Противоречия

– И все равно я прав! – чуть повысил голос брюнет. – Мы качественнее вас, нас любят больше, – категорично отрезал он, скрещивая руки на груди, и приняв при этом чересчур воинственный вид. – Да что ж ты такой упертый-то, – почесав затылок, тем самым растрепав еще сильнее золотистого цвета волосы, задорно сверкнул оливковыми глазами из-под челки его оппонент. – Я, между прочим, старше, Оливка-кун. Тебя разве не учили правилам приличия? – карие глаза смотрели с превосходством, угнетая молодого человека напротив. Юноша бегло осмотрел старшего товарища с головы до ног, снова поражаясь его аристократичным замашкам, неизвестно откуда зародившимся. Вот как можно спорить, при этом ведя себя как детсадовец, и одновременно выглядеть так, как будто ты приглашен на ужин с богатой четой. И этот надменный взгляд миндалевидных глаз цвета виски, завораживал и пьянил, но был тверже льда, и это всегда огорчало блондина. – Вообще-то у меня хорошее воспитание, Маслина-сан, – пробубнил он, присаживаясь на белый, большой, кожаный диван. – Но я точно могу сказать, что мы популярнее, у нас еще и начинки бывают, – продолжал парировать блондин и отстаивать свою точку зрения. – Это потому что вы не настолько утонченные как мы, – отозвался брюнет, – вот вас и пытаются улучшить. Ты слишком молод и зелен. Этот разговор у них в последнее время случался слишком часто, брюнет никак не хотел принимать правду, ну или, на худой конец, хоть немного изменить свою позицию. А еще бесило такое отношение – разница в возрасте у них была вообще не большая, но Маслина каждый раз указывал на это, как будто это было его превосходством. – А вас вообще красят, и вы не всегда истинно темные! – бондин начал заводиться. – Да как ты!.. – перехватило дыхание у Маслины. Этот аргумент Оливка еще ни разу не использовал, и теперь это показалось ему «ударом ниже пояса». – Как у тебя хватает наглости? – совладав с собой, прошипел брюнет, подойдя вплотную к Оливке, и нависнув над тем грозовой тучей. – Что, правда глаза колет? – ехидно, глядя прямо в глаза напротив, спросил зеленоглазый. Он готов был, что угодно сказать или сделать, лишь бы Маслина продолжал на него смотреть, разговаривал с ним, находился с ним в одной комнате. Даже при такой дистанции Оливка ощутил тепло тела брюнета и почувствовал, как рот стал наполняться слюной. Он сдерживался, и каждый день это становилось все труднее и труднее. Сейчас Маслина в запале позволил себе слишком близко подойти к другому, и это приятным теплом растеклось за ребрами блондина, вызывая у него улыбку. – Да ты издеваешься! – зверея на глазах, возмутился брюнет. От него не скрылась улыбка зеленоглазого, которую он принял за издевательскую. – Я не собираюсь терпеть такое отношение. Не смей больше ко мне приближаться, и даже не пытайся заговорить. – Тыча пальцем в грудь парнишки, и прищурив глаза, зло цедил Маслина. – Я ненавижу тебя. Последние слова оглушающим звоном отозвались в голове блондина, оставляя ощущение пощечины. Он резко схватил руку, упирающуюся ему в грудь, и дернув на себя опешившего брюнета, опрокинул его на диван, подминая под себя. Оседлал бедра, прижимая чужие ноги к гладкой поверхности своими. Руки, держа за запястья, зафиксировал над головой Маслины. – Ненавидишь... – холодно и жестко повторил блондин, скользя остекленевшим, отчужденным взглядом по лицу распластанного под собой тела, цепляясь за острые черты. – Ты думаешь хоть о ком-то кроме себя... – не совсем вопрос, скорее констатация. Маслина был шокирован, он никогда и предположить не мог, что этот всегда веселый и добрый парнишка может быть таким. Таким совершенно другим – устрашающим и незнакомым. Он попытался подергать руками, но понял, что это тщетно, блондин был сильнее. Паника начала подниматься в нем, вызывая легкую дрожь и зарождая страх, начинающий неприятно ворочаться в области желудка. – Отпусти, Оливка, – попытался вразумить он блондина. Но тот его даже не слушал, не хотел больше сдерживаться, понимая, что все напрасно, что он никогда не добьется благосклонности к себе. И с этими мыслями Оливка припадает губами к длинной шее Маслины, начиная выцеловывать каждый миллиметр шелковистой, смуглой кожи. Прикусывает зубами бьющуюся синюю жилку чуть сильнее, чем нужно было, сжимая ее, заставляя брюнета пораженно выдохнуть. Развязывает свободной рукой галстук, стягивая его, и тут же связывая им руки напуганного Маслины. – Что ты делаешь? – широко распахнув глаза, смог выдавить из себя брюнет, наблюдая, как Оливка выпрямляется, сидя на его бедрах, и хищно облизывается, пожирая его взглядом. – Остановись! – шепчет Маслина, когда блондин начинает расстегивать его белоснежную, накрахмаленную рубашку. Только когда третья пуговица покидает петлю, он начинает сопротивляться, из-за чего парень дергает ткань, и оставшиеся пуговицы разлетаются в разные стороны, ударяясь о пол. И этот звук похож на барабаны, сопровождающие к плахе. Оливка отводит связанные руки за голову брюнета, припадая к его груди, проводя языком по коже, оставляя влажные следы, из-за которых та покрывается мурашками. Маслина жмурится, сглатывая ком из страха и разочарования, сильнее сжимает руки в кулаки, дрожа всем телом. Горечь поднимается в нем лавиной, опустошая, оседая на языке, из-за чего хочется сблевануть. В этот момент, ласкающий его язык, сменяется губами, оставляя темные метки на чистой груди. Оливка натыкается взглядом на горошину соска, тут же проводит по ней языком, вдавливая, скребя чуть шершавым языком, после чего всасывает губами, вытянутыми в трубочку. Брюнет старается не замечать этих действий, пытается отвлечься, разглядывает потолок – натяжной, который отражает то, что происходит под ним. И Маслина не выдерживает, снова предпринимает попытку вырваться: дергает руками, извивается всем телом, пытаясь уйти от странных прикосновений, скинуть с себя блондина. Он не воспринимал Оливку как друга, но и врагом назвать не мог. Конечно, они спорили, периодически сорились, но это всегда приносило только азарт и легкость, развевало скуку. Но сейчас, сейчас все действия блондина пугали, они были неправильными, агрессивными. Оливка ни с кем никогда не ссорился по-настоящему и не дрался. Всегда помогал урегулировать любое дело. Это вызывало уважение, даже у многих маслин, не смотря на то, что они все они недолюбливали оливки. Почувствовав сопротивление, блондин чуть прикусил зубами ласкаемый сосок, заставив брюнета ойкнуть, и потерся своим пахом о чужой. Вдавливаясь возбужденной плотью, проклиная мешающую одежду, ощущая, как сводит низ живота, скручивая желание в тугой узел. Он заглянул в глаза цвета виски, и увидел в них отвращение. Внутри как будто все покрылось арктическими льдами. А что еще он хотел там увидеть? Он с самого начала знал, чем все закончится. Тяжело вздохнув, Оливка соскользнул всем телом ниже и уперся лбом в живот брюнета, щекоча кожу волосами и дыханием, оседающим теплом, и начал расстегивать чужой ремень. Резко выпрямившись, отпуская удерживаемые руки, он быстро расстегнул и стянул штаны, вместе с бельем, оставляя Маслину в одной рубашке, стыдливо сводить колени, пытаясь прикрыться. Пользуясь растерянностью жертвы, он сдергивает с себя майку. Обнажая бледную, покрытую родинками кожу, стирая майкой со лба пот и откидывая ее ненужной тряпкой на пол. – Не надо, пожалуйста, – жалобно простонал брюнет, все еще надеясь остановить Оливку. Блондин вцепился в костлявые, смуглые коленки, сжимая их пальцами, пряча глаза за солнечной челкой, которая вмиг потускнела. – Просто смирись и расслабься, – пересилив себя, смог выговорить Оливка. Голос блондина разрезал пространство вокруг, как нож масло, заставляя Маслину вздрогнуть и сжаться еще сильнее. Отдавался глухой болью где-то там, в груди, за рёбрами. Оливка резким движением раздвинул колени в стороны, раскрывая брюнета, быстро оглядывая его взглядом, запоминая все изгибы тела, оттенки кожи, и припал губами к внутренней стороне бедра, собирая вкус, запоминая мягкость, оставляя отметки. Переходя поцелуями на живот, погладил прохладными от волнения ладонями бедра, обхватывая и фиксируя их. Блондин облизнул губы и коснулся ими яичек, начиная чуть посасывать. Сменяя языком, прошелся одним мазком от основания по всему стволу, обхватывая губами головку, сразу всасывая во влажный горячий рот. Маслина удивленно охнул и вцепился пальцами в светлую шевелюру, сжимая и оттягивая пряди. Это никак не повлияло на действия парня, он продолжал ласкать полувозбужденную плоть языком, прижимая к нёбу, смакуя вкус, запоминая солоноватость. Оторвавшись от почти окрепшего члена брюнета, Оливка припал губами к сжатой дырочке, сразу начиная ласкать ту языком, увлажняя и расслабляя. – Стой! Стой! Что ты.. ахх.. – прервал возмущение громким стоном Маслина, до этого старавшийся не издавать ни звука, только шум тяжелого дыхания разбавлял натянутую тишину. Но когда блондин начал ласкать сфинктер, он не смог игнорировать это. – Что ты делаешь? Зачем? – взмолился брюнет, жмурясь и покусывая губы. Оливка даже на долю секунды не остановил свои действия, вылизывая расселину и массируя сфинктер. Почувствовав, что хватка на волосах усилилась, он оторвался от подрагивающей дырочки, и вобрал два пальца в рот, начиная обильно смачивать их слюной. Поцеловав головку, слизывая выступившую смазку, блондин прикоснулся пальцем к анусу, поглаживая его, и не задерживаясь толкнулся внутрь одним пальцем. Проникая на одну фалангу, одновременно вобрал член в рот, заглатывая до основания, подавляя рвотный рефлекс, ввел палец до конца, чуть подвигав внутри, ощущая мягкость и тепло. Маслина шокировано распахнул глаза, приподнимаясь на лопатках над диваном, стараясь соскользнуть с инородного объекта, проникшего внутрь. Но Оливка крепко держал его за бедра, продолжая ласкать плоть, и проникая внутрь уже вторым пальцем. Входя ими все глубже, сгибая и разводя их внутри желанного тела, сдерживаясь из последних сил. Проведя пальцами по бугорку внутри, тело в его руках выгнулось еще раз, но теперь это сопровождалось громким стоном наслаждения. Блондин резко замер, не понимая, что сейчас произошло, но решил повторить движение пальцами. – Нет! Нет… нетнетнет… – донеслось до его слуха, в промежутках между стонами, которые брюнет пытался заглушить, покусывая костяшки пальцев, и он, продолжая ласкать возбужденную плоть, добавил третий палец, растягивая и предвкушая. Чувствуя ласки и спереди и сзади, Маслину разрывали противоречивые чувства. Он понимал, что это изнасилование, что Оливка почему-то потерял самообладание. Но если бы его ненавидели, то скорее всего даже не заморачивались подготовкой и доставлением ему удовольствия. А ведь блондин ласкает его, выжидает, когда он расслабится. Это немного успокаивало панику, сковывающую тело, позволяя немного расслабиться, отдаться ласкам. Тело покрылось испариной, и воздух охлаждал кожу, но внутри бушевал пожар. Чувствуя, как брюнет начал немного толкаться вверх, проникая в жадный рот, Оливка выпустил член, облизнув губы, и вытащил пальцы из немного растянутой дырочки. Выпрямившись между разведенных коленей, стройных, длинных ног, он расстегнул свои штаны, чуть приспуская и наконец-то высвобождая изнывающую плоть. Подхватил брюнета под коленями, раскрывая, потерся кончиком о пульсирующую, горячую дырочку. Маслина тяжело сглотнул, в горле жутко пересохло, он ощутил пустоту, чего-то жутко не хватало. Он смог открыть глаза и посмотреть себе в ноги, когда он сфокусировал взгляд на парне, то почувствовал, что внутрь него проникло что-то намного большее, чем пальцы. Входя все глубже и растягивая, заполняя изнутри, заставляя задохнуться, срывая с уголков глаз соленые капли. – Ненавидь... – как сквозь вату в ушах услышал тихий, на грани слышимости шепот, слетевший с потрескавшихся губ, брюнет. Блондин продолжал проникать все глубже и глубже, наблюдая, как раздвигаются края сфинктера, плотно обхватывая его член, отпечатывая эту картинку навсегда в своей памяти. Войдя до конца и наслаждаясь тугостью и жаром, он накрыл член партнёра рукой, чувствуя его твердость, и начал медленно надрачивать. Оливка неспешно вышел и снова плавно толкнулся внутрь, не встречая сопротивления. Перед глазами заплясали темные пятна, пытаясь затмить самообладание. Он склонился к подрагивающему телу, прижимаясь кожей к коже, ощущая разряды тока в местах соприкосновения. Дыхание было сбито к чертям, сердце стучало где-то в горле. Хотелось теснее, плотнее, быстрее. Он закинул руки брюнета, которыми тот прикрыл лицо при проникновении, себе на шею, устраивая ноги у себя на пояснице, подхватывая тело под ягодицы, и снова совершил фрикцию. Тело под ним вздрогнуло, выгнулось и издало непередаваемый всхлип, от которого в голове блондина что-то щелкнуло, и следующее движение он сделал резко, грубо толкаясь вперед. Комнату наполнили звуки громких стонов-всхлипов, тяжелое дыхание и шлепки тел друг о друга. Маслина чувствовал горячее, хриплое дыхание на плече, которого иногда касались шершавые губы. Тело его предавало, отдаваясь наслаждению, доверяя мучителю, начиная получать удовольствие от проникновения. Оливка начал ускорять движения, утопая в наслаждении, прижимаясь к желанному телу все ближе и ближе. Его губы зудели и чесались, он кусал их в попытках заглушить желание поцеловать Маслину, попробовать и этот вкус. Но он боялся встретиться с ним лицом к лицу, поэтому просто начал покусывать и вылизывать кожу, до которой мог дотянуться, пряча лицо в изгибе шеи брюнета. Чувствуя бешенную пульсацию внутри и впившиеся ногти в спину, блондин ускорил фрикции, просунув одну руку меж телами, обхватывая член партнера, и начиная быстро двигать кулаком по нему. Ноги сжали его бока, грудь прильнула к груди, запрокинув голову и, крепко зажмурившись, брюнет излился в ласкающий кулак, распуская напряжение внизу живота. Горло сдавило спазмом, задерживая дыхание, не позволяя выдавит ни звука, в голове стоял белый шум, перед глазами взрывались фейерверки. Оливка, еле сдерживая подступающую горячую волну, покинул дрожащее тело, выпутываясь и выпрямляясь между ног брюнета, провел пару раз рукой сжатой в кулак по своему члену, и кончил, забрызгивая пах и живот того. Все тело пробила крупная дрожь, пожар, бушевавший внутри все время, теперь успокоился, потушенный волной наслаждения, во рту пересохло. Спустя пару мгновений, он смог немного взять себя в руки и посмотрел на творение рук своих. В горле появился тугой ком, а глаза защипало, не известно почему. Он потянулся к рукам, лежащим на зацелованной груди, и развязал галстук. Отодвинувшись на другой конец дивана, присаживаясь на самый край, склонив голову, на сцепленные в замок руки, он мечтал об одном: чтобы все это оказалось сном, очередным плодом его фантазии. Но приятная истома, растекающаяся по телу, точно говорила, что все произошедшее – реальность. Коря себя за несдержанность, он не заметил движение рядом. Маслина робко коснулся его плеча, заставив вздрогнуть от неожиданности. В комнате стояла гробовая тишина, давящая на них обоих. * * * – Долго еще? – донеслось из другой комнаты. – Сколько можно-то есть, Настя? – Да я уже всё, – отозвалась девушка, глядя на лежащие на белой тарелке маслину и оливку. Она поперекатывала их вилкой. – Такую историю не дала закончить, – тихо с досадой сказала она, отправляя поочередно плоды в рот, собирая посуду и направляясь к раковине.