не в тему, встревожено глядя на девушку. «Давай, расскажи ему, что тебя так возмутило!» — Что-то дурные мысли в голову лезут. Прости, — смутившись, начала оправдываться Таня. — Давай, ты ко мне вечером зайдешь, и мы обо всем поговорим, хорошо? Ванька, прищурившись, кивнул, лишь удаляющейся Таниной спине тихо заметил: — Уже давно вечер.***
Таня же около часа прометавшись как загнанное животное по клетке в комнате, пришла к выводу, что всё нужно рассказать Ваньке и Ягуну. В конце концов, они ее лучшие друзья, и в ситуации попадали и похуже. Да, страшно, что не поймут, не поверят, высмеют, но держать в себе то, что с ней происходит, просто нет сил. Голос на время стих, лишь обмолвившись одной фразой: «Глупая-глупая девочка». Грешным делом, Таня подумала, что это затишье перед бурей. В любом случае, когда прозвучал стук в дверь, Гроттер себя морально подготовила к тяжелому диалогу. Ванька появился не один, с Ягуном, отчего серьезный разговор несколько отложился. С внуком полубогини невозможно начать говорить о чем-то серьезном. В один момент он смеется, в следующий рассказывает душещипательную историю, не доведя которую до конца, начинает жаловаться на превратность судьбы в целом и его в частности. В таком балагане одного лопоухого артиста прошло около часа, за который друзья успели съесть несколько килограмм пересоленных огурцов и не меньше кастрюль пережаренных котлет с Ванькиной скатерти. — Ванька, совсем забыл, я у тебя в комнате запасной бак заправки оставил. Принесешь? — неожиданно попросил Ягун, для пущей убедительности стукнув себя по лбу в знак своей рассеянности. Валялкин не хотел соглашаться, уповая на то, что бабушкин внучек сам может забрать свой бак чуть позже. — Позже не могу, мой друг-маечник. Заправки может не стать, я с составом снова что-то намудрил, он там взрывоопасным вышел, — пожаловался играющий комментатор. — Беги, Ягун, очень быстро беги. И проси Древнира, чтобы моя комната была чистая, потому что очищать от всей слизистой ерунды твоего бака мои вещи будешь ты, — тихо проговорил Ванька. — Блин, я ж тебя как человека попросил! — начал расходиться Баб-Ягун, однако быстро сбавив обороты: — Мне Поклепу на глаза появляться нельзя. Ему на меня Милюля нажаловалась, что я ее обесчестил. Друзья непонимающе переглянулись и пораженно уставились на Ягуна. — Да чешую с хвоста у нее взял, извращенцы! Она ж согласна была. За бусики. Только бусики оказались не того цвета, не как у пасии у водяной, а на треть оттенка светлее, вот она Поклеповичу нажаловалась. Тот теперь в засаде сидит, меня выжидает. Зомбировать не зомбирует, но отработку какую назначит и по ушам надает. А уши надо беречь, они моя главное ценность, я бы даже сказал, достопримечательность... — Вань, сходи, — смеясь, попросила Таня. — Он же нас изведет своим нытьем. Валялкин, кивнув, вышел из комнаты, оставив ребят наедине. В тот же момент улыбка слетела с губ Ягуна, он подошел вплотную к Тане и положил руки ей на плечи. Последовавшего за всеми этими странными действиями вопроса Гроттер никак не ожидала. — Кто ты? Блок от меня ты, может, и умеешь ставить, но ведь поведение... Таня опешила, сбросила руки парня с плеч, встала. — Сдурел? Я — это я. — Эту лапшу можешь кому-то другому на уши вешать. Они скушают и даже добавки попросят. Я серьезно, кто ты и где Танька? Гроттер остановилась возле окна, обхватила себя за плечи и внимательно посмотрела на такого беспечного с виду Ягуна. «Он может стать проблемой.» Проснулся голос, Таня на него тихо шикнула. — Ягун, ты ошибаешься. — Докажи, — нашел простой выход из ситуации внук полубогини. Таня еще больше растерялась. Как доказать лучшему другу, что ты это ты? Какие-то детали, известные только им, привести? Так подробности их приключений вся школа знает. С чего начать? С того, как он появился на ее лоджии в мире лопухоидов весь в бинтах, и Таня приняла его за взрослого мужчину, а не такого же подростка как она? Или может, с того, как они бежали по мосту Исчезающего Этажа. Возможно, Ягуна убедит воспоминание про их поход в Дубодам, как они оба готовы были пожертвовать своими жизнями ради друг друга? Нужно что-то такое, что не вызовет сомнения, что убедит его, что Таня Гроттер — это она, в полном здравии и почти в своем уме. Если она хочет рассказать друзьям о своем сумасшествие в виде чужого голоса в голове, то лучше бы они были уверены, что она — это действительно она. Таня облизнула губы, не решаясь вспомнить то, о чем поклялась никогда не упоминать. — Твое письмо, которое я получила в середине первого курса, — голос сорвался. — Когда все ученики кроме тебя были в лопухоидном мире. Ягун кивнул, убеждая Таню продолжать. — Письмо, которое после и ты, и я сочли ошибкой. Которое я уничтожила, как ты просил, и никогда не говорила о нем Ваньке. Мы сошлись на том, что тебе было одиноко. А я стала первой девчонкой, с которой ты нашел общий язык. Тогда ты думал, что оно или разрушит нашу дружбу или... хм... укрепит её. Я же сказала, что всегда буду тебя любить, но как друга. К концу своей речи Таня уже говорила шепотом, не веря, что эта тайна срывается с ее губ. — Ладно, — так же тихо произнес Ягун. — Верю. А теперь рассказывай. Гроттер набрала побольше воздуха, решаясь на долгий и обстоятельный рассказ. Но щелкнул переключатель, и изо рта вырвались другие слова: — Я просто так не могу уже, Ягун. Он ждет, что я всё брошу и пойду за ним. Как преданная собачка буду вилять хвостиком и ловить всё, что вылетает из его рта. При этом заявляет, что не заставляет меня, ни к чему не принуждает. А сам ставит перед выбором. Очень сложным выбором. Вот сдалась ему та глушь, Ягун? Я ведь даже Тарараха просила с ним поговорить — да всё безрезультатно. А я не хочу повторить судьбу своих родителей... Ягун скривился, словно ему предложили разом съесть килограмм лимонов. Поднял руки перед собой в останавливающем жесте: — Я понял. Я обещал не влезать в ваши любовно-морковные дела и не становиться на чью-либо сторону. Так что этот вопрос решайте без меня. Но Ваньку я на сегодня, пожалуй, отвлеку — а то ведь опять посоритесь, — Ягун решил бесславно спастись бегством от начинающейся истерики и готовившихся упреков в сторону лучшего друга. И уже наполовину скрывшись за дверью, тихо добавил: — Только не пугай меня так больше. Я уж думал, что мы тебя потеряли. Танья рассмеялась в закрытую дверь. — Вот так просто, Гроттер. Обо мне никто не узнает. Никогда. Потому что я — это ты. Таня же, пытаясь прийти в себя, полночи проходила по комнате. После увалилась на кровать, укрывшись одеялом от холодной майской ночи. Ближе к четырем часам утра заявилась Гробыня, почти бесшумно разделась и легла спать. Уснула далеко не сразу, успев покостерить и глупого Гуню, и сломавшийся не вовремя пылесос, и жесткую постель, и даже дурацкую сиротку, виноватую во всем, на чем свет стоит. Гроттер же, почувствовав себя, словно на ее, как на атлантовы плечи, навалился весь груз каменного замка, решила проветриться в свойственной ей манере. Ночь бесшумно приняла ее в свои объятья. Воздух хлестал щеки, вырывал из под шапки непослушные локоны, играл с пальцами, крепко сжимающими смычок. Колени начала сводить неприятная дрожь, после нескольких часов традиционных «игр с океанскими волнами», одежда осырела, стала неприятно липкой и кошмарно холодной. Сделав еще один круг над старой черепахой замка, Таня приземлилась на Большой Башне. Гроттер почти не удивилась, что там ее уже ждали. И так слишком долго на горизонте не наблюдался господин некромаг. Интересно, а ему нужна сумасшедшая Гроттер? Или в таком случае, он с радостью откажется от своих притязаний и отдаст ее, Таню, в руки маечника? «Гулеб,» — визгнул голос в подсознании, в то время как с Таниных уст сорвался лишь тихий стон. А в следующий момент девушка дала Глебу звонкую пощечину, чтобы через секунду впиться в его губы в поцелуе. Бейбарсов опешил, впрочем, бездействовал он недолго, ответив на поцелуй и притянув Таню за талию к себе, сжав до такой степени, что наверняка останутся синяки. Гроттер не осталась в долгу, укусив его губу, пожалуй, даже до крови. — Не совсем понимаю, чем заслужил пощечину, но то, что последовало за ней мне определенно нравится, — произнес глубоким голосом парень, на миг оторвавшись от Таниных губ. — Пожалуй, можешь давать мне пощечину каждый раз, если за ней будет следовать поцелуй. Некромаг притянул ее к себе еще теснее, хотя казалось, что дальше некуда, отчего воздух в Танины легкие поступал через раз. Он намотал ее волосы на кулак, заставляя запрокинуть голову, начал покрывать шею легкими поцелуями-укусами, постепенно подбираясь к губам. Таня очнулась. Оттолкнув далеко не с первой попытки некромага, девушка прижалась к стене, выставив в упреждающем жесте перед собой руки. — Не трогай меня, некромаг. «О нет, пусть трогает. Мне очень даже нравится.» — Смею заметить, это ты на меня набросилась прямо с воздуха. Я просто себе рисовал. Таня тяжело вздохнула, понимая в кое-то веки, что спорить бесполезно. Обняв контрабас, поплелась к ступеням, оставив на крыше, кажется, опешившего некромага. Тут с собой бы хотя бы разобраться, а потом уже чужое поведение можно начинать трактовать. Как она добралась до комнаты, девушка не запомнила, в памяти осталось только воспоминание о том, как она, задвинув футляр с контрабасом, устало упала на кровать, моментально погрузившись в сон.***
Однажды мы все бываем безумны. — Сложно говорить о поправке. Для начала нужно стабилизировать ее состояние. А этого никак не получается достичь. Как только начинают действовать препараты, ее сознание проясняется, но уже через несколько дней Таня придумывает себе новый мир и ускользает в него. А человеческая фантазия, смею предположить, вещь неизучимая и границ не имеющая. Монотонный голос что-то кому-то объясняющий раздражал. Хотелось его выключить, словно звук на телевизоре, чтобы щелк, и всё, нет его голоса, а еще лучше, чтобы щелк — и противного раздражителя и вовсе не стало. — Она приходит в себя. Нельзя точно сказать, сколько пациентка пробудет в сознании. Но, думаю, после того, как я с ней побеседую, вам можно будет к ней зайти. Хлопнула дверь. Приближающиеся шаги. — Таня, открой глаза. Таня послушалась, о чем тут же пожалела, когда в глаза ударил яркий свет. — Зрачки не увеличены, состояние стабильное. Можно развязать руки. Девушка только сейчас поняла, что руки ее связаны. А мужчина средних лет перед ней — доктор. — Что... происходит? — голос ломаный, грубый, словно не ее. — Ты снова придумала себе фантастический мир, — объяснил незнакомый мужчина. Таня ухмыльнулась, как же, будет она верить лопухоиду, которого впервые в жизни видит. У него ведь нет магического перстня на пальце — значит точно, лопухоид. Не особо вслушиваясь в слова мужчины, Таня осмотрелась по сторонам, насколько позволяло лежащее положение. Белые мягкие стены, приглушенный свет, одна единственная дверь и полное отсутствие окон. Похоже, ее все-таки уличили в сумасшествии, а в магическом мире дома для умалишенных нет, вот ее сюда и сослали, предварительно лишив кольца. Пора начинать сходить с ума от беспокойства. В дверь заглянул парень. Таня его узнала, и в это же мгновение подорвалась с кровати. — Глеб, помоги мне! Не знаю, как я здесь оказалась, но что-то явно напутали, — закричала она. Мужчина в белом халате с силой надавил на плечи, укладывая обратно на кровать. Руки санитары снова связали, прижав к кровати. В вену вонзилась игла. Успокоительное, как сказал, доктор. Из-за спины Глеба выглянула рыжеватая длинноволосая шевелюра. Зализина. Вот уж кого Таня не ожидала увидеть. Некромаг подошел ближе, на его лице отразилось беспокойство. — Глеб, вытащи меня отсюда, — голос ослабевает. Парень берет ее за руку, и, заглядывая в глаза, обещает: — Обязательно. — Мне нельзя засыпать, — с каждым словом речь становится всё менее связной. — Не нужно спать... Ягун догадывается... Нужно сказать... Сарданапалу... Таня закрыла глаза, погружаясь в навеянный сон. Глеб с Лизой покинули палату по указу врача. Уже в коридоре Бейбарсов ухватил девушку за руку, наклонился к уху: — Как и обещал, Гроттер на пути не мешается. Забирай своего Валялкина. Через пару дней я заберу ее отсюда, и мы исчезнем. Надеюсь, понимаешь, что распространяться об этом никому не следует? Лиза неуверенно кивнула — не такого она ожидала, обращаясь за помощью к некромагу. — Поклянись. И Лиза, не в силах противостоять некромагу, послушно произносит: — Разгрази громус, я никому и никогда не скажу о том, что ты сделал с Таней Гроттер.