Мир Аманды

      Она остановила машину у ограды, слева от ворот, в жидкой тени акаций. В зеркало заднего вида были хорошо видны ворота и дом – обветшалый колониальный особнячок в зелени бугенвиллей, с тусклой латунной табличкой на двери. В таких домах живут обедневшие потомки «хороших семей» или – порой – располагаются частные пансионы и небольшие гостиницы.       Красный спортивный «феррари» въехал в ворота, остановился на стоянке. Со своего места Памела видела темную кудрявую голову шофера. Ошибки быть не могло: и автомобиль, и водитель были ей хорошо знакомы.       О том, что Бобби ездит в Олбани, сообщил ей частный детектив. Готов был и узнать адрес, и выяснить, с кем он там встречается – но Памела ответила: спасибо, не надо, дальше справлюсь сама. Сама мысль о том, чтобы услышать о своей беде от равнодушного наемника, была ей отвратительна. Нет, она должна увидеть все своими глазами.       Обычно Бобби исчезал по выходным, когда ни в «Юинг Ойл», ни на ранчо его присутствие не требовалось. В разные дни – но не реже раза в месяц. Уезжал, будто бы в Даллас, под разными предлогами – но всегда один, не меньше чем часов на шесть, и возвращался непривычно молчаливым и задумчивым.       Среди родных его регулярные исчезновения не обсуждались. Трудно даже сказать, замечал ли их кто-нибудь, кроме Памелы. Насчет супружеских неурядиц в семье Юингов царил армейский принцип: «Не спрашивай – не говори». Приползала ли Сью-Эллен домой на бровях, благоухая виски, или ее муженек неделями вовсе не показывался дома – родственники лишь приподнимали брови, значительно переглядывались и заводили разговор о погоде. Теперь Пэм была им за это благодарна: ни ядовитых шуточек Дж.Р., ни даже сочувствия мисс Элли она бы не вынесла. Если муж ей изменяет – она должна разобраться с этим сама.       Сухо шелестели листья акаций, и быстро темнело небо над головой: собиралась гроза. Памела задыхалась от духоты и чувствовала, что не сможет спокойно сидеть на месте, дожидаясь развязки. Она распахнула дверь, спустила ноги на землю, собираясь выйти… и тихо ахнула.       Бобби стоял перед ней, и лицо его было угрюмо.       Он протянул ей руку – и Памела, изумленная и смущенная, молча приняла его помощь и вышла из машины.       - В следующий раз, когда соберешься за кем-то следить, - сказал он, - держись хотя бы на квартал позади. Тебя бы и слепой заметил.       - Бобби, я…       - Можно было просто спросить, правда? – тихо проговорил он.       - Нет, нельзя! – отрезала она; тревога и обида, копившиеся несколько недель, взяли над ней верх. – Как ты себе представляешь такой разговор? «Милый, спасибо за чудесный вечер… да, кстати, давно хотела спросить, не завел ли ты любовницу?» Нет уж, спасибо! Если ты считаешь нужным что-то от меня скрывать, я не стану унижаться, приставая к тебе с расспросами…       - А предпочтешь унизиться, устроив за мной слежку, - заключил он. – Ладно, пошли.       - К-куда?       - Ты ведь хотела узнать, к кому я езжу. Что ж, идем. Посмотришь на мою «любовницу».       И, взяв ее под руку, он мягко, но решительно повел ее вперед – в ворота, по асфальтированной дорожке, к ветхому особнячку под быстро темнеющим небом.       Вместе они поднялись на крыльцо; перед глазами Памелы мелькнула надпись на табличке: «ДУБОВЫЙ ЛИСТ: пансион…» и дальше что-то про «ментальное здоровье» - а затем Бобби толкнул дверь.       Пухлая негритянка в белом халате поднялась из-за конторки ему навстречу.       - Мистер Юинг! – судя по ее тону, он был здесь давно знакомым и желанным гостем. – Так и думала, что вы сегодня приедете! Наша-то красавица как почуяла – с утра только про вас и вспоминает! А… - Она вопросительно взглянула на Памелу.       - Моя жена, - коротко объяснил Бобби.       Памела кивнула, не зная, что сказать. Негритянка в белом халате, тут же потеряв к ней интерес, снова переключилась на Бобби:       - Все спрашивает, когда же вы приедете. Даже на улицу рвалась вас встречать. Ну, гулять-то мы их сейчас не выводим, погода сами видите какая, не дай бог, промочит ноги, потом из простуд не вылезет… Вас проводить, мистер Юинг?       - Спасибо, я помню дорогу, - коротко улыбнулся Бобби и, пройдя через приемную, двинулся по скрипучей деревянной лестнице наверх. Памела шла за ним.       - Бобби, я не понимаю… - начала она.       - Ты хотела все увидеть своими глазами, верно? Чтобы не осталось сомнений? Вот и смотри.       Перед ней простирался тускло освещенный коридор; по обеим его сторонам – двери, крашенные белой больничной краской. В дальнем конце коридора – пост медсестры. Памела увидела, как одна из дверей растворилась, из нее показался сгорбленный старик, тяжело опирающийся на ходунки.       - Когда ее увидишь, - вполголоса сказал Бобби, - пожалуйста, не говори ничего и не привлекай к себе внимания. Она боится новых людей, да и вообще всего нового. Я потом тебе все объясню. А сейчас, что бы ты ни увидела и ни услышала – не удивляйся, просто смотри.       Они остановились у двери с номером 12. Бобби поднял руку и постучал.       - Кто там? – послышался из-за двери дребезжащий старческий голос.       Бобби коротко вздохнул, затем весь как-то подобрался:       - Открывай, Аманда, это я! – громко ответил он.       В тот же миг дверь распахнулась, и оплывшая старуха в заношенном цветастом халате, с растрепанными космами седых волос, бросилась ему на шею.       - Джок, милый! – восклицала она, покрывая его лицо поцелуями. – Наконец-то ты пришел! Я так тебя ждала!       Памела у него за спиной застыла в изумлении, услышав, что нелепая старуха называет Бобби именем его отца.       - Здравствуй, любовь моя! – сказал Бобби. ***       - Прости меня, - сказала Памела полтора часа спустя, когда они торопливо, почти бегом, шли от пансиона к машине. Дождь хлестал ее по лицу, стекал по щекам, как слезы. – Я повела себя глупо, по-свински, просто как… как одна из Юингов! – И тут же закусила губу, сообразив, что этого говорить не стоило.       - Хорошо извинение! – усмехнулся Бобби. – Ладно, проехали.       - Но все же я не понимаю, почему…       Они сели в машину и тронулись с места. Бобби включил «дворники», и с сухим шорохом они принялись стирать со стекла слезы дождя.       - Ты ведь знаешь, что до встречи с мамой мой отец был женат.       - Да, слышала об этом, - нерешительно ответила Памела, припоминая разговоры в семейном кругу. – Там была какая-то печальная история: они и года вместе не прожили, она заболела чем-то неизлечимым и умерла…       - Не совсем так. Заболела, это правда. Неизлечимо – тоже верно. Но, как видишь, не умерла.       Памела ждала продолжения. Но Бобби молчал, не отрывая глаз от дороги. «Феррари» выехал из города и свернул на шоссе, ведущее домой, в Даллас.       - Помнишь то происшествие на охоте, когда отец был ранен? – спросил вдруг Бобби.       Памела кивнула. Разумеется, помнила: и мрачность Джока Юинга и обоих его сыновей, и их нежелание говорить о происшедшем наводило ее на мысль, что там произошло что-то посерьезнее обычного несчастного случая на охоте. Но она не задавала вопросов. «Не спрашивай – не говори», - девиз Юингов.       - Должно быть, после этого случая отец впервые задумался о том, что смертен. Тогда он рассказал нам, что Аманда, его первая жена, жива. И попросил позаботиться о ней, когда его не станет.       - Неужели он… они все еще женаты? Но ведь тогда…       - Нет, что ты! Разумеется, он с ней развелся. Сумасшествие, невменяемость – развестись по такой причине не составляло труда даже в те старозаветные времена. Родных у нее не было. Отец устроил ее – так он нам сказал – в «скромное, но приличное заведение, где за ней присматривают». И назвал адрес. Все, о чем он просил – чтобы мы после его смерти продолжали оплачивать ее содержание. Но его рассказ не давал мне покоя… и пару месяцев спустя я решил навестить Аманду. Сам не знаю, что ожидал увидеть. Должно быть, мне было просто любопытно.       Я ждал чего угодно – только не того, что произошло. Все твердят, что я – вылитый отец в молодости; но я и не догадывался, что так на него похож!.. Она бросилась мне на грудь и все повторяла со слезами: «Джок, милый! Почему же ты так долго не приходил? Ты же обещал, что вернешься!»       Из ее слов я понял: он сказал, что оставит ее в пансионе на несколько месяцев, пока не пройдут трудные времена – а как только с деньгами станет получше, заберет домой. Великая Депрессия ударила по всем, и это звучало вполне разумно. Вот только для Аманды Депрессия так и не закончилась.       - А ты не думал перевезти ее… - начала Памела. Но сама мысль об Аманде на ранчо Саутфорк, среди Юингов, показалась ей дикой, и она закончила: - …перевести в какое-нибудь более современное учреждение? И, может быть, поближе к нам?       - Думал. Но здешний врач посоветовал этого не делать. Такие больные приживаются к дому, как кошки. За десятки лет она привыкла к «Дубовому листу», где ей все знакомо – и просто не сможет жить где-то еще. Да и сама она говорит, что не хочет никуда уезжать. Единственное, что ей нужно – чтобы Джок, ее любимый муж, ее не забывал.       - И ты…       - Что мне оставалось? Я пообещал вернуться.       - И снова и снова исполняешь свое обещание, - прошептала Памела. Ей было больно и стыдно за то, что она так дурно думала о муже.       - Да. Пару раз звал с собой Дж.Р., но он не поехал, отговаривался делами. Наверное, и к лучшему: мне кажется, ему там было бы не по себе.       - От такого кому угодно станет не по себе! – вырвалось у Памелы. – Часами разговаривать с безумной женщиной, которая принимает тебя за твоего отца… господи, Бобби, не представляю, как ты это выдерживаешь!       - На самом деле это не так уж сложно, - задумчиво ответил он, и что-то в его голосе заставило Памелу вздрогнуть. – Знаешь, мне это даже нравится. Это как путешествие в прошлое. Аманда словно приоткрывает для меня окно в другой мир – мир, которого я никогда не видел. К отцу, которого не знал. Там, в мире Аманды, отец – по-прежнему бравый молодой ковбой, полный сил и надежд на будущее. Да, он беден и неизвестен, но вся жизнь у него впереди… и он никого еще не предал.       Памеле вспомнился Джок: устрашающая грузная фигура, хриплый рык, огрубевшее, загорелое до черноты лицо. В глубине души она его боялась – и не могла даже представить себе, что и он когда-то был молодым; а уж разговоры о том, что Бобби похож на него в молодости, и вовсе казались ей сказочными. Что общего у этого сурового, вечно хмурого старика – с ее мужем?       - Иногда мне кажется, - продолжал Бобби, словно обращаясь к самому себе, - что мир Аманды и есть реальный мир. По крайней мере, более реальный, чем наш. Почему мы считаем сумасшедшей ее, а не себя? Для нас она безумная старуха, смешная и жалкая; но там, в своем тайном саду – она вечно молода, влюблена и счастлива. Мы друг друга бросаем, обманываем, подозреваем во всех смертных грехах - а ее любовь не умирает.       - Бобби, но ведь там, в мире Аманды, нет тебя! И никогда не будет.       - А велика ли потеря? - откликнулся он.       Слезы подступили к глазам Памелы. Она хотела воскликнуть, что это страшнейшая из потерь, что никакие фантастические миры, никакая вечная молодость и неумирающая любовь не будут стоить ни гроша, если в этом призрачном раю не будет Бобби – живого, теплого, настоящего… Но что-то сжало ей горло, и из него не вырвалось ни звука. Сентиментальность – не для Юингов, слезливые излияния и объяснения в любви – не в их семейных традициях. А она, как бы это ни было ей ненавистно – тоже одна из Юингов.       Остаток пути они проехали молча.