Один за двоих

Господи, помилуй И наставь раба, Для кого постылой Сделалась судьба. Остуди мне рану Или смерть пошли. Не убьешь - я стану Ужасом Земли. (Грушко П.)

Штормзвейг. 23 августа 974 года Нового Времени. Раннее утро. В распахнутое окно гляжу на пылающую нитку горизонта. В зеленоватом небе облака медленно розовеют, их края делаются пурпурными или желтыми. Только здесь, в междумирье, рассвет может быть столь причудливо многоцветным. Вдыхаю прохладный ночной воздух. Еще не скоро опустится утомительная липкая жара, и эти утренние часы у окна примиряют меня с наступлением очередного бессмысленного дня. - Дан, милый, ты уже проснулся? Лина радостно влетает в комнату, тискает меня, запускает пальцы в волосы на макушке. Все это вызывает во мне глухое раздражение, и хочется послать ее подальше, но я терплю, потому что у меня нет никакого желания снова объясняться с ней. Она всегда умудряется переспорить меня, так зачем же выставлять себя идиотом?! - Закрой окно, дует, - говорит она, но вскакивает и сама бросается к створке. - Нет! - я хватаю ее за руку и оттягиваю от окна. - Не прикасайся ни к чему в моей комнате. Не могу находиться в закрытом пространстве, мне нужен кислород. Лина удивленно моргает. - Ты простудишься, - с обидой обещает она. - Не твоя забота, - огрызаюсь я и возвращаюсь в кровать. Она пожимает плечами и тут же, будто ничего не случилось, заводит новый разговор: - Чего бы тебе хотелось на завтрак? Я специально встала пораньше, чтобы побаловать моего мальчика. - Все равно, - отворачиваюсь к окну, там из-за горизонта показался край солнечного диска. - Ну, тогда поджарю хлебцы и намажу абрикосовым джемом, как ты любишь, - говорит Лина. Так и не дождавшись ответа, она выходит. У меня есть полчаса одиночества и покоя. Откидываюсь на подушку и прикрываю глаза, сквозь смеженные веки проникает розовый свет, мне на короткий миг становится... терпимо. Отступают бессонница, глухая тоска, нытье в груди. Наступающий день должен чем-то отличаться от других, от целой вереницы пыльных жарких дней в междумирье, где давно прекратились бои и начались переговоры. - Дан, спускайся завтракать, - кричит Лина. Не выйти нельзя — придет сама и опять будет зудеть про полезность завтрака для моего драгоценного здоровья. Натянув джинсы и майку, спускаюсь. Лина суетится у стола. Самая красивая девушка в Штормзвейге, дочь лидера Умано, отважная и умная. Перекинув за спину каштановую косу, в шелковом халатике, она ни на секунду не останавливается, порхая по большой кухне. Когда-то я до смерти влюбился в нее, увидев в штабе командора Рагварна. - Дан, милый, а у нас гости, - подняв на меня взгляд, улыбнулась Лина, она любит гостей. Ларсен и Оскар, мои бывшие бойцы, а нынче просто приятели, уже расположились за столом и жадно поглядывают на жареные хлебцы с джемом и клубникой. Оба поднялись мне навстречу, крепко пожали руку. - Давно не виделись, Дан. - Мы только из штаба и сразу к вам, услышали новость... все просто ошеломлены! Не понимая, о чем речь, я посмотрел на Лину. Она широко улыбнулась. - Садитесь скорее за стол, горячий шоколад уже готов. Ребята уселись и отдали дань стряпне Лины, болтая о новостях в штабе, о жарких схватках в Ходхольме, куда их забросила судьба после расформирования моего отряда. Оскар женился, Ларсен купил поместье в пригороде Оримы — столицы империи. - А как ты, Дан? - спросил Оскар, когда мы вышли в сад покурить. - Как обычно, - пожал плечами я. - Отпустило? - Что отпустило? Оскар наморщил лоб. - Я про Корда. - Отпустило. Он улыбнулся одними губами, а я отвернулся. Чего им всем надо? Какая им разница? Неужели думают, что расплачусь и стану изливать им душу? Расскажу, как меня тошнит от междумирья и от назойливой заботы Лины и ее семейства? Расскажу, как уже год ничего не хочу, ничего не делаю, почти не ем, почти не сплю? Как мне не хватает тебя? Неужели они думают, что хоть чуть-чуть меня понимают? На улице переполох: говор, свист, какие-то крики. Жара навалилась, как обычно, в одно мгновение, дышать стало тяжело. Но извилистая улица полна народу, над заборами повисли шелковые ленты и поднялись разноцветные шары. Что-то не припомню, чтобы сегодня был праздник. Но, может, в Штормзвейге какое-то местное торжество, а значит, покоя не будет не только днем, но и ночью. Когда Оскар и Ларсен уходят, Лина тянет меня на диван в гостиной, где усаживается, не выпуская из цепких рук. Ее горячее дыхание щекочет шею. - Я так довольна, Дан. Наконец-то наша работа увенчалась успехом, - шепчет на ухо Лина, - вечером прибудет посольство нарьягов, а завтра будет подписан договор о столетнем мире между нашими народами. - Что?! У меня темнеет в глазах. - Договор о мире? - Ну да, война закончилась, и завтра будет подписано соглашение о мире. Ты же всегда этого хотел, Дан! - Разве я когда-то об этом говорил? - Но я думала, что ты... - растерянно говорит Лина, - ты должен быть рад, что война, унесшая столько жизней, закончилась... Она думала!!! - Она не закончилась! - вырвавшись из ее объятий, отвечаю я. - Не может быть мира с этими тварями, они вцепятся вам в глотку, едва вы отвернетесь! - Дан, все не так! - говорит Лина. - Нарьяги не станут нападать на своих партнеров, мы заключим торговый договор, который принесет и нам, и Нарголле большую прибыль. Торговая федерация одобрила проект и дала согласие... Я молчу, что я могу сказать ей? Лина — дипломат, а не воин, но как Рагварн допустил подобный поворот дела? Сейчас, в двух шагах от победы, отдать все завоевания врагу и заключить с ним мир! - Командор Рагварн прибыл вчера из штаба, - сообщает Лина, - и будет присутствовать при встрече посольства, после чего войска покинут междумирье. Она снова обвивает руками мою шею, а кажется, что меня душат две змеи сразу. - Дан, ну чем ты опять недоволен? Только не говори, что хочешь вернуться в Ориму! Иногда я даже рада, что ты ослушался приказа... Лина целует меня в губы, пытаясь повалить на спину. Она хочет, чтобы я разделил с ней ее триумф. - Послушай, давай в другой раз, - выворачиваюсь я, - у тебя наверняка много дел, а мне пора на пробежку. - Конечно, милый, - охотно соглашается Лина и поправляет прическу, - я первая в душ. Бегу. Бегу по тропинке среди знакомых холмов, и жаркий воздух раздирает грудь. Если б можно было убежать от памяти. Вон там, слева у леса, знакомый сторожевой пост - поднятая на сваях будка среди моря разнотравья. Здесь я в последний раз видел тебя живым... Падаю в траву с бешено бьющимся сердцем, рву руками толстые, с острыми краями стебли, скрипя зубами от злости. Мир с нарьягами! Неужели кто-то уверен, что он возможен?! Это дикие звери, единственная сила которых в обладании реликтовой магией. Обитатели странного темного мирка, донельзя чужого; у них общинный строй, где пещерный шаман приравнен к богу, а высшей доблестью считается растерзать врага живьем, как можно дольше не давая ему умереть. Что культурные штормзвейгцы могут предложить человекообразным хищникам и что получат взамен? Почему никто не видит очевидного?! Рагварн не имеет права выводить войска из-под Нарголлы. Травы шумят, на бреющем полете промчалась какая-то птаха, поднимаюсь и направляюсь к сторожевому посту. Кто-то машет мне из окна, и на мгновение кажется... нет, не может быть! Каска мелькнула и исчезла. Останавливаюсь, глядя вдаль. Там, в чаще леса, проход в Нарголлу, слабо защищенный магнитным полем. Шорох за спиной, обернулся — пусто. Как глупо! Тебя нет... я — никто, и больше ничего не могу изменить. Впрочем, и тогда не мог, ты мне сразу это сказал. И снова твой голос звучит в шелесте трав. - Зачем ты ушел, Дан? - ты стоял вполоборота и не смотрел мне в глаза. - Тебе нужен мой ответ? - Нет, я слишком хорошо тебя знаю. Ты поступил по совести, но не по уму. - Ты пришел читать мне мораль, Корд? - засмеялся я. Ты пожал плечами: - Нет, я принес приказ командования вернуться и сдать табельное оружие. - Вот как?! - А чего ты хотел, Дан? - обернулся ты, черные глаза метнули молнии, - ты не просто ушел сам на вражескую территорию, нарушив приказ командора Рагварна, но и увел с собой отряд: тридцать бойцов с полными боекомплектами. Думал, тебя за это по головке погладят? - А ты! - заорал я. – Ты сидел в штабе, когда здесь убивали, и молчал, когда Рагварн решил повременить с десантированием! - Дан! Я сел на траву, положив на колени винтовку. - Ты всегда учил меня быть честным, Корд, - проговорил я, - скажи, разве на моем месте ты сделал бы по-другому? - Да, - кивнул ты, - ты отвечаешь за свою группу и обязан был подождать разведданных. - Но здесь убивали, убивают, ты понимаешь это? - Конечно. В тот момент мы оба вспомнили наших родителей. Они были военными хирургами, однажды в палатку госпиталя попал снаряд, мне было тогда десять, тебе — восемнадцать. - Я не хочу, чтобы с ней было так же! - сжав кулаки, выкрикнул я. Ты улыбнулся, взгляд стал теплым и заинтересованным. - Тебе понравилась Лина? Красивая девушка, вот только думать командир отряда должен головой, а не другим местом... - Ну хватит уже! - вспылил я. - Даже если с меня сдерут погоны и отправят к шустам драить палубы миноносцев, я не уйду отсюда до прихода Рагварна. Это мой долг перед самим собой! Ты усмехнулся над моей пламенной речью. Мой уход станет причиной не только моих, но и твоих неприятностей – у знаменитого Корда Райта, Стального Сокола, как тебя называют, младший брат — предатель. - Надеюсь, тебя не расстреляют за развязывание войны, - холодно промолвил ты, устремляя взгляд вдаль. Да что ты там выглядываешь в этом проклятущем лесу? - Главное, я смогу защитить местное население, - хмыкнул я, пытаясь вспомнить свод законов и найти хоть какую-нибудь зацепку, утереть нос тебе, всезнайке, - в районе боевых действий командир свободной боевой единицы имеет право действовать согласно обстоятельствам. - Ты не все знаешь, Дан, - устало сказал ты, - мы должны собрать больше данных перед тем, как бросать сюда войска. Местное население... Грохот далекого взрыва похож на раскат грома. Сердце подпрыгнуло, отбивая чечетку о ребра. - В городе! Я вскочил, перехватывая винтовку удобнее. - Корд... - Иди! - велел ты. - В боевой обстановке командир отряда действует согласно обстоятельствам. Я останусь здесь, на сторожевом посту. - Здесь? Ты улыбнулся, от темных строгих глаз разбежались лучики морщинок. - У меня полный магазин и две светошумовухи... Дан! - Что? - я обернулся уже на бегу. - Не геройствуй, продержитесь немного - Рагварн уже на подходе. Я вскинул руку и побежал. В Штормзвейге горели дома и склады с припасами. Когда я добрался до своих, поднялся ветер такой силы, что мог содрать мясо с костей, и я увидел нарьягов. Длинные костлявые фигуры, обвешанные всякой всячиной: бусами, кожаными лентами, металлическими кольцами; из одежды лишь порты и безрукавки, ногти намазаны чем-то алым - отвратительное зрелище! Я разделил бойцов на пятерки и раздал приказы. - Заходим сзади. Оскар, светошумовуху, идем по сканеру. Странная магия расщепляла наши пули, у меня расплавился в руках подаренный тобой цехимский нож. Но я лично сломал в том бою две длинные шеи, остальных взяли в плен, тщательно изолировав от мирного населения. Рагварн вломился в Штормзвейг в разгар боя, имперский десант гнал нарьягов до того самого поста, где остался ты. Я потерял четверых убитыми, трое были взяты в плен, в том числе и ты. Рагварн при всем строе сорвал с моего кителя золотые нашивки и разжаловал в рядовые. Когда начались переговоры об обмене пленными, ты уже был мертв. Возвращаюсь домой по украшенным к празднику улицам, лица людей так и расплываются в улыбки, от разноцветных шаров рябит в глазах. - Дан, здорово! – приветствуют меня ребята из патруля, - заходи вечерком в «Баллабуа», отметим. Киваю и поспешно прохожу мимо. Дома Лина и ее родители радостно встречают меня, а я шарахаюсь от них, как от чумы, ухожу к себе и запираю дверь на защелку. Сейчас будут ломиться. Так и есть. - Дан, милый, ты здоров? Зарываюсь лицом в подушку - я не могу больше сегодня никого видеть, зажимаю уши, чтобы не слушать глухие удары в дверь и обеспокоенные голоса. Солнце за окном палит ужасно, не спасает даже сад. Хоть капельку, хоть глоток свежести и тишины! В детстве я любил солнце, а тебе нравился дождь. Я не мог понять, как можно любить слякотную хмарь вместо неба и мир, разукрашенный во все оттенки серого. Теперь я пресыщен солнцем, миром, спокойной и размеренной жизнью, а в Ориме сейчас дожди стучат по крыше нашего старого дома, по подоконнику твоей комнаты, где мальчишками мы умещались вдвоем. Наконец меня решают оставить в покое, наступает тишина, глаза слипаются, и я погружаюсь в тягостный сон. Просыпаюсь на закате, комната, постель — все будто в крови. Кровь солнца разлита по миру, где предательство и глупость всегда идут рука об руку. Лина сидит на краешке, с тревогой заглядывая мне в лицо. - Как ты вошла? - Перепилила защелку ножовкой. Ты спал, как убитый, и ты все-таки заболел, горишь весь. Неужели? Голова действительно раскалывается, горло будто выдраили скребком. - Посольство прибывает через час, а я боюсь оставить тебя одного. - Я пойду с тобой, - приподнявшись на локте, объявляю я. Лина глядит на меня, как когда-то мама — с искренней уверенностью, что только ее ласка и волшебные примочки смогут спасти мою жизнь. Она прикладывает ладонь к моему лбу и тут же отдергивает. - Я пойду с тобой, - с нажимом повторяю я. - Хорошо. Через час мы стоим на площади, зарево бьет в глаза. Я и сам не понимаю, зачем пришел смотреть на этот балаган. Тишина, ровные колонны имперских войск, командующий здесь, в междумирье, полковник Логерфильд и рядом с ним сам Рагварн, огромный, с густыми седыми бакенбардами. Логерфильд аж зеленеет от злости, что приходится отдать нелюдям завоеванные позиции. Но посмей спорить с командором - лишат заслуг и отправят воевать на самый дальний кордон. В любопытной толпе пронесся вздох - посольство прибыло. Знакомые до рези в глазах тощие фигуры нарьягов, их шаркающая походка, полуприкрытые глаза на костлявых лицах, слышно только бренчание бусин и колечек да какие-то легкие шорохи. Лина сжимает мой локоть, шепчет: - Дан, тебе надо полежать, иди домой. - Где их поселят? - В «Грандкарине», наверное, где всех. Да какая разница? Пойдем домой, ты бледный, как смерть. В последний раз оглядываюсь на Рагварна, который выступил навстречу нарьягам и о чем-то беседует с главным шаманом. Лина тащит меня домой, укладывает в постель и подает какую-то большую твердую таблетку. Я послушно пью гадость, потом беру ее за руку, она замирает, ожидая вопроса. - Лина, ты утром говорила, что договор с нарьягами будет выгоден обеим сторонам. Что вы получали от дикарей в обмен на огнестрельное оружие? Мне показалось, что Лина побледнела. А может, это последний алый луч канул за черту междумирья, и стало темно. - О чем ты, Дан? - Лина, не лги мне! Вы давно торгуете с нарьягами. Что случилось год назад? Вы не выполнили условия сделки и бросились к нам за помощью? - Дан, ты бредишь! - испуганно вскрикивает она. - Ты не понимаешь, что говоришь! Какая торговля? Прижимаю руки к вискам. Ну, и зачем я говорю это ей? Да, я давно догадался, еще тогда, когда мы нашли тела пленных с набитыми свинцовыми пулями животами. - Уходи, Лина. - Дан, послушай... - Убирайся! Она выскакивает за дверь, я впиваюсь зубами в подушку, чтобы умерить ярость. Лина не виновата, вернее, виновата не она одна. Лидер Умано лгал имперцам, чтобы использовать наше оружие и солдат. Не знаю, кого я ненавижу больше: нарьягов, которые замучили тебя, или штормзвейгцев, обманувших меня. - Прекрати, Дан! В кого ты превратился? Поворачиваю голову, ты сидишь в кресле, подставив лицо догорающему закату. Спокойный и безмятежный, будто и не умирал долго и страшно со вспоротыми внутренностями. На губах легкая мечтательная улыбка. Если бы я не знал точно, что ты умер и похоронен, бросился бы к тебе, как маленький мальчик, и схватил в объятья. Закрыл глаза, открыл — ты по-прежнему глядишь в окно, больше не обращая на меня внимания. Меня начинает трясти, видимо, все-таки лихорадка. - Неужели ты спасся, Корд? - хрипло шепчу я. - Не обманывай себя, Дан, конечно же, нет, - отвечаешь ты. - Но почему я тебя вижу? - Наверное, потому что хотел меня увидеть. Я сошел с ума! Когда видения начинают разговаривать — это типичный признак шизофрении, или от жара мутится в голове. - Хватит, брат, - резко оборачиваешься ты, глядишь в упор, сощурившись, - ты хотел спросить совета — спрашивай. Вскакиваю с кровати и оказываюсь возле тебя, у окна. Ветер холодит разгоряченную спину. Мгновение поколебавшись, хватаю тебя за руку: она теплая и вполне похожа на человеческую плоть, погоны на сером кителе мерцают в темноте. Как хочется верить, что это ты, настоящий ты, даже если всего на полчаса вернувшийся из-за незримой грани! - Они заключают мир, завтра, на рассвете. - Все возвращается на круги своя, да? - с усмешкой говоришь ты. - Если бы не я, ничего бы не было... - Возможно, - охотно соглашаешься ты, - а может, и было бы. Тебе не в чем винить себя — ведь ты поступил по совести. - Но не по уму. Я не послушал тебя, когда ты пришел меня предостеречь. Ты знал про договор между нарьягами и Штормзвейгом? - Конечно, ведь в моем распоряжении были разведданные. Судорожный вздох, грудь раздирают рыдания, хочется прижаться к твоему плечу и самозабвенно жаловаться на свою никчемную жизнь, покатившуюся под откос из-за единственной, фатальной ошибки. - Я виноват в твоей смерти. - У тебя мания величия, брат, я не твой подчиненный, - смеешься ты. - Расскажи, как это было, - сдавленно прошу я, усаживаясь на подоконник и дрожа от холода. - Не так страшно, как ты думаешь, - пожимаешь ты плечами, - у меня была капсула пиралгезина. Я почти ничего не чувствовал, хотя до конца находился в сознании. Сейчас, в твоем нынешнем состоянии, тебя, конечно, не волнуют подобные мелочи. Ты отмахиваешься от вопроса, как от надоедливой мухи. - Корд, я устал, - откинув голову, я прикрываю глаза. Мне кажется, тебе надоели мои жалобы, и ты сейчас уйдешь. - Я ничего не могу изменить. - А ты хотел бы изменить что-то? - заинтересованно спрашиваешь ты. - Если бы можно было вернуть все назад... - Что бы ты сделал? - Остался бы с тобой на сторожевом посту. - И поступил бы неверно, - назидательно произносишь ты, - впрочем, изменить прошлое ты все равно не можешь, только будущее. - Разве можно еще что-то изменить? - нервно дергая плечами, спрашиваю я. - Жаль, что я так и не научил тебя видеть сквозь внешнюю шелуху. Ты по-прежнему не замечаешь очевидное, - печально улыбаешься ты, твой голос отгоняет боль и тоску, влажный ветер за окном теребит кроны абрикосовых деревьев. - Нам не хватило времени. - У нас его будет еще много, - обещаешь ты, - не торопись, иначе вновь ошибешься. Срываюсь с подоконника, наконец, набравшись смелости. Ты встаешь навстречу, протягиваешь руку, рукопожатие выходит крепким, в твоих глазах нет ни боли, ни сожаления, лишь теплота и... одобрение. - Я буду ждать тебя в нашем доме, в Ориме... От тихих шагов в коридоре замираю - Лина. Что будет, если она войдет и увидит тебя? - Дан, - шепот сливается со скрипом двери. Приподнимаюсь с постели, опираясь на локоть, провожу ладонью по вспотевшему лбу. Померещилось! Сон! Но я проснулся почти здоровым, голова свежая, мысли спокойны и кристально чисты. - Ты прости меня, Дан, - Лина с опаской присела на краешек кровати, - я слишком много думала о работе и слишком мало о тебе. Ты расстроен, что корпус Логерфильда покидает Штормзвейг? Конечно, расстроен, ведь ты солдат, ты брат Стального Сокола. Если хочешь, давай поедем в Ориму, может быть, там тебе станет легче? Я молчу. Темные шелковые прядки волос покачиваются, Лина ежится, она привыкла к их вечной иссушающей жаре. - Я очень люблю тебя, Дан, даже больше, чем Штормзвейг. Мгновение подумав, протягиваю к ней руку. Лина хватается, как утопающий за соломинку, нежно целует в глаза, брови, как всегда перехватывая инициативу. Ей не нужно много времени, чтобы распалиться. Она хрипло дышит, крепко обвивая мое тело руками, ногами, губы оставляют на коже горячие, как клеймо, поцелуи. Потом, когда все заканчивается, обессилевшая, падает мне на грудь и забывается в глубоком сне человека, выполнившего свой долг. Отвожу прядку с ее умного, волевого лба; наверное, ей придется трудно, когда я уйду. Но наступило время исправить ошибку, совершенную мною. Голова работает четко и ясно, встаю, стараясь не разбудить Лину, одеваюсь. Странные звуки доносятся с улицы: дождь шумит в кронах деревьев. Свежесть разлилась по междумирью, наполнила его кислородом и свободой. Теперь дождь зарядил надолго, в Штормзвейге всегда так бывает. Бегом по лужам я добираюсь до памятного сторожевого поста. Боец без каски спит, по дежурке раскиданы пустые бутылки дешевого контрабандного портвейна с окраинных мирков. Отперев потайной ящик, достаю припрятанное обмундирование, облачаюсь в бронекостюм, в подсумок — гранаты, запасной рожок патронов, за спину – штурмовую винтовку. Так же бегом достигаю города — счет идет на минуты. Передо мной громада отеля «Грандкарина» - самое высокое здание междумирья, изящное, из металла и стекла. Настраиваю тепловой сканер, каску, цепляю датчики, винтовку в руки. Вперед! Портье не спит, начал в испуге сползать со стойки. Едва я схватил за ворот рукой в бронированной перчатке, тут же назвал номера посольства и Рагварна. Третий этаж налево. Разбив прикладом пульт охраны, бегом поднимаюсь наверх, там неясно мерцает коридорная лампа. Кто-то бежит по длинным лестницам, глупо было бы полагать, что меня не заметят. Светошумовуху - в узкий зев коридора. Первая дверь, вторая, вот и нужная. Выбиваю ногой. Это они: четверо нарьягов — алые фигурки на сканере. Защитное излучение вцепилось в ноги, если бы не костюм, судорога сломала бы мне кости. Автоматная очередь разорвала тишину, криков не слышно, аппаратура шлема настроена на улавливание имперской речи. Половина пуль расплавилась на лету. Бросок, под ногами горячие гильзы, нарьягов, ошеломленных скоростью нападения, остается только добить. Жаль, я не могу бросить их недобитыми в каменистой пустыне! Последний вцепляется мне в руку, на миллиметр не дотянувшуюся до горла. В сканере его глаза отливают ядовито-изумрудной зеленью. Разбиваю башку прикладом и отбрасываю обмякшее тело. - Рядовой Дан Райт. Широкая алая фигура - командор собственной персоной, вокруг него охрана с «зубрами». Я медленно отступаю к окну. - Брось оружие, предатель! - приказывает он. - Хоть пальцем шевельнешь, стреляем без предупреждения. - Стреляй, Рагварн, - отвечаю я, поднимая руки. Магазин автомата пуст, даже приклад погнулся - все равно меня ждет расстрел, днем раньше, днем позже. - Ты второй раз развязал войну! - гаркнул Рагварн. - Опозорил мундир имперских войск, опозорил память брата... Руки опускаются, сердце рвется из груди, дождь колотит по подоконникам, как в старом доме, в Ориме... - Я исправляю свою ошибку. Резкий рывок с пояса - граната полетела в толпу, «Зубры» выплюнули короткие злые очереди. Бросаю непослушное тело в высокое окно. Две пули рикошетом достали меня: одна — в плечо, другая попала в сканер. Звон, взрыв. Группируюсь в полете. Хорошо, что под окнами «Грандкарина» растут роскошные кусты акации. Боль в лодыжке — кажется, растянул связку, - боль в плече. Спасительная боль! Жив! Дождь хлещет по плечам, смывая кровь и пот, я избавляюсь от «слепого сканера» и снова бегу. Тяжелыми шагами преодолеваю последние метры до сторожевого поста. Вот и все. Рагварн мертв, а Логерфильд не успокоится, пока не оставит от Нарголлы камня на камне, полковник — человек редкого упорства. Союзу диких шаманов и современных технологий не дано сложиться, как бы к этому ни стремились штормзвейгцы, слишком опасна и непредсказуема подобная коалиция. Я же положу все силы, чтобы уничтожить корни чуждых, темных сил нарьягов. Тебе придется еще подождать, Корд. Там, в чаще, узкий, почти незаметный портал. Без колебания я шагаю в его темную жадную глотку, дождь затихает где-то вдали вместе с родным голосом: - Не торопись, Дан...