free butterfly

Донель сам изъявляет желание встать за барную стойку и мешать напитки - он почему-то думает, что это поможет ему отвлечься от мыслей, зудящих в голове растревоженным роем пчёл. Джей пожимает плечами и говорит что-то в стиле: "Не на долго тебя хватит, хён", а потому остаётся в баре, хотя мог бы затребовать у шефа внеплановый выходной на полных правах. Нет, люди здесь слишком увлечены атмосферой, чтобы позволить старшему распугивать их преждевременным закрытием. Донель с дежурным удивлением замечает: "Как хочешь" и проебывается с выбором роли на этот вечер. Вчистую. Джей снова встаёт за стойку, потому что - Донель едва успевает смешать два коктейля, перекинуться парой слов со знакомыми, когда напротив него садится Ночан. Джей видит схлестнувшиеся чужие взгляды и улыбается, разряжая обстановку: - Где Шиён-хёна потерял? Одиноко одинокий одиночка?.. Донель оборачивается к нему, смотрит без прежнего участия, безразлично, и кидает: - Займись работой, - и ему, в общем-то, плевать, что вся местная алкогольная знать и элита обслужена по высшему классу, и добавки пока никому не требуется. Джей решает, что ему тут делать нечего, и уходит на другой конец стойки, благо, пространство и уровень громкости музыки позволяют ему не слышать голосов. Донель знает, что Чанджун пришёл сюда в одиночку, без Шиёна, с которым так тесно сошёлся в последние дни, по одной только простой причине. Его отросшие до нормальной длины волосы, капюшон мятой чёрной толстовки на голове и постоянная сигарета в зубах возвращают Ночану его былое сходство с подростком. И только Донель видит в его глазах гребанный психологический возраст лет этак за [36], и то, что устраивать детские подначки и подгаживать настроение обидчикам младшему нахуй не сдалось. Но вот он здесь, вот он подгаживает (неосознанно или сознательно?..) и Донель отставляет высокий стеклянный стакан подальше, потому может не остановить себя в нужный момент и ещё потому что он помнит - бинт из аптечки они недавно просрали на нерадивого менеджера среднего звена, который умудрился напиться в дрова с пары шотов и распороть себе руку о разбитую им же самим рюмку. В голове мелькают отстраненные мысли о том, что надо бы купить новый, а если нагрянет проверка, то проблем придётся огрести по полной. Чанджун курит ему в лицо, Донель терпеливо ждёт. И плевать, что в это время сердце отстукивает дикий ритм под сотрясающие бар биты. Чанджун роется в кармане, шуршит бумажками и достаёт несколько таблеток. У Донеля перед глазами калейдоскоп из разноцветных кругляшей и непреодолимое желание убить Ночана затем, чтобы его воскресить. - Я буду красную, - говорит младший с интонацией "я люблю пудинг" и отправляет таблетку в рот, касаясь грязными пальцами кончика языка. Донелю стоит титанических усилий не приложить его головой об стол, чтобы тот оставил на поверхности лужу крови, пару зубов и ту самую распроклятую таблетку. - Эта дрянь тебя убьёт, - старший старается говорить спокойно. Чанджун, который казался до этого расслабленным и равнодушным, напрягается, подбирается и злится. Неуловимая перемена, чуть заметный излом бровей, кажущаяся усмешка на губах. - Тебе не идёт быть моралистом, хён, - и это, блять, снова не должно было бы заставить Донеля почувствовать себя виноватым, но снова заставило. Потому что они друг другу никто, и Донеля по факту не должно бы ебать, чем Ночан убивает себя - химией или лезвиями у вен. Ночан пропустил концерт по причине "психологического состояния" как красиво окрестили это таблоиды, а Свингс едва не убил Донеля за то, что тот стал причиной этой ебанной нестабильности. Они, в общем-то, не знали, что делать, потому что у Чанджуна была форменная депрессия, самая настоящая, а не та из ванильных записей на стенах социальных сетей подростков. Донель не должен был испытывать вину - он вернулся клеить распадающийся фундамент своих отношений с Кённи, и Ночан красиво создал впечатление, что ему всё равно. А потом они нашли его в студии, лежащим на диване и смотрящим в потолок. Без еды, воды и сигарет. И отсутствие последних напугало больше всего. Свингс прижал Донеля к стенке, а потом они долго орали друг на друга, а потом... Потом Васко перестал появляться в джастовской студии и в жизни Ночана. И тот медленно, шаг за шагом, стал выбираться из своей безсигаретной бездны. Донель пытался вспомнить, как это - любить по-нормальному. И вот вроде как последний пункт ночановского круиза - научиться вновь смотреть ему в глаза и попытаться не вспоминать при этом татуированных рук старшего, сжимающих его бедра, и его члена, который так охренительно скользил внутри, что это казалось чуть больше, чем. Ночан судорожно вздыхает. - Делай что хочешь, - Донель пожимает плечами. Он думает, что это ведь у Чанджуна программа реабилитации, а ему должно быть насрать, но Чанджун снова здесь, и Васко снова хочет его, хочет на остров, хочет сказать Кённи, как она заебала его своими придирками, хочет обнять Соби, сказать ему, что скоро вернётся, и уехать далеко и надолго. Нихрена не прошло. И дело не в сексе. Дело в Чанджуне, в его чуть заторможенной речи и высокой музыке и... - Я пойду в норэбан, - информирует зачем-то Ночан и думает, что пропади пропадом его лечение. Донель-хён всё ещё. Под рёбрами. И дело не в сексе. Дело в Донеле, в его спокойной уверенности и порывистости и... - Я пойду с тобой, - говорит он, и всё нахрен рушится. - Нет, - роняет младший и ему хочется сказать, что хватит, что, - я найду себе девочку на одну ночь и нахуй ты мне не нужен. - Что, - ты мне не указ, - что, - я хочу и буду. Донель кивает как китайский болванчик, теряясь в словах, а затем, выходит из-за стойки, хватает Чанджуна за руку и выводит его из бара через чёрный ход. - Куда ты захочешь, - говорит он, внатуре желая сделать так, чтобы Ночан был счастлив. - Кого захочешь. Он собственноручно шлёт нахер все ночановские достижения по освобождению от болезненной фиксации на "Васко-хён", знает, что нельзя так, но всё равно делает. Внутри будто вулкан извергается - а, может, там сердечный приступ, и Донель бы хотел, чтобы всё кончилось так, чтобы не решать своих и чужих проблем. Ночан смотрит ему в глаза и тихо произносит: - Я не хочу... снова, - и у него дрожит голос. Его глубокий низкий голос... дрожит. Может, это действие таблетки?.. Что за лекарство там было? Донель вздрагивает, фонари почему-то двоятся у него в глазах, а ветер прошивает насквозь, как будто внутренностей нет совсем. - Дай мне красную, и будем как раньше, - просит он. Ночан медлит. Мотыльки летят на свет фонарей и сгорают, но это их свободный выбор. Таблетка не мешает языкам вновь сплетаться в горячечном, отдающим почти болезнью поцелуе. Донель прижимает, тянет, не отпускает, обнимает, вплавляет себя внутрь, будто уже не достаточно. Чанджун позволяет ему это, потому что ему плевать на все возможные варианты. Первый: очередной разрыв, когда старшему вновь приспичит проветрить мозги, и очередная волна депрессии, которая будет держать на грани жизни и смерти. Второй: связь без конца, бесконечная вина Донеля, бесконечные попытки Чанджуна сделать его только своим, и Кённи всё знает, но молчит. Третий: только джаст мьюзик, счастливое принятие всеми важными и никаких посторонних людей, мотивов, причин. Всё это ложь и невозможность. Донеля убивает собственное желание быть нежным, но он ведёт по чужой щеке ладонью, останавливается на скуле большим пальцем, смотрит в чужие глаза и готов, на полном серьёзе готов до конца своей жизни слушать ненормальную философию исполнителя Genius Nochang и тонуть в нём. Чанджун ловит чужую ладонь своей и отводит в сторону. Он хочет сказать: "Я люблю тебя" и уйти, чтобы стать по-настоящему свободным и по-настоящему связанным, но вместо этого он говорит: - Норэбан, песня номер 86341, - и целует Васко в ответ. Artist: Mate (메이트) Song: 난 너를 사랑해