Шарлотта Миринг поежилась, сильнее натягивая за плечики пиджак и зацепляя пальцами рукава. В помещении было холодно, оттого неуютно. Осень и проблема с системой теплоснабжения военной базы, где расположены гостьи с другой планеты, не самые сочетаемые элементы. Через решетки напольного обогревателя шел теплый воздух, но деловой костюм не обладал качествами пуховика. Чертов официально-деловой стиль. На рабочем столе, на котором были аккуратно разложены по папкам документы, стояла стопка трех вложенных друг в друга чашек выпитого кофе. Ручку четвертой сжимал тонкий худой палец с коротко остриженным ногтем. Оставшаяся на дне чашки с разводами по бокам холодная жидкость не впечатляла. Напиток остыл. Шарлотта поставила чашку на стол, сдвигая ноги и сутуля спину. Она бы попросила секретаршу принести горячий шоколад, чтобы вдохнуть душистый запах ванили, корицы и растопленного плиточного шоколада, взбитого до состояния пены, но кофе бодрил… до определенного момента. Его горько-сладкий вкус застоялся во рту, каплями на кончике языка, тонкой пленкой на небе. Миринг уже не могла пересилить себя, чтобы прикончить четвертую порцию, а веки все равно наливались свинцом. Она уже не помнила, когда кофе перестал прогонять назойливую сонливость. Женщина всерьез подумывала о принятии внутрь энергетика. Как-то полковник Леннокс, заметив ее удручающий вид, посоветовал послушать тяжелую музыку, а секретарша норовила принести подушку, чтобы в один прекрасный миг подложить ее под голову железной леди. Наверняка ведь принесла на базу и спрятала. Девчонка всё талдычила, что начальнице в кои-то веки нужно отоспаться, если не проспать целый день. Но у сонливости была другая грань — бессонница. Глаза краснели, щипли. Ей хотелось спать ночью, ей хотелось спать днем, ей хотелось спать в любое время суток. Но она не могла взять отпускной, потому что бесчисленные проверки, правительственные делегации, визиты самых разных общественных организаций и физических лиц не кончались ни днем, ни ночью. Миринг приходилось надеяться, что когда-нибудь интерес общественности к базе пойдет на спад, и волна утихнет, и тучи развеются. Но поток не иссякал в отличие от моральных сил женщины. Шарлотта давно начала жалеть, что их объект не являлся секретным. Чудо, что выдалась кратковременная передышка сейчас. Слишком много тяжести в виде ответственности лежало на женских плечах: исследовательские лаборатории, в которых проектируется и разрабатывается оружие, полигоны, где это оружие проходит испытание и доработку, аэродром базы с взлетно-посадочной полосой, строения с размещенными регулярными войсками военно-воздушных сил, военно-морского флота и сухопутных войск, здесь же производится захоронение производственных отходов. Лабораторный комплекс, хозяйственный блок, комплекс физических институтов, склад оборудования и спецтехники. И просто огромная площадь в несколько тысяч гектаров. В лабиринтах ангаров и корпусов тяжело было не заплутать. А Миринг была чертовски исполнительной и требовательной как к остальным, так и к себе. Что она только не перепробовала по совету знакомых, чтобы без боли сомкнуть тяжелые веки и найти во сне покой: купила чертов аквариум, в котором в конце концов чуть не сдохли все рыбки из-за загруженности работой хозяйки и который несостоявшаяся владелица отнесла в кабинет для дополнительной заботы секретарше; приобрела диск с домашними видеоуроками йоги и медитации, но занятия не производили должного впечатления, а мысли, как молекулы, жили в бесконечном движении; на утренние пробежки не хватало ни сил, ни времени, ни желания, а контрастный душ не пробуждал ни дух, ни тело.
Жители незнакомой планеты Пангея обрушились на землян как снег на голову. Однако лидер одного из племени, дружелюбного по отношению к людям, Оптимус Прайм на прошедших переговорах смог уверить обитателей Геи в целесообразности выгодного взаимодействия и взамен на кров и, если угодно, сотрудничество во многих сферах деятельности, готов был предоставить безопасность и выступить гарантом защиты от другого враждебного племени.
Их называли наги. Нагами оказались змееподобные существа, верхняя часть туловища которых имела человеческий облик, а нижняя — змеиный волочащийся по земле хвост, толстый у основания и постепенно сужающийся к концу. По сути пришельцы напоминали русалов без плавников. И почти у каждого на голове находились выросты, напоминающие рога.
Они состояли из техноорганики: отмечалось удивительное сочетание металлических кристаллов сзади со светлым кожным покровом спереди. Их тело покрывал металл внеземного происхождения в виде сетчатых чешуек, наростами защищавший участки кожи в области задней части головы, шеи, спины, распространяясь на длинный с многочисленными хвостовыми позвонками хвост; очень гибкий, прочный и пластичный. Их броня была настолько крепкой, что даже бронебойные пули не способны были пробиться сквозь толщу металлических пластин. Они были идеальными природными убийцами: холоднокровные, сильные, быстрые, ловкие, проворные. Металл, казалось, мог передвигаться, например, на ладони и тогда они легко завязывали в узел танковую пушку. Их сенсорные системы были признаны высокоразвитыми. Термолокаторы легко распознавали источник теплового излучения, острое зрение и тонкий слух позволяли прекрасно ориентироваться в темноте, воспринимать весь цветовой спектр и улавливать акустические колебания, неслышимые человеком, а чуткое обоняние распространялось на приличные расстояния. Они плавали и лазали. Некоторые из них являлись водяными — хотя у всех отмечались перепонки между пальцами — наличие жаберных щелей которых позволяло спускаться на глубину, другие — летающими, прячущими крылья за костяные пластины спины. Были и те, кто менял окраску и рисунок тела. Впечатляли и полые верхнечелюстные зубы, выделяющиеся среди других, снабженные внутренним каналом, по которому во время укуса проникал яд. Существа обладали коммуникативными навыками и собственным языком, которому не спешили учить людское население, ссылаясь на не доступные для воспроизведения людей звуки. Громкое и игривое, например, подрастающее поколение издавало странные трели, словно обсуждая прохожих между собой: стрекочущие, журчащие. Ученые считали, что если они и согласятся на обучение своему языку, наги намеренно исказят многие факты. Также существовало мнение, что у пангеанцев, вероятно, имелась ментальная связь. Их высокоорганизованное общество во многом повторяло наше. Они легко обучались и быстро адаптировались к внешним условиям, особенно высокая адаптивность наблюдалась у молодняка. С молодыми особями было нелегко поначалу сладить: шумные и не в меру любопытные, они любили показать зубки, демонстрируя непокорность и желая напугать более слабых созданий, они топорщили пластины, но никак не для нападения. Отучить видеть в людях кусок сочного бифштекса было возложено на старших собратьев, хотя некоторые пришельцы рассматривали людей слишком жалкими, чтобы ими полакомиться — например, словно аспид, раздвигавший капюшон на шее Мираж. Впрочем, сами земляне оказались более чем заинтересованы в этом: слово Оптимуса было для нагов нерушимым, но никакая страховка не покроет ущерб, нанесенный гостями, которые вели себя, как хозяева.
Полковник Леннокс, чьей главной обязанностью являлась тренировка новобранцев, выработал вместе с Айронхайдом — самым массивным и мускулистым черно-красным нагом, а также влиятельным и воинственным из всех — учебную программу по совместным боевым подготовкам. Уильям ничуть не боялся оскалов и шипений в свой адрес, которые были похожи на звучание погремка гремучей змеи. Потому что стоило произнести заветное слово, состоявшее из имени их главного военного наставника, как молодежь успокаивалась и прекращала приставать к трясущимся человеческим солдатам — своим напарникам по боевым операциям в будущем — так что скоро юные наги зауважали полковника.
Возможно, поскольку старшее поколение лучше подавляло свои врожденные инстинкты, Леннокс быстрее всего нашел общий язык с легендарным воином Айронхайдом, чье бронированное жесткое покрытие испещряли глубокие шрамы. У каждого из них была своя социальная роль, имелись даже лекари — Рэтчет с красно-белой расцветкой по телу, казалось, имел рентгеновское зрение: настолько пристально он смотрел на всех. Говорили, что его слюна также была обеззараживающей. Серебристый Джаз, змей поменьше, полюбивший земную культуру с ее танцами, песнями, ежедневно заигрывал с бледнеющими солдатами, то играя в прятки-салки, то, сцапав какого-нибудь мычащего со страху салагу, начиная вылизывать со всеми потрохами. А детеныш Бамблби, самый невысокий представитель, вовсе не отходил от мальчишки Сэма, либо катая его, либо просто сопровождая везде и всегда.
Стоило нагам однажды спуститься на уровень человеческого роста, складывая змеистое тело в упругие кольца, как общение разлилось рекой и пришельцы не казались такими далекими и большими.
Миринг вспомнила, что наги с неохотой делились информацией о себе, вернее делились, но в подробности не любили вдаваться. До сих пор ходили лишь слухи в среде серпентологов о периоде линьки, брачном периоде и пахучих веществах, выделявшими нагами — феромонах.
Совсем немного самок было представлено людям, по этому поводу бытовало мнение, даже теория, что представителей слабого пола наги ревностно охраняли и прятали либо у себя в подземельях, либо оставили дома, снабдив всем необходимым.
Шарлотта положила отяжелевшую голову на стол, соприкасаясь лбом с поверхностью. Все эти многолетняя вражда кланов за ресурсы, династии Праймов, реликтовые артефакты, коррумпированные старейшины тяготили ее. Оптимус в принципе был неплохим малым. Он был вежливым, сдержанным, корректным, тактичным, но женщина не подписывалась на то, чтобы пригреть змею на шее. Она замерзала.
***
Сине-красные чешуйки сверкали, отражая солнечный свет. Крупный наг с заметным окрасом направлялся в сторону строений, где облюбовал место персонал базы: кабинеты пришлось снести и перестроить заново, чтобы в любые помещения могли поместиться и гости. Он бесшумно остановился перед дверью и, кашлянув в кулак, постучал. Прождав время, он хотел было постучать вновь и уже занес кулак, как… передумал, кое-что вспомнив. Опустив ладонь и осторожно провернув дверную ручку, лидер нагов толкнул дверь. И увидел невиданную ранее картину: всегда строгая и грозная Шарлотта Миринг, строившая всех по струнке одним своим голосом, дремала, вытянувшись на столешнице. Взлохмаченные выпущенные из плена резинок волосы раскидались по поверхности стола, где ранее лежали многочисленные бумаги, ныне покоившиеся на полу. Тихо шумел обогреватель.
Все вокруг знали, как бы ни хотела это скрыть Миринг, о ее болезненном и изможденном виде, вселенская усталость которой читалась по впалым щекам, опухшим глазам, бледной коже, плохому аппетиту и начинавшейся депрессии. Она настолько была истощена, что однажды едва не сорвалась на очередной каверзный вопрос журналиста, тогда как раньше отказывалась от комментариев: Оптимус, будучи на конференции, будто бы случайно уронил стакан с водой одного оратора, таким образом направив все внимание на себя, чтобы не допустить взорваться Миринг. И сейчас Прайм молча и тихо развернулся бы и покинул кабинет, если бы точно не знал, как подсказывало ему шестое чувство, что дремота женщины не продлится долго и только усугубит ее положение. Крепкий и здоровой сон стал несбыточной в один момент мечтой. Он дважды учтиво предлагал ей посетить Рэтчета в его сопровождении и без, но железная леди давала непреклонный отказ. Колебаниям Оптимуса настал конец, когда его тревожный взгляд уловил подрагивание Шарлотты и мурашки, покрывшие оголенную кожу: холод стал причиной короткого сна. Выкинув из головы все доклады и отчеты, наг приблизился и аккуратно поднял на руки сонное тело, заблаговременно втянув когти. Деликатность человеческого организма пробуждала в более сильных существах когда-то забытые инстинкты.
Так как снаружи почти никого не было из-за холодных потоков ветра, наг оставил кабинет и, прижав женщину к себе, быстрыми зигзагами направился в свое убежище. Человек в его руках заворочался. И потухшим взглядом посмотрел вверх.
— Прайм, что вы себе позволя…
— Тшшш… - наг, пальцами завернув ворот блузки, несколько раз лизнул участок между шеей и плечом женщины, а затем обнажил клыки и погрузил их в щекотавшую рецепторы запахом кожу.
— Прайм! — человек вскрикнул и дернулся, но хватка была сильней.
Наг моментально убрал клыки, на секунду отстранившись: чужие волосы хлестнули по лицу. Он не хотел царапать нежную кожу, но только так он мог ввести то, что отчасти нужно было Миринг. Прайм стал зализывать укус: с ранки стекала струя крови. Он нередко замечал на себе заинтересованные взгляды, хотя не владел гипнозом василиска, но только любопытный и стыдливый взгляд женщины заставлял его трепетать: взгляд, изучающий рельефные мышцы, плечи, грудь, торс… выемку. И этот… уникальный аромат, из-за которого хотелось оставить обонятельный отпечаток, зафиксировать на теле свой индивидуальный запах в ответ на выделения. Он сводил с ума, от него хотелось звереть и, вцепившись, оплетать тугими кольцами. Прайм знал, что чем нежнее наг становился по отношению к партнеру, тем агрессивнее порой он становился к окружающим.
Она попыталась оттолкнуть, упершись руками в чешуйчатую сухую кожу, но вещество, введенное внутрь, стало действовать, к тому же… она ощутила, как от тела Прайма исходит щедрыми волнами тепло. Наги не говорили, что умеют генерировать тепловое излучение, причем в количествах, которого хватит и на второго партнера. Инстинктивно прильнув и застонав, Шарлотта на грани ускользающего сознания понимала, что напряжение и беспокойство уходят, тело расслабляется, и так хорошо-о. Слабеющей рукой она нащупала выпирающие гребни на голове нага и, зачем-то потянув на себя, отпустила. Оптимус, склонив покорно голову, застыл, а затем мягко коснулся губами лба Шарлотты.
— Так-то лучше…
***
Тяжелые двери ангара открывались раза три, когда то Рэтчет, то Айронхайд, то Проул заглядывали в металлический прямоугольный шатер своего вожака. Но каждый раз они, помолчав, помявшись на пороге, удалялись: Айронхайд молча потряс кулаком у груди в знак поздравления, Рэтчет дал несколько советов, а Проул оставил документацию.
В иногда укачивающих, будто колыбель, плотных кольцах спала Шарлотта, то вытягиваясь, беспардонно спихивая с себя очередной виток, то сворачиваясь в клубок и забираясь поглубже в нору из спиралей длинного хвоста. Прайм иногда щекотал ее ухо и упавшие на глаза прядки раздвоившимся языком, отчего спящая Миринг смеялась и наугад пыталась отмахнуться. Во сне она что-то шептала, что-то про то, что утекло время свадеб и романтики, на что Прайм начинал касаться женщины в знак несогласия, обводя изгибы без страха разбудить, жадно вдыхая аппетитный запах обнаженного тела. Обнаженного, потому что красота достойна наготы и восхищения. Он плавно обвился вокруг, скрывая от нежелательных глаз свою прелесть, свою сокровищницу — жемчуг должен быть в жемчужнице — и мотки его кожи служили ей одеянием. Со стороны могло казаться, что это охотник, забавлявшийся с одурманенной добычей, прежде чем сломать ей кости, задушить и проглотить целиком, но все было иначе: Оптимус считал себя жертвой чарующего обаяния. К моменту пробуждения он обязательно что-нибудь придумает, а пока… пока он наслаждался моментом, понимая, что проснется Миринг еще не скоро, а также понимая то, что человеку просто требовалось сбросить старую кожу, чтобы наконец-то заснуть с играющей улыбкой на губах — улыбкой, которую он любил целовать.
Холодными одинокими ночами тяжело ведь заснуть.
