***
Спустя несколько дней Берен наткнулся на первую значимую и неприятную преграду. Речка, с которой он уже свыкся и даже породнился, вливалась в мощную и полноводную реку, которую ослабленному человеку переплыть было почти невозможно. То ли эльфы умели ходить по воде, то ли прятали где-то лодки, то ли совсем не выходили за пределы надёжной ограды… …но Берену совсем не нравилось ни одно из предположений. — Я всё равно не знаю, куда идти, — буркнул он. — Одна река или другая — всё равно, куда-нибудь да выведет. Решив так, Берен бодро зашагал вдоль шумных вод против течения, на ходу обирая блестящие красные ягоды с низких кустов. Название этой мощной реки он позабыл, да и как удержишь тягучие эльфийские слова в голове! ..***
— Орочье дерьмо! — веско высказал своё впечатление открывшимся видом Берен. Нет, лесной вид был всё так же прекрасен, а воздух — свеж, но… Река двоилась: по-прежнему тяжёлый и сильный поток стремился неизменно прямо, а вбок отбегала неширокая, но ледяная и глубокая речушка. Преграждая путь славному сыну людей. Дна было не видно; Берен мрачно передёрнул плечами и решил, что там может быть всё, что угодно: от мягкого песка и обкатанных камней до острых обломков скал. И течение сильное: не заметишь, как снесёт в полноводную широкую реку. Ходить кругами не хотелось, но не мог же проклятый Тингол огородиться водой со всех сторон! А, значит, куда-нибудь да выведет…***
— Горы! — исступлённо выдохнул Берен, нервно поправляя лямки походной сумки. Лес был настолько плотный, что скрывал видимость до тех пор, пока Берен не шагнул за его пределы. На равнине сын людей чувствовал себя неуютно, а теперь, когда полуденная тень от гор лежала под его ногами, стало ещё хуже. — Опять горы! И будь я проклят, если они мне незнакомы! Но на этом перевале не таится зло, а там… будь, что будет. — Ничего не будет, — ласково посулил чей-то суровый голос. — С лазутчиками разговор короток, и твоё счастье, что ты не орк, иначе с полсотни стрел украсили бы твою грязную тушку! Пока лилась эта возвышенная речь, из-за каждого крупного камня высунулось по грозному эльфу. Доброжелательностью их прекрасные лица не лучились. — Я к Финроду Фелагунду! — взревел Берен и, с трудом стянув кольцо с пальца, высоко вскинул руку с ним. — Тебе уже дважды повезло, — бесстрастно отметил всё тот же голос. — Мои воины стреляют в ответ на любое резкое движение. А ещё ты совершил грубую ошибку. — Я друг Финрода Фелагунда! — старательно проорал Берен, чеканя каждое слово. — Ты бы ещё в Дориате Финрода поискал, — сочувственно отозвался эльф, — взять лазутчика!***
Сопротивляться на всём пути Берен и не пытался. Слышал, что Нарготронд — королевство тайное, сокрытое от чужих глаз, и вход в него ведом только эльфам. Оттого и глаза завязали, и нож отобрали и… ещё один нож, засапожный, и сумку вежливо несли за него. Заметили и вытащили даже иголку, заботливыми ручками Лютиэн воткнутую в воротник «на всякий случай». Бесконечный подъём безумно утомил, а эльфы дышали ровно и шагали всё так же легко. Ещё и переговаривались спокойно на своём языке. Кольцо тоже забрали. Вернее, при первой же настойчивой просьбе Берен поспешил отдать его сам: слишком хорошо знал, каким способом можно отнять это злосчастное кольцо. За сохранность самой дорогой вещи, принадлежащей ему (Сильмарил не в счёт, это в будущем), Берен не беспокоился. Общеизвестно: эльфы честны и чужого брать не станут. Отдадут Фелагунду перед встречей с сыном славного Барахира. — Вор и лазутчик, как к тебе попало кольцо с гербом Финарфина? — Кажется, это был всё тот же неуёмный эльф-командир, который допрашивал его у перевала. В голосе сквозило открытое недоверие и выделялось нескрываемое презрение. — Дважды ошиблись, — по возможности ровно и сдержанно ответил Берен. Эльфы были на редкость аккуратными проводниками: под ноги ни разу не подвернулся камень, а обо всех уступах коротко предупреждали заранее. Не стоило подвергать их любезность испытаниям… — Ты лжёшь. А кольцо подлинное, в этом я уверен. Ни одна подделка, даже выполненная моими сородичами или искусными мастерами гномов, неспособна передать и отдалённого облика драгоценности из-за Моря. Часть речи Берен не понял, но суть уловил предельно ясно. Открыто выражать своё недовольство он разумно не стал: терпение эльфов не безгранично, с них станется оставить его, не знающего дороги, прямо здесь. И бесшумно уйти. Хотя, он уже глубоко проник в их тайное королевство, могут и убить… — Вор и лазутчик! — вновь торжественно провозгласил эльф. — Берен, — криво усмехнулся сын людей. — Что? — Судя по ответу, командир явно был недоволен тем, что его перебили. — Берен, сын Барахира, — терпеливо разъяснил ведомый герой, задыхаясь от очередной невероятно длинной лестницы. — На редкость неблагозвучное имя, — спокойно ответил эльф. — Оно мне ни к чему, назовёшься перед королём. — Король знает меня! — гордо закашлялся Берен, и эльфы нехотя остановились, крепко держа пленника за руки. — Я в этом сомневаюсь, — лучезарно улыбнулся командир. К счастью, этой улыбки Берен, по ясным причинам, видеть не мог.***
Вскоре (как показалось Берену, спустя вечность), пыль и камни горных троп под ногами сменились на гладкие мощёные дороги. Но облегчения это не принесло: лестницы стали более скользкими. Только дышалось несоизмеримо легче, несмотря на то, что шли всё же по городу. Тихий звон, мягкие и счастливые голоса, музыка сменялись грохотом кузниц; чеканный шаг стражи — плеском фонтанов, благоговейная тишина — плавным говором… Судя по эху, они вступили в здание. Должно быть, во дворец — куда же ещё могут отвести посланника с вестью для короля? Эльфы в четыре руки услужливо подтолкнули Берена вперёд и захлопнули тяжёлые двери за ним. Руки на мгновение оставили свободными, и сын людей быстро стянул с глаз намокшую от пота повязку и с наслаждением вытер ей лоб. Только после этого он огляделся. Берен успел отметить дивной красоты резной трон, сосредоточенное, на редкость благонравное лицо государя, и уже собирался грянуться на колени и начинать свою повесть, полную бед, но его искренний порыв на редкость слаженно осуществили стражники. То есть, довольно грубо рванули за руки и мощным отработанным нажимом на плечи заставили рухнуть на мраморный пол. Тяжёлая ладонь властно легла на затылок, и Берен послушно уткнулся носом в пол, изучая изысканные прожилки на плитах. Не время и не место было для показа гордыни и несгибаемого духа. Командир сторожевых постов изящно обрисовал причины, по которым «этот нечистоплотный смертный с не менее грязными намерениями портит досуг государя и оскорбляет королевский взгляд». И ни разу не запнулся, не перевёл дух во время длинной фразы, видимо, привычен… Конечно, Берен, не усмиряя более ярость, дёрнулся и попытался вскинуться, но суровая хватка воинов была крепка. Ещё и встряхнули, умело выворачивая суставы. Да, уважение к радушному и благородному государю медленно меркло. — Ты не доложил, отчего этот лазутчик, по твоему выражению, ещё жив. Насколько мне известно, твои воины стреляют без предупреждения… — Голос короля был глубок и чист, а в его речи внимательный слушатель уловил бы искренний интерес. — Да, государь, но не по смертным. Они не ведают, что творят и на какую тайну посягают, — пламенно ответил эльф. — Хватило бы доброго напутствия идти в обратную сторону, намёка на эльфийскую магию и предупреждения… почему он здесь? Человек ещё мог бы жить, а теперь, если даже он оправдается, его не выпустят из города, — спокойно пояснил король. Берен собрался было от всей души высказать свои мысли, не подавляя их и не стесняясь в выражениях, но командир торопливо опередил его: — Потому что он назвал имя Финрода и хвастался кольцом Финарфина. Тишина оглушала. Эльфы замерли, ожидая ответа государя; Берен был близок к тому, чтобы последним усилием раскидать стражей и рвануть к подножию трона. — Что же, — странно изменившимся голосом протянул король, — пусть он сам и… расскажет всё. Дай мне кольцо. Говори, человек. — Я твой друг! — завопил Берен, вскидывая голову и сверля короля пронзительным взглядом. Эльфы нервно заломили руки пленному. — Ты знал моего отца, государь! Он спас тебя и твоё войско тогда, когда сами небеса излились пламенем на врагов Тёмного владыки! — Тише, — поморщился король. — Я разрешил тебе говорить, но не оглушать моих подданных. — Ты обещал оплатить долг, и залог твоего слова — кольцо, что держишь ты в руках! Не говори, что оно незнакомо тебе: даже твой слуга признал знак высокого рода Финарфина! — Это не моё кольцо, — мягко проговорил король. — И мы собрались здесь не для того, чтобы слушать повесть о твоих злоключениях. Ответь, что искал ты у подножия гор, скрывающих мой город? — Помощи, — с усилием затолкав все гневные речи обратно в глотку, прямо высказал Берен. — Какой? — с раздражением повысил голос король. — Ты не посыльный и не гонец — да ты даже не эльф! — Удивительно, что ты не помнишь моего отца. Я Берен, сын Барахира, и я думал, что честь и долг — не пустые слова для эльфов. Я шёл из Дориата, — глухо начал Берен. — Этот скорбный на голову и у Тингола успел отметиться? Я поражаюсь выдержке владыки Менегрота, — удивлённо проговорил король. — Твой путь, бесспорно, отмечен великими подвигами, — усмехнулся он, — но скажи мне, откуда у тебя кольцо? — Ты подарил его моему отцу, — горько бросил Берен, опустив голову. — Я не знаю твоего отца, — устало повторил король. — Но мой отец знает тебя! И он говорил, что, случись беда, я и мои потомки всегда получат помощь в Нарготронде! — язвительно крикнул Берен. — И шёл бы ты в Нарготронд, раз нуждаешься в помощи! — Так я не пришёл, меня притащили! — гневно дёрнулся Берен. — И так будет с каждым, кто посягнёт на тайну Гондолина! — торжественно воскликнул государь. — К-какого Гондолина? — закашлялся сын людей. Король изящным отточенным движением запустил пальцы в пряди волос, прикрывая лицо. — Я Тургон, сын Финголфина, правитель Гондолина, сокрытого в скалах от происков врага и от таких, как ты, — медленно и спокойно проговорил король, опуская руку. — А теперь повтори ещё раз: что ты искал здесь? — Так я… в Нарготронд шёл… там Финрод правит, мне отец рассказывал… а ты, выходит, не Финрод? — растерянно пробормотал Берен. — Странных знакомых заводит мой родственник, если ты не лжёшь, — отметил Тургон и вздохнул. Поверить в это было сложно. — Отведите его в подземелья. А я пошлю весть Финроду…***
Финрод приехал один, долго уговаривал обиженного Берена выйти из-за решётки, ушёл с ним в отдельные покои едва ли не в обнимку, вышел с печатью грусти на челе и проникновенно попросил войско. Тургон ответил, что лучше бы он думал не о войске, а о том, что делать с этим смертным. — Мы пойдём к Морготу, — просто ответил Финрод. — «Мы» — это ты и он? Мне оплакивать гибель ещё одного наследника Финвэ? К слову, я его никуда не отпущу. Тайна Гондолина дорога мне, — честно сказал Тургон. — Я не спрашиваю, зачем тебе идти к Врагу, но знаю, что твоё стремление сложить голову за смертных уже достигло предела. — Передай это Ородрету. — Финрод стащил с головы венец и без сожаления отдал его королю Гондолина. — Я более не правитель Нарготронда и, выходит, не отвечаю за судьбу королевства. Я пойду с Береном и… — И умрёшь в мучениях. Твой человек Морготу без надобности, а ты… Не думаю, что ты повторишь горькую, но полную славы судьбу моего отца. Моргот уязвлён и зол. Его месть за позорные раны будет ужасна. Она потрясёт воспрянувших после смелого деяния Финголфина. Враг совершил ряд побед, но не отомстил лично ни одному из потомков Финвэ за храбрость их родственника. Стоит ему узнать, кто ты, и… боюсь, доля Маэдроса покажется тебе лёгкой. — Пусть так, — спокойно ответил Фелагунд. — У меня был долг, и теперь потребовали его возвращения. Выбора нет. Твоя армия не вступит в бой. Мои люди будут сметены яростью Моргота. Я пойду один. С ним. — Я не отпущу его, — предельно чётко повторил Тургон. — Люди слабы. Поверь, стоит Морготу сломить его нестойкий дух, и перед входом в моё тайное королевство будут стоять все силы Тьмы. Боль, золото или страх заставят этого человека открыть всё, что он знает. А ему ведомо многое. Он был у самого подножия этих гор. — Может, ты и меня никуда не отпустишь? — яростно прошептал Финрод. — Я тоже знаю, где вход в священный для тебя Гондолин! Что, если пытки Моргота заставят и меня открыть это? — Я не вправе распоряжаться твоей судьбой и не в силах изменить твоё безумное решение. Найдёшь способ, как выбраться вам обоим — ступайте. Знай, я буду скорбеть о тебе. Но помочь вам ничем не смогу. Ни словом, ни советом, ни действием, — горько ответил Тургон.***
— Государь, орлы! Прошло несколько дней после приезда Финрода. К Тургону вбежал один из стражников, смятённый и удивлённый: воистину, тайного королевства коснулись странные события! — Сколько? — вскинулся король Гондолина, подавляя дурные предчувствия. — Двое, — выдохнул эльф, — сидят на перилах балкона, хвала Эру и нашим мастерам, что перила крепкие! Но вмятины будут… — На всё воля Валар, — печально проговорил король. — Кто я, чтобы идти против судьбы? Позови Фелагунда и… этого смертного. Я пожелаю им удачи. «Которая, безусловно, не поможет, что бы они ни замышляли», — про себя закончил Тургон.***
Это было с почётом занесено в историю, а в памяти каждого чтящего род Финвэ осталось ярким примером посрамления Моргота и его злобных помыслов! Орлы донесли славного Берена и верного Финрода до самых ворот чёрной крепости Моргота, и Финрод искусно накинул личины отвратительных орков на себя и на своего спутника. Минуя мрачные коридоры и тёмные подземелья, отважные искатели вступили в извергающее тьму и злобу сердце Ангбанда. И перед самым входом сбросил с себя облик прислужника Зла Финрод, и ворвался в зал, где лелеял свои замыслы Моргот, и запел. Ибо нет силы сокрушительней, чем мощь слова и… красота. Ослеплённый своими чёрными мыслями, Моргот принял владыку Нарготронда за девушку, прекрасней которой нет и не было. Возжелав этот хрупкий цветок, Враг не стал убивать отважного Финрода, но с гадкой усмешкой вслушался в песню. Финрод мудро выбрал песню о силе любви и о долгом пути, а не о чудесах Валинора и не о падении оков тьмы. И столь великая мощь была заключена в словах и переливах этой песни, столь искренней и чистой она была, что стала клониться голова Врага, и погрузился он в тяжкий сон. Видимо, сам Манвэ сквозь завесу Ангбанда вложил и толику силы своей песни в уста Финрода. Одно неизвестно: как был извлечён Сильмарил из короны Моргота. А если бы и было известно, не пристало говорить о том, ибо столь непосильным был этот труд, что Берен, порезавшийся не раз и не два, не выбирал слова для выражения своей ярости. Говорят, и два других Камня хотел извлечь Берен, не веря в честность Тингола, но Финрод благоразумно уберёг своего спутника от этого: ругательства оскорбляют слух Светлых владык, и не стоило лишать себя их заступничества… Спешно накинув обличия отвратительных тварей, герои бросились бежать, и Сильмарил горел лишь для них двоих, прорезая белым пламенем мрак оплота Зла. И орлы взмыли с ним к звёздам, пронзая завесу злобы, и ветер омыл лица героев, сдувая пепел Ангбанда, и…***
Казалось бы, ненамного сбился путь Берена. Пойди он другим берегом реки, всё было бы иначе. Такие мелочи и меняют великую историю… …Кстати, Келегорм и Куруфин искренне возненавидели род Финарфина и за безобразную драку в обеденном зале были изгнаны из Нарготронда. А Лютиэн, уже замышлявшая побег, спустилась с ветвей трёхствольного бука прямо в горячие объятия Берена. Всё было хорошо. Один только Тургон долго не мог поверить в исход этого безумия… …Но ведь не сбылось ещё множество пророчеств, и кто знает, как теперь повернётся история Арды?..