Мои солнышки

Тишина в комнате угнетает. Давит на барабанные перепонки, душит. Воздух тяжелый. Насколько, что кажется, будто его можно потрогать, пожать ему руку, раствориться в нём. И вот уже в этой жуткой комнате не два существа, а три. — Ты уверена? — железный голос шерифа отнюдь не похож на тот, каким она обычно разговаривает с посетителями. Девушка напротив неуверенно кивает, слёзы тонкой струёй серебряной нити стекают по её щекам на платье, а затем с хрустом падают на пол. Тишина такая, что эти «бахи» слышны с мощностью работы стройки. — И что собираешься делать? — всё таким же бесчувственным голосом раздается оглушительный вопрос. Блондинка пожимает плечами, и снова капли, и снова «бах». — Я надеюсь, что ты не думаешь о родах? — риторический вопрос с плохо скрытой издевкой. Вроде бы ответ как бы и не нужен, но он слышится. — Мама, я… — в голубых глазах молодой девушки появляется настойчивость, слёзы превращаются в аметист. Голубой пигмент меняется на синий. Похоже, блондинка наконец-то начинает приходить в себя. — Нет, не говори мне ничего, — отрезает слабую попытку восстановления шериф, резко вскинув рукой. И вновь тишина. Старшая сторона ждёт ответа, уже забыв, что только что запретила говорить оппоненту; молодая девушка лишь стоит, молча захлёбываясь в слезах. Она беременна. Весьма шокирующая новость для ученицы старшей школы. Ещё неожиданнее эта новость для её родителей. Это казалось невозможным. Казалось, что все это игра. Казалось, что это случается только с неудачницами из заброшенных деревень, которые даже не знают о существовании презервативов. Казалось. Теперь уже не кажется. Теперь нужно знать всё наверняка. Теперь больше нет игр. Эта форма обучения человека уступила место новому способу познать мир — опыт. Да, теперь каждый сам за себя. И только ей самой решать, быть новой жизни или нет. Но сможет ли она убить беззащитное существо, которое так нуждается в ней? Сможет ли она, возможно, изменить ход истории? Сможет ли скрыть это от всех? Не сможет. Не все сразу. — Ты хоть понимаешь, что сама ещё ребёнок? — все же жажда упрекнуть победила обиженность и оскорбленность. Удар. Как бы сказали боксёры, «нокаут». А будущая молодая мама даже и не думает подниматься, сопротивляться, «снова в бой», нет… Зачем? Мать победила, это очевидно. Ее доводы более чем убедительны. Девушка просто молча кивает, и вновь опускает глаза. Тест в её руках уже превратился в марлю, а большие пальцы избиты в кровь. Но, кажется, блондинка даже не обращает внимание на физическую боль, погрузившись в душевную. Там всё хуже, там месиво. — Итак, мы избавимся от него. Завтра же, — выносит вердикт. Как судья: холодно и беспристрастно. Будто бы сейчас решается не судьба внука, а просто какого-то чужака, мутанта. Возможно, даже не с нашей планеты. «Избавимся. Какое ужасное слово», — вдруг проносится в голове Кэролайн. В ней что-то щелкает. Она будто бы просыпается от ужасного сна и поднимает глаза. С минуту мать не может понять, что происходит, а спустя её, дочери уже нет в комнате. Она забирает свою куртку, разбивая на ходу вазу, и буквально вылетает из дома, предварительно удостоив мать самого презрительного из всех возможных взглядов. — Эй! Мы вообще-то не договорили! — шерифу только и остаётся, что кричать ей вслед. И, скорее всего, она знает, что дочь её не слышит. Просто так надо. Каноны жизни нельзя нарушать. — Кэролайн, ты меня слышишь?! Вернись сейчас же! *** «Абонент недоступен». Эту фразу девушка слышит уже, кажется, в сотый раз. «Неужели эта жестянка не понимает, что мне НУЖЕН этот чертов абонент!», — кричит в душе блондинка, и, вновь и вновь, набирает номер. Кажется, она уже выучила его наизусть. Кажется, и бедная «жестянка» выучила его. — Что ж, — решает девушка, поднимаясь на мост. — Возможно, это знак свыше. Мост? И как она здесь оказалась? Пожалуй, на этот вопрос ответ может дать лишь подсознание этой беременной. Но оно, кажется, отключилось ещё в ту минуту, когда девушка увидела ответ на этот зловещий тест. Две полоски. Блондинка набирает номер в последний раз и, вновь не в силах сдерживать слёзы, выбрасывает аппарат в воду. И она уже не слышит, не может слышать, как на другом конце провода наконец-то раздается голос. Она уже не может слышать ничего. Она делает шаг в пропасть. Возможно, это и не пропасть на кругах ада, но для обычного человека и она не бассейн Клеопатры. Вода в реке в это время года, должно быть, ледяная. Что ж, хотя бы смерть в таком случае найдёт ее быстро. Хоть что-то в этом мире работает безошибочно и без опозданий. Смерть. Кэролайн уже готова. Хотя, пожалуй, нельзя быть абсолютно готовой к смерти. И вообще, как это определить? И всё же ОНА готова. По крайней мере, больше, чем обычно. Больше, чем когда-либо кто-либо. И она делает шаг, уже представляя, как ледяные капли воды пронзают её нежную кожу, проникают в сердце, щекочат волосы… Какого же было её удивление, когда, спустя секунду, она этого не чувствует, а лишь мягкие тёплые руки. Она понимает, что это не правильно, ей нужно вырваться из эти рук, но сейчас ей просто необходимо это тепло, и она молчит. Ей даже не хочется открывать глаз, дабы увидеть, кто её несет. Ей это и не нужно. Ей нравится его запах: смешение виски, хвойного дерева и… химический растворитель? Безумно странно. Так пахнут художники, отшельники, алкоголики и аристократы одновременно. Странно. Душно. *** Девушка просыпается уже у себя в постели. Как странно (опять это слово?). Она же точно помнит, что засыпала на руках того странного многофункционального крепкого молодого человека с сильными руками. Она смотрит под одеяло: всё та же одежде, что и вчера. Значит, её просто положили сюда. И куда, интересно, смотрит её мать? Мать? Блондинка смутно вспоминает вчерашний вечер. Неудачный разговор с мамой, бесполезные звонки подругам, мост, незнакомец… Яркие картинки проносятся перед её глазами, как калейдоскоп. Блондинка аккуратно садится и первое, что она чувствует — непреодолимая боль в голове. Неужели алкогольное опьянение теперь передается воздушно-капельным путём? Она замечает сонную мать в кресле напротив. Сначала с секунду размышляет, стоит ли будить уставшую женщину, а затем решается: — Мама? Голос настолько тихий, что, кажется, не способен разбудить мышь, не то, что уставшего человека. Но шериф всё же открывает глаза, чуть потягивается и с робкой улыбкой смотрит на дочь. Девушка также глупо и неуверенно улыбается и ждёт. — Так… Что мы решили? — через минуту нарушает тишину Лиз. — Мама, я… — вчерашние эмоции, отпустившие на ночь, сейчас грянули с новой силой и девушка вновь захлёбывается в своем горе. Шериф, вчера вдоволь насмотревшись на страдания дочери, аккуратно присаживается к ней на край кровати. — Я не могу его убить, — продолжает блондинка. — Просто не могу. Шериф сначала молчит, а потом, говоря свою фразу, явно тщательно подбирает слова. И из её глаз тоже сочится слеза. Не понятно: то ли горя, то ли радости. И она говорит очень тихим голосом, совсем не похожим на вчерашний. Этот мягкий и нежный. Именно такой, какой должен быть у матерей, когда они разговаривают с детьми: — В этом мы с тобой похожи.